Всю жизнь Феликс придерживается позиции - чем проще, тем лучше.
А потом встречает Левандовски.

В этом человеке сложным оказалось всё: начиная с имени и еблища и заканчивая характером. Если бы кто-то спросил Феликса как они сошлись, то он бы просто пожал плечами и флегматично ответил «а хер его знает». Это действительно было загадкой. Потому что субординация, потому что разные социальные слои (а на лифте Кинкейда уже десять лет как висит бумажка о том, что тот сломан и восстановлению не подлежит), потому что у них не было вообще ни одной точки пересечения, кроме лофта, отделкой которого с недавних пор занимается контора Висконти.

Но Феликс предпочитает особо не заморачиваться: сошлись и сошлись. Пускай всего один раз, но зато с заделом на будущее в виде приглашения к себе, которое Кинкейд промариновал неделю только из-за особых обстоятельств. Внезапный арест старшего Висконти и разборки с младшим не оставили времени на занятие своей личной жизнью, но, как только всё более или менее улеглось, Феликс сразу же схватил телефон, чтобы позвонить...

По номеру, которого у него не было.

Странно, что дома не нашелся томик Байрона с зашифрованным на страницах ребусом. Никого томика, разумеется, у Левандовски с собой не было. Была электронная книга, которую Феликс приметил в портфеле, когда они в спешке искали презервативы. Абсолютно бессмысленный и бесполезный факт отпечатался в памяти ярче, чем сам секс. Ну, вроде было хорошо, раз захотелось (и предложили) повторить. Он не помнил и того, как именно Левандовски понравилось, но зато успел отметить, что тот носит с собой не айфон, как это принято у местных niño pijo, а пижонский блэкберри.

Наверное, это было важно.
В свете последних событий приходилось хвататься за каждую деталь, лишь бы не забывать.

Несмотря на странные обстоятельства их знакомства, и тот, факт, что между ними было что-то, но что конкретно он вспомнить не получалось, Феликс не стал изменять своим правилам: не парился по этому поводу вообще. Прихватил по дороге кофе («мне нравится крепкий и без сахара»), расчесал пальцами растрепавшиеся волосы, бросив беглый взгляд в боковое зеркало припаркованного у здания автомобиля.

План на сегодняшний день: забить на происходящую херню и просто найти потрахаться.

Левандовски невозможно было не заметить. Он притягивал к себе взгляд, находясь и в толпе, и в абсолютно пустой комнате. Высокий - выше Феликса на какие-то сраные несколько сантиметров - нескладной, но с плавными движениями, резким росчерком профиля, абсолютно беззвучными шагами и тихим голосом. Феликс разглядывает его беззастенчиво, пытаясь вспомнить хоть что-то. Например, какое у него лицо, когда он кончает. Надрывается ли голос? Может он закусывает нижнюю губу? Или выгибается так, что сразу хочется приласкать спину ладонью?

Увлекшись, не сразу замечает, что привлек его внимание. Подмигивает - я помню про наш секрет - и, дождавшись, когда Левандовски остается один, подходит сам.

- Привет. Кофе, - протягивает стаканчик, не собираясь долго ходить вокруг да около. - Сегодня к тебе или ко мне?

Оказавшись к Левандовски лицом к лицу, первое, что Феликс отмечает - это его одеколон. Тяжелый, стойкий, скорее всего с непроизносимым названием и баснословным ценником. Странно, что запах не остался на подушке. Странно, что вообще весь дом не пропах им насквозь.

Несколько напрягается с начала разговора и даже бросает взгляд за плечо, ожидая увидеть там постороннего. Нет, никого.

Вообще, Феликс всегда считал секс достаточным основанием для перехода на «ты». Левандовски считал иначе. Что ж. Людям нравятся разные извращения - порка, даббинг, асфиксия, петплей. Этому нравится вести себя, как кисейная барышня, и Феликс не собирается осуждать Левандовски за это. Он вообще очень толерантный к чужим кинкам парень.

- Здесь? - переспрашивает Феликс недоверчиво. Приподнимает брови, бросает красноречивый взгляд сначала на мужчину, а после - на стоящий в углу диван. Не ждал - конечно же ждал, презервативы в заднем кармане джинсов сдают намерения с потрохами - что Левандовски окажется настолько нетерпеливым. Он, если честно, вообще не создавал впечатления слишком эмоционального и порывистого человека.

Но как же они тогда...
Ай, нахер.

- Уверен? - Феликс кивает в сторону стены, из-за которой доносится дробящий виски долбеж. - Будет мешать.

Всё немного выбивалось из построенного в голове плана, но Феликс любил импровизировать. Так было даже веселее. Главное, чтобы партнёра Висконти не понесло на объект обсуждать сметы, хуеты и прочие бумажки, которые вызывали у Феликса мигрень и приступ неконтролируемой зевоты. Сейчас он собирался всецело завладеть вниманием этого человека.

- Не нужно, не будем тянуть, - Феликс улыбается чуть развязнее, ощупывая взглядом чужие плечи, спину и скользя всё ниже. Удивительное дело, но обычно его не волновал чужой стиль одежды. Но с Левандовски всё было по-другому: ему потрясающе шла эта строгость линий простой белой рубашки. Может быть, у него всё же есть кинк на парней в костюмах? Чёрт его знает.

Получив приглашение, Феликс тянет время лишь для того, чтобы запомнить - в этот раз точно - всё в мельчайших деталях. Левандовски не услышал (или проигнорировал его слова) и повернулся к кухонной тумбе, загремев чашками. Приходится сморгнуть наваждение и сосредоточиться на собственных желаниях.

Обёртку, пусть и красивую, страшно хотелось снять.

- Не нужно, - повторяет он, подобравшись совсем близко. Видит, как вздрагивает мужчина, и ухмыляется уголком губ. Не только тебе быть сегодня внезапным, Левандовски. - Сам же сказал: зачем откладывать?

И когда тот оборачивается, резко подхватывает под бедра, рывком усаживая на столешницу.
Улыбается ещё шире, пока ладони медленно скользят по коленям вверх - к ремню.

Насилие, облаченное в горизонтальную плоскость, не было для него в новинку. Феликс позволял некоторым постоянным партнёрам себя придушивать, другим - связывать. Позволял давать пощёчины и играться со своим складным ножом, а укусы и синяки и вовсе входили в стартовый пакет. Он мог сделать всё это сам в ответ. Даб-кон, игры на грани фола - с заламыванием рук, вдавливанием лица в пол. Да и в избранном на порнохабе нет-нет, но попадались видео, где «нет, пожалуйста» превращалось в «о да».

Феликс не удивился, если бы узнал, что Левандовски нравится порка. Или переодевания. Или всё сразу. Не удивился, если бы тот решил навалиться сам. Хотя последнее, конечно, было спорным, но всё же допустимым.

Феликс ждал чего угодно, но только не перцового баллончика.

Горло мгновенно сводит спазмом. Феликс отшатывается и заходится сифилитическим кашлем, пытаясь не размазывать по лицу слёзы вперемешку с соплями. Глаза горят огнём, он инстинктивно трёт их руками, как маленький ребёнок, зная, что делает только хуже, но какие тут, блядь, элементарные знания против эффекта неожиданности. Горят не только глаза, но и всё лицо. Кажется, прошла всего пара секунд с того момента, как Левандовски нажал на клапан, но по ощущениям он успел распылить всё содержимое.

Это пиздец, - думает Феликс, отнимая руки от лица и пытаясь прокашляться. Искать раковину вслепую бесполезно. Он даже не помнит, проведены ли на недоделанную кухню все необходимые коммуникации.

Пиздецпиздецпиздец, - как мантра, обращённая вникуда. Кашель стихает, но возвращается сразу же, стоит ему вдохнуть. Слышит, как распахиваются окна, но не открывает глаз. Глоток свежего воздуха помогает, правда, ненадолго. Голос, повторяющий в голове одно и то же слово, звучит обиженно. Как только первый ступор проходит, Феликс встаёт в оборону.

- Ты, - очередной спазм заставляет прерваться и снова закашляться. - Тычеблядьохуел?

Вопрос на миллион с очевидным ответом.
Да, Левандовски охуел.

Поднимает красные воспалённые глаза, находит взглядом телефон. Не бросается - хотя очень хочет - вперёд только потому, что случайные свидетели могут понять его неправильно и действительно звякнуть копам. Простая цепочка «проблемы на объекте - полиция - проблемы у Висконти» отложилась на подкорке ещё с незапамятных времён - до того, как оранжевый стал хитом его сезона на целых два года.

- Мог бы просто сказать нет! - вдох, кашель, новый вдох. Феликс не понимает, почему должен это пояснять, но всё равно поясняет, потому что слово «полиция» действует на него, как звоночек на собаку Павлова. - Ты... ты сам предложил перепихнуться снова, но только после встречи с покупателями. Уэст-Порт. Трёх... трёхкомнатная, - кашель слабеет, но дышать ещё тяжело. - Я не позвонил, потому что ты не оставил номера.

Встряхивается, понимая, что говорит в пустоту.

- Какого хера, cachorro? - звучит почти как обиженный ребёнок - тихо и сипло. - Я не дебил, я понимаю, когда мне отказывают. Зачем сразу баллончик?

Очень хотелось положить хер на происходящее. Левандовски повёл себя как последняя сука, а Феликсу ещё и пришлось объясняться вместо того, чтобы произвести корректировку его внешности подручными средствами. Проще говоря, он не отказался бы сломать Левандовски нос в ответ на эту выходку, но по итогу лил сопли и объяснял прописные истины.

Раздражённо фыркнув, Феликс утёрся рукавом толстовки, и хотел было сплюнуть на пол, но в последний момент передумал – не из уважения к тонкой душевной организации Левандовски, а потому что второго захода с перцовым баллончиком его слизистая точно не выдержала бы. Проигнорировал и истеричное восклицание, и вопрос. Он уже сказал достаточно для того, чтобы сделать правильные выводы.

- В жопу себе засунь её, - лающе огрызается, выхватывая протянутую бутылку. – Как раз сейчас свободно пройти должна.

Феликс склоняется над раковиной и неуклюже выливает в ладонь молоко, растирая по лицу. Расплескивает половину, не обращая никакого внимания на промокшую одежду и прилипшие ко лбу волосы. И на запах. Как же, блядь, он ненавидел запах застоявшегося молока. Через час провоняет не только одежда, кожа, но и вообще всё. Не открывая глаз пытается нащупать тряпку, но ничего похожего под рукой не оказывается. Когда Феликс уже решает пожертвовать толстовкой, Левандовски суёт ему какую-то тряпку. Кинкейд дурашливо кланяется в благодарность, но не спешит вытираться, делая это как можно медленнее и тщательнее.

Просто, чтобы его побесить.

- Чувак, - Феликс отбрасывает в сторону и полотенце, и попытки придерживаться пиетета. Да и какой тут пиетет, когда после предложения поебаться тебе в лицо из перцовки пшикают. – Я даже готов подыграть тебе, честное слово. Видишь, - широко разводит руки, демонстрируя ему готовность к сотрудничеству. – Вообще не держу зла за баллончик.

Он всё больше и больше начинает сомневаться в адекватности стоящего перед ним человека, но, так или иначе, против фактов не попрешь. Каким-то мистическим образом они оказались в одной постели, а потом Левандовски, видимо, вспомнил, что он всё же не хуй с горы, а лендлорд. И лендлордам не пристало якшаться со своими наемными рабочими.

Кто-то бросает своих парней по телефону, но этот, сука, эволюционировал дальше всех.

- Раз уж ты настаиваешь, - трактует его непроницаемый взгляд по-своему, шумно вздыхает и снова заходится кашлем – толстовка насквозь пропиталась перцовкой, придётся выбрасывать. – Неделю назад. Неделю назад мы договорились перепихнуться снова, - с удовольствием выделяет это «перепихнуться», видя, как смешно кривится Левандовски. Одёргивает промокшие из-за молока рукава и брезгливо морщится. – После того, как перепихнулись в первый раз. В восемь двадцать, если не ошибаюсь. Ты ещё спешил на встречу с каким-то, - прищёлкивает пальцами, пытаясь вспомнить имя. – Броди. Обжёг язык и сказал, что теперь я точно буду отсасывать себе сам.

Феликс и сам не понимает, почему продолжает оправдываться. Наверное, из-за того, что Левандовски сейчас выглядит пиздец каким потерянным. Не исключено, что у него просто-напросто имеются какие-то проблемы с башней. И тогда это многое объясняет.

- Послушай, - говорит куда мягче, поддавшись желанию утешить. – Давай забудем. Не получилось, и хер с ним. Жизнь на этом не заканчивается.

Феликс ощущал себя, как говно в проруби, - его мотало из стороны в сторону.

Не самое поэтичное сравнение, но другие сейчас и не лезли в голову. Левандовски больше не хотелось врезать. Он вдруг напомнил Феликсу напуганного брошенного в очереди ребёнка, который нескоро ещё познает истину о том, что стоящего позади можно просто пропустить перед собой. Они одногодки (кажется?), но Кинкейду всё равно страшно хотелось погладить его по голове.

С другой же стороны Феликсу крайне непонятен был устроенный им цирк. Перенервничал? Серьёзно, сука? Перенервничал - перцовый баллончик в ебало, испугался - нож под рёбра. Так что ли? При всей своей притупленной эмпатии и эмоциональной нестабильности, ему казалось, что за тысячу лет не придумали лучшего способа ведения диалога, чем словами через рот.

Когда Левандовски подошёл вплотную, Феликсу пришлось приказать себе не отшатываться в сторону. Всё происходящее сильнее и сильнее напоминало дешевый сюр. Худи - как белый флаг - перекочевывает в чужие руки, а полуголый и растерянный Феликс остаётся наблюдать за тем, как Левандовски закидывает одежду в стиральную машину. Нет, это, блядь, совсем-совсем ненормально, - говорит ему внутренний голос.

- Послушай, - начинает он всё с той же мягкостью, но понимает, что слушать его не собираются. Поджимает губы и скрещивает руки на груди, перехватывая взгляд Левандовски. Молчит некоторое время, переваривая очередную порцию откровенно тупых вопросов. Ощущение такое, будто ему пытаются подыграть. Отвлечь, заболтать и тихой сапой вызывать карету красного креста. Или кто там должен приехать за буйнопомешанными.

Феликс, впрочем, даже солидарен с ним в этом желании.
И подыгрывает «подыгрывающему».

- Тебе описать в подробностях? - интересуется он насмешливо и по-хозяйски хватает чашку, чтобы налить себе воды из-под крана. Горло дерёт, Феликс осушает налитое разом. - Зачем слушать пересказы, если можно просто повторить?

Не спеша повторять прошлые ошибки, Кинкейд не двигается с места. Ловит себя на мысли, что получает удовольствие, видя растерянность на холёном лице. Почему бы и не добить, раз уж начал.

- Тем более, что я, - продолжает невозмутимо, возвращая посуду на законное место. Опирается ладонями о столешницу и откровенно рисуется. - Уже наполовину раздет.

Он скользит по Левандовски - на тебе слишком много одежды - взглядом. Снизу вверх. Останавливается на лице, по-птичьи склоняет голову на бок и ухмыляется. В эту игру, mi alma, могут играть двое.

Но ему - а жаль - не успевают ответить. За коротким стуком, не дождавшись приглашения, сразу распахивается дверь. Феликс не вздрагивает, но хмурится. Сука, кто тут такой тактичный и кому Висконти давно не вставлял пиздов.

- Сэр, у нас форсмажор!

Питер - главный на сегодняшней смене - осекается, удивлённо уставившись сначала на него, потом на хозяина лофта. Феликс едва заметно качает головой: если ты пизданешь хоть кому-нибудь, то я отделаю тебя, как эти ебучие стены, а потом добьюсь увольнения. Или наоборот. Я ещё не решил.

- Что случилось? - Феликс отмирает первым и выходит вперёд, поравнявшись с Левандовски. - Если снова проблемы с плиткой, то это может подождать.

- Нет, нет, сэр... Тут другое. И Вам лучше взглянуть самому.

Феликс поджимает губы и поворачивается к стоящему рядом, вопросительно вскидывая брови.
Ты хозяин, тебе и решать.

Форсмажором оказался мёртвый ёж.

Первым порывом Феликса было объяснить Питеру в красках, что он уже давно большой мальчик и должен справляться с подобными проблемами самостоятельно, а не привлекать к этому координатора или - боже упаси - хозяина объекта. Он уже даже было открыл рот, чтобы отчитать нарушителя их милого диалога, но буквально кожей почувствовал, как рядом с ним напрягся Левандовски. Бросив на него обеспокоенный взгляд, Феликс пригляделся повнимательнее.

То, что он принял за кривую строительную разметку, начало складываться во вполне понятный символ. Полустертый местами, но всё ещё читаемый. И когда до Феликса, наконец, дошло, по спине побежал холодок. Вся эта сверхъестественная дрянь, которая вроде как существовала, но была у правительства под контролем, никогда не оказывалась к нему так близко. Салемские ведьмы были лишь порождением массовой истерии, вендиго - плодом воображения, подкрепленным старыми легендами. Вот и демоны, призывы, ритуалы и прочая кровавая чепуха была для него не более реальной, чем детские страшилки.

Шутка могла бы разрядить обстановку, но Феликс благоразумно промолчал, вместо того, чтобы сказать: хэй, Левандовски, чернокнижием балуешься? Тогда между нами всё кончено.

Скорее всего, он производил впечатление болтливого и недалёкого человека. И если со вторым люди часто оказывались правы, то вот в первом - заблуждались. Трепать языком перед кучкой ребят, которые в перерывах только и делали, что пиздели и обсасывали абсолютно всё, что попадалось в поле зрения, было как минимум неосмотрительно.

Феликс цепко следил взглядом за Левандовски. Всё внимание снова неконтролируемо сфокусировалось на нём. Слишком растерян, слишком напуган. Воспитанный мальчик, не видавший в жизни настоящей чернухи? Вполне вероятно. Странно, что не позеленел и не побежал блевать. Но оно и к лучшему - десять баллов в копилку, cachorro.

- Если кто-то решил, что это отличная шутка, - ледяным тоном отчеканил Феликс, радуясь, что успел хотя бы застегнуть куртку. Отчитывать собравшихся на смену, светя голым торсом, было бы совершенно непедагогично. - И я узнаю (а я узнаю) кто это был, он будет уволен. Если кто-то, - взгляд останавливается на конкретном человеке. Иногда Кинкейд был даже рад, что производит на окружающих впечатление отбитого на всю голову сидельца. С некоторыми так было легче вести дела. - Проспал всю ночную смену вместо того, чтобы обходить объект и следить за мониторами, он будет уволен. Мистер Левандовски...

Он жестом предложил подойти поближе. На остальных не смотрел, но те и без того прекрасно знали, что позже получат свою порцию ушата с говном. И лучше уж это будет Кинкейд, чем Висконти. Последний в порыве злости вообще в выражениях не стеснялся, тем более, если на горизонте маячила угроза потери лакомого контракта.

Оккультисты, блядь, херовы.
Лучше бы вы травкой на объекте баловались.

- В коридорах стоят камеры, - продолжил Феликс, решив не акцентировать внимание на то, что работали не все из них. - Одна из них направлена ровнехонько на эту дверь. Так что если кто-то заходил или выходил отсюда, мы сможем это увидеть. И я лично, при вас, избавлюсь от того, кто устроил это... безобразие.

Проблемы с несостоявшимся сексом ушли куда-то на задний план. Если он потеряет контракт с Левандовски, Висконти забетонирует его прямо в этих же стенах. Поэтому проблему надо было решать, и решать срочно.

Любыми способами.

Отредактировано Felix Kinkade (2020-04-10 08:44:05)