[indent] Как говорил Эйнштейн, привыкнуть можно ко всему, кроме человеческой тупости.
Или он не так говорил. Я хуй знает, не записывал, мне жена его больше нравилась.
Так вот.
Привыкнуть можно к чему угодно: к боли, от которой хочется лезть на стену, к осознанию того, что это, блядь, надолго, и даже к тому, что у меня есть сиськи.
(здоровские такие сиськи, если бы меня это хоть чуть-чуть интересовало)
Но не к тупости.
Человеческий долбоебизм потрясает мое воображение еще с тех мутных времен, которые принято маркировать до н. э.

[indent] А ведь я его предупреждал: слушай маму, Вася, кушай кашу, не перепутай.
А он мне только «я не Вася».
Ну и где мы теперь.

[indent] Вопрос так-то риторический: если кто и убрал васины мозги с ковра, то это точно был не я. И вряд ли Святая Инквизиция, которая ему эти самые мозги — они, оказывается, были! — на ковер и выпустила.
Милые, кстати, ребята.
— Вас там как, по физиогномическим, ммм, соображениям набирают?
Не отвечают. Обиделись.

[indent] Это все безумно вдохновляет, но только в первые две недели.
В серебряной клетке не повыебываешься с магией, поэтому, чтобы всем вокруг было также больно, как мне, я рассказываю отвратительные анекдоты.
Покомандовать легионами ада не дали, пришлось вырасти мастером психологических атак.
Кстати, вы там скоро? На дворе, если кто забыл, четырнадцатое февраля. Праздник, бля, любви. А я, вообще-то, женщина!
Опять не отвечают. Господи, да че ж вы все такие ранимые. Чуть что, сразу «не поминай всуе».
Могу поспорить, вы тут о всуе знать нихрена не знаете.

[indent] На священника я смотрю с явным скепсисом.
И вот все это время мы, значит, ждали, пока он там постится. Что-то по этой лоснящейся роже и не скажешь.
(он, часом, не православный?)
— Назови свое имя, демон!
— Ля, а, может, сразу перейдем к э номине Патри?
Не хочет.
Делай, говорит, все по процедуре, пока мы на ужин не опоздали.

Штош.
[icon]https://i.imgur.com/DIdi5hG.png[/icon][nick]Suhuy[/nick]

[indent] В две тысячи десятом Робин знакомится в баре с приличным на вид мужиком, они выпивают по паре коктейлей, ведут ничем не примечательную светскую беседу — дальше все, как в тумане. Её клонит в сон очень сильно — Робин думает, это усталость, экзамены, зачеты, работа — мужик любезно предлагает её подвезти, и она вырубается в машине на заднем сидении.

[indent] Просыпается хуй пойми где. Рядом три каких-то незнакомых мужика — один другого краше, пахнет почему-то церковью, волосы у нее почему-то влажные и липнут к шее, как будто её немного облили водой, а по ощущением она пару часов назад разгрузила вагон угля или два.

[indent] Простите, какого х...?!

[indent] Робин рассеянно моргает, переводя взгляд с бритого мужика пониже на анорексичного, что повыше. Потом на мужика в рясе священнослужителя с хомячиными щеками. И так еще несколько раз, пытаясь осознать, что вообще происходит, что она тут делает, куда делся тот знакомый из бара и не собираются ли её принести в жертву сатане.
(ребят, я не девственница, честное слово, отпустите а)

[indent] — Э-э-э-э-э-м, — многозначительно тянет Робин.
У неё очень много вопросов, целый вагон и еще маленькая тележка, но она никак не может сориентироваться, что спросить в первую очередь и вообще не опасно ли открывать рот в присутствии этих троих. У них, по крайней мере в руках, никаких ритуальных кинжалов с изогнутыми лезвиями не наблюдается, но это еще ничего не значит. И то, что они стоят как три истукана — тоже.
(они дышат вообще? они вампиры? зомби, которые еще не успели начать разлагаться? пока она спала случился апокалипсис?)
(ребята, я не вкусная, а еще у меня рак, вы отравитесь)

[indent] Робин опускает глаза и смотрит на свои руки. Руки как руки, такими она их и запомнила, разве что под ногтями какая-та непонятная грязь и маникюр не помешало бы сделать.
(странно, она же ходила на маник только вчера, кажется)
(а куда подевался лак?)
Она помнит, что буквально совсем недавно красила ногти в темно-серо-зеленый. И в баре у нее точно еще были цветные ногти, и когда она садилась в машину тоже были цветные ногти. По дороге её новый приятель решил их стереть? Странно, конечно, не каждый извращается по-своему.

[indent] Она опять смотрит на тощего, тот смотрит на неё в ответ и ей как-то становится немного не по себе. Сильно не по себе. Эти трое вообще на людей смутно похожи, рядом с ними как-то тяжело ощущать спокойствие и комфорт. Робин все ждет, что ей кто-нибудь что-нибудь объяснит, но никто почему-то не спешит сказать хоть слово.
(немые все что ли?)

[indent] Чем дольше длиться немая сцена, тем чаще Робин дышит, иногда бестолково открывая и закрывая рот. Дышать становится все труднее, воздух с кислородом объявляют ей бойкот, а может революцию против неё начинают её же собственные легкие. Робин слышала о таком, но лично на себе никогда не испытывала еще панических атак за все свои двадцать шесть лет. Она задыхается.
(мама, забери меня от сюда, мамочка)

[indent] — По...по...помо... — выговорить слово целиком так и не получается.
Ребята, алло, не стойте столбами, девушке тут, между прочим, плохо!

Полностью я выдыхаю, когда раздается душераздирающий крик - по крайней мере, подобная реакция лучше, чем никакая. От напряжения, которым были скованы мышцы все это время, плечи начинают неприятно ныть; следом тут же покрываются мурашками, я же осторожно вдыхаю обратно. Подобные процессы каждый раз слишком сильно действуют на нервы, пусть виду никто не подает.

(- ты не бойся, это не так страшно.
- но.. я.. не.. ???)

Истров, кстати, тоже на моих глазах бледнел, когда решался момент истины - этим я обозначаю те секунды, когда определяется состояние уже пустого сосуда. Валентина я вспоминаю вполне себе кстати: его разговорчивость и, пусть умеренная, но вспыльчивость находили отклика у очнувшихся жертв больше, чем наши каменные лица - боюсь, если кто-то из нас улыбнется сейчас этой девушке, демон может вернуться обратно уже по её воле.
И даже знаний в демонологии не потребуется.

Когда Линхарт смотрит на меня, я дергаю подбородком и киваю: да, я тоже нервничаю. После этого подхожу ближе, со стороны наблюдая за оказанием первой помощи - бедняга получила откровенный психологический перегруз, и это еще неизвестно, что с её физическим состоянием.
Раух, конечно, так себе представитель психологической поддержки, но справедливости ради, никто из нас тут лучшими навыками не обладает. Поймав его взгляд, я достаю телефон из кармана.

- Скажу, чтобы подготовились для проведения осмотра, - имею ввиду банальный медицинский, потому что убивать потом вечер на отчеты, почему у вас девочка откинулась на пороге, совершено никто не хочет.
- Как вы себя чувствуете?
Вероятно, не очень хорошо, но дыхание, сердцебиение и даже паника - уже положительные знаки.
А вот с речью могут быть проблемы.

Вряд ли её родственники расценят это как гарантийный случай.

[indent] Хорошая новость — она все еще в родной стране. Плохая — она проморгала десять лет, буквально. Робин ловит системную ошибку и пялится в одну точку, пытаясь это все как-то уложить в голове, пока кто-то там помогает ей подняться и куда-то её уводит. Информация в черепной коробке укладываться вот так просто не желает, не лезет оно туда, кусками вываливается, а она упорно пытается впихнуть невпихуемое.

[indent] Окей, Робин знала про существование Инквизиции, она же не в танке жила. И подозревала, что Инквизиция существует не просто так, для галочки, иначе эту организацию давно бы уже прикрыли с её-то методами. Но одно дело знать, что какие-то люди существуют, чтобы защищать тебя от неких хтонических крякозябр, которые могут вывернуть тебя наизнанку по щелчку пальцев, а совсем другое — столкнуться с таким лично.

[indent] Робин на автомате отвечает на вопросы врача, все продолжая с отсутствующим видом пялится в одну точку. Как это мимо неё прошло десять лет? Как такое возможно? В кабинете висит зеркало, а из зеркала на неё смотрит все та же Робин, которую она в последний раз видела в зеркале, что висит в туалете бара, ничуть не изменившаяся. В две тысячи двадцатом, ей должно исполниться тридцать шесть лет, а у неё ни единой морщинