- KURT RODERICK TÄGTGREN (BLACK) -
[курт родерик тэгтгрен (блэк)]

andy biersack

выскакивающая табличка: «вы подкармливаете своего внутреннего демона»

___________________________________________________________
[indent] Связи:
Картер Блэк — отец, военный, погиб на службе (хотелось бы сказать, что героически, но нет);
Рут Блэк — матушка, хирург в отделении общей хирургии, скончалась от рака желудка на последней стадии по официальной версии событий (хотелось бы сказать, что так оно и было на самом деле, но нет);
Расмус Тэгтгрен  — приемный отец, наставник, вот это вот всё (сиротка, возьми конфетку  — но я не сиротка, вон моя мама стоит.  — авада кедавра. сиротка, возьми конфетку);
Данталион  — демон, сидит в голове и молчит в тряпочку.
Потенциально возможные сводные братья-сестры, ибо мало ли где биологический батюшка в молодости гулял, с кем и как.

Биография:
[indent] Знакомьтесь,
(Джо)
Курт Блэк — пытается самоубиться since 2001, правда все как-то неудачно.

[indent] В первый раз пытается, когда в десять лезет вместе с пятерыми своими приятелями в заброшенное и ветхое четырехэтажное здание, бывшее когда-то жилым. Говорят, его построили еще 1715 какие-то зажиточные торгаши, а во времена Второй Мировой там вроде как базировался госпиталь для раненых, легенда гласит, будто бы в том госпитале велись еще и какие-то мутные исследования, дьявольщина всякая творилась, а когда госпиталь прикрыли и война закончилось, здание так и осталось стоять. Дурная у него слава была, никто покупать не хотел этакие хоромы, даже по минимальной стоимости. Периодически там находили дохлых бомжей или наркоманов, но не настолько часто, чтобы это могло привлечь общественное внимание. А детям, видите ли, просто было интересно «а что, если...». Они условились провести там целую ночь, кто сбежит до наступления рассвета тот пугливая общипанная курица, ну вы же знаете, как оно бывает.

[indent] Курт туда идет, потому что ему любопытно, и еще потому, что его некому остановить. У матери ночное дежурство, умирающие и не умирающие пациенты, куча документации, которую надо заполнить. Няню ему удается убедить в том, что окно в его комнате не открывается, и она спокойно засыпает на диване, не ведая, что малец уже вылез через то самое окно, спустился по дереву и свалил в дальние дали. Отец уже четвертый год как кормит своим телом трупных червей в трех метрах под землей, накрытый флагом.
(— картер? а где картер кто-нибудь знает?
— да твою же ж блять налево?! вы это видите?! видите?! картер, блядь, вылезай из танка!
— ТОРМОЗИ, СУКА!
— а разве в той стороне не озеро...?)
(БУЛЬК)

[indent] Когда они слышат какие-то странные звуки этажом выше, никто еще не паникует. Здание старое, ветхое, тут все скрипит, шуршит и отваливается. Чисто теоретически, с большей вероятностью им на головы упадет какая-нибудь отсыревшая балка, чем они встретят тут вурдалака или еще какую хтонь, но вероятности — это такая веселая лотерея. Когда на них лезет нечто, в слепую панику не впадает только Курт, он быстро соображает, что надо зашкериться в месте поукромнее и ждать, а не бегать как в жопу ужаленный, крича, и тем самым привлекая к себе внимание твари, как решили сделать остальные.

[indent] Курт слышит мерзкий хруст костей, слышит как отвратно булькает кровь в чьем-то горле, чует запах блевотины — видать кого-то все-таки вырвало — и еще крики, да, крики, от которых все внутри холодеет. Но он не лезет никого спасать, потому что он не герой и ему всего только десять недавно исполнилось. Он не пытается звать на помощь — кто его тут услышит, мерзкое отродье, сожравшее его приятелей? Курт сидит тихо, пытаясь стать как можно более незаметным, слиться с окружающей обстановкой, растворится в воздухе на худой конец. Курт слышит громкий незнакомый мужской голос, а потом и видит незнакомого мужика. Тот смотрит на Курта очень задумчиво, пока Курт, в свою очередь, тоже смотрит на незнакомца во все глаза.
(— мальчик, ты пойдешь со мной.)

[indent] Сначала ему очень хочется домой и к маме, но подкоп негде рыть, окна, чтобы покричать в него, не предусмотрено, а дверь всегда на замке и выломать её у десятилетки шансов примерно никаких. Ныть надоедает уже где-то через неделю, и чтобы чем-то себя занять Курт берется за книжки, которые ему настойчиво предлагает дядя-похититель.
(от части потому, что книжки в необычных переплетах манят живое детское воображение, обещая страшные тайны вселенной и увлекательные истории, от части потому, что Курт еще надеется, что если он будет делать как дядя говорит, его однажды выпустят)

[indent] Книжки увлекают его не на шутку. Пытливый детский ум разгоняется до небывалой скорости, Курт сидит над книжками часами, иной раз забывая пожрать, листает страницы, делает закладки, пытается разобраться в хитросплетении узоров и линий. Вопросы начинает задавать не про «где мама?», а про «а вот это вот так, потому что это вот так? да?», дяде, кажется, нравится когда он задает вопросы, и со временем Курт перестает бояться спрашивать вообще. Вопросы, предположения и теории сыпятся из него как из рога изобилия, а дядя-похититель поддерживает беседу, на все отвечает и никогда не бесится с этого, в отличие от матери, у которой на вопросы сынишки никогда не доставало или времени, или сил, поэтому она отделывалась коротким «давай не сейчас».

[indent] Со временем мысль «как бы сбежать домой к маме» медленно, но верно начинает исчезать из головы, постепенно выцветать, как старая фотография в условиях высоких температур, а вместо неё поселяется друга мысль «все могло быть и хуже, намного хуже». Его не пиздят ногами до кровавых соплей, не держат на цепи, регулярно кормят и даже дают поиграть в плейстэйшн, а еще не гонят спать ровно в девять, и поощряют за любознательность. Разве только не обнимают, не читают сказку на ночь и не целуют в лоб.
(— мальчик, вот тебе молоко с печеньем.
— меня зовут курт.
— мальчик, спокойной ночи.)

[indent] А потом Курт пытается самоубиться во второй раз за один год. Не специально, честное слово, просто ему кажется, что за шкафом вверху есть вентиляционное отверстие, в которое он теоретически может влезть, а оно же куда-то ведет, может даже, наружу, а там уже до ближайшего соседа, спасите-помогите, и он дома. План побега из Шоушенка идет не так прям с самого начала, в процессе попытки залезть на шкаф, оной не выдерживает и падает на Курта. Пацан проваливается в темноту, а приходит в себя уже на кровати с адской головной болью, расфокусированным зрением и желанием разреветься во весь голос, потому что ну что за несправедливость. Над ним, склонившись, хлопочет дядя-похититель с крайне обеспокоенным лицом — второе Курт узнает, когда картинку перед глазами все-таки удается сфокусировать.
(— курт, еще раз туда полезешь, я тебе обе ноги переломаю.)

[indent] Дядю-похитителя зовут Расмус, и он ниче такой. За год он из дяди-похитителя сначала превращается в Расмуса, потом в папу, потом в «пап».
(— пап, а когда у меня появятся суперспособности, я буду как бэтмен?
— не мели ерунды.)
Курт может поклясться, что помнит что-то про развод родителей, точнее развод мамы и Расмуса, какие-то ссоры-крики предшествующие, и как Расмус с чемоданом сваливал за дверь под аккомпанемент плача Рут. Сознание услужливо и радостно создает фальшивые воспоминания, подпитывающие иллюзию того, что Расмус взаправду его отец, просто матушка лишила его родительских прав, вот и пришлось ребенка спиздить, потому что по закону не вышло, бывает. Ближе к концу года Курт даже приходит к выводу, что «с папой ему лучше», и вообще-совсем перестает спрашивать приедет ли мама когда-нибудь.

[indent] Год спустя Курт идет в школу. Говорит: «болел», говорит: «был на домашнем обучении», и исправно откликается на фамилию Тэгтгрен. Быстро находит себе новых приятелей, очаровывает учителей энтузиазмом и тягой к знаниям. Когда он рассказывает приятелям, что папа разрешает не ложиться в девять, ему все страшно завидуют. Ему и в голову не приходит просить кого-то о помощи, кричать «спасите, меня похитили» или спрашивать «а вы не слышали про Рут Блэк». Про Рут он вообще спрашивает только один раз, в четырнадцать и у Расмуса, спрашивает почему они не общаются с матушкой. Расмус делает скорбные глаза, говорит: «не хотел тебя расстраивать, но...» и поясняет, что мать умерла от рака. Курт кивает. В его голове все логично укладывается, ведь точно, у матушки никогда не было на него времени, она всегда была сильно уставшей, кажется, он даже помнит её бледной и осунувшейся, лежащей в кровати как на смертном одре. Теперь всему этому есть объяснение — Рут была больна раком, рак никого не щадит.
(на самом деле Рут просто много работала, врач — профессия нервная, и никакого рака у нее не было)

[indent] В период с шестнадцати до восемнадцати Курт почти забывает, как выглядит папка, потому что видит преимущественно его руку, прикипевшую к лицу.
(— это что такое?
— татуировка.
— а это?
— а это, пап, называется пирсинг.
— да еб твою мать, курт!)
Но в сущности, Расмус ничего ему не запрещает, хоть и старчески ворчит на каждую новую татуху и каждый новый прокол, так что уже к восемнадцати чернил у Курта под кожей почти литр, забитая шея, грудь и почти добито пол рукава. Расмус оплачивает ему годовой художественный курс и покупает первую тату-машинку в качестве заранее оговоренного подарка на день рождения. А еще представляет его на суд Незримого Собрания в честь совершеннолетия, дает блеснуть обретенными знаниями и умениями, официально причислив к рядам демонологов Эдинбурга. По негласным правилам после этого надобно отпускать учеников на вольные хлеба, но Расмус не отпускает, потому что ему еще есть чему Курта научить. Они часто встречаются даже после того, как Курт переезжает в собственную квартиру, на которую едва хватает его честно заработанных денег, но проявить самостоятельность уж очень чешется.

[indent] Они много путешествуют вместе. Другие страны для Курта — целый новый мир. Особенно те, где демонологи стоят у власти и живут открыто, ничего и никого не боясь. Курт смотрит и запоминает, а потом незамедлительно, совсем как в детстве, начинает донимать вопросами. Почему они тут шикуют пока мы живем как крысы в своем Эдинбурге, боясь каждого шороха и ночного инквизитора, зашедшего на чашечку а-не-хотите-ли-на-костер? Почему они смогли, а мы не можем? Да чем же мы хуже? И разве это так сложно, у нас же есть демоны, все силы чертовой преисподни — наши, так какого ж хуя, скажи мне на милость, а пап? У Расмуса находятся аргументы на каждое «почему», а у Курта все новые «почему». Когда становится ясно, что дальнейший диалог смысла не имеет, они перестают поднимать эту тему. Каждый остается при своем. Мысль крошечным зернышком падает в благодатную почву юного ума.

[indent] Первые ростки она дает, когда Курт находит потрепанную тетрадь с очень любопытными заметками. Расмус очень старательно съезжает с темы и заканчивает диалог авторитетным
(— и думать, блять, забудь, это же чистой воды самоубийство! это невозможно, ясно? не-воз-мож-но!)
Курт не признает существования невозможного, не после всего того, что он видел в своей жизни. То, что никому раньше еще такого не удавалось не значит, что что-то невозможно, хуйня все это, отмазка для трусов. Курт спит и бодрствует с этой мыслью, крутит её так и этак. У него есть собственный демон, благодаря которому к двадцати пяти у Курта уже собственный прибыльный тату-салон функционирует через дорогу от его квартиры, а сам он туда заходит только за десять тысяч зеленых и это за четыре часа чистой работы, и самое классное, что находятся желающие ему платить. Но ему хочется большего. Намного большего.
(есть подозрения, что ему в принципе никогда не будет достаточно)

[indent] Окончательно он убеждается в том, что пора что-то менять, когда его ручная тварь радостно пытается отгрызть ему голову. Хуй знает какую лазейку эта хтонь и в чем нашла, но факт — оно попыталось своего собственного хозяина угрохать. Демона удается выпнуть обратно в дом родной до того как, на прощанье у Курта остается брутальный шрам на боку и лютое бешенство, потому что два вопроса: как и нахуя. Второго демона он не вызывает года этак два, потому что это слишком энергозатратно спать в пол глаза и все время ждать ножа в спину. Сомнительное это счастье. Другое дело, будь у него самого демоническая силища. Другое дело если бы не надо было формулировать — достаточно просто пожелать.

[indent] Ранней осенью две тысячи девятнадцатого он решает попытаться провернуть то, что никому до него не удавалось раньше. Берет себе в помощники еще одного демонолога — это, конечно, риск, но лучше иметь кого-то еще не подхвате на случай, если все пойдет не так. Они призывают демона в тело Курта в ангаре, снятом на неделю за наличные через третье подставное лицо.
(— до ближайшего соседа километров десять, никто не услышит...твоих криков нас.)
Призыв проходит успешно и следующие три дня Курта ломает и выворачивает как при героиновой ломке, а еще трясет как во время эпилептического припадка. Приходится его связать, чтобы ненароком наизнанку не вывернулся. Тварь им норовистая попалась, но на утро четвертого дня Курт мерзко ухмыляется в лицо своему подельнику.
(— у меня получилось. Я победил.)

[indent] Следующие пару месяцев он осваивается. Экспериментирует с новообретенными способностями и способами хоть ненадолго унять боль во всем теле, которую тварь так любезно оставила ему в подарок. Курт уверен, что вопрос с болью можно как-то решить, что есть способ. Курт думает, что нет ничего невозможного, и с этим что-то придумает. Потом он идет к Расмусу — похвастаться, но увы, отец не оценивает рабочего энтузиазма, смотрит на него со страхом и посылает нахрен. И это вместо «я горжусь тобой, сынок!», вместо «какой ты, курт, молодец!». У Курта во рту кислый привкус обиды, он совсем на другую реакцию рассчитывал.

[indent] За одобрением и восхищением он обращается к Незримому Собранию, и там встречает то и другое с лихвой. Некоторые смотрят на него как на нового мессию, это чешет эго и очень льстит. Его мысли, чувства и желания находят отклик в некоторых собратьях, и сначала это воодушевляет, очень.

[indent] Потом Курт обнаруживает, что ему надо контролировать не одного демона, а кучку не в меру деятельных коллег, которым ну никак не сидится на жопе ровно. Они жаждут действий, экшна, драйва, да поскорее, но пока Расмус — их Верховный, этому не бывать, все понимают.

[indent] В воздухе робко начинает витать идея о «новом Верховном». Курт делает вид, что не слышит ничего такого. Ему отчаянно не хочется воевать с отцом, но есть вероятность, что придется, хочет он этого или нет. Как говорится: «назвался груздем, полезай в кузов».

Напряжение нарастает.
Курт старательно прикидывается
(ветошью)
послушным сыном.
Пока что.

[indent] Что-то пошло не так: да что вы говорите?

___________________________________________________________

Предпочтения в игре: 3 лицо, 2-5к (иногда больше, но очень редко), без птицы-тройки, плес, но с лишними пробелами между абзацами, от двух постов в день до поста в неделю, не быстрый, но совестливый, квесты себе-другим сам могу организовать, но гейм-мастер трош за все места коли будет на то твоя воля, в спидпост когда-то мог, сейчас уже сомневаюсь, что потяну.
Судьба персонажа: подарить администрации и пущай делает, что хочет, но вообще не дождетесь, от меня так просто не избавится. (здесь должно быть мерзкое хихиканье)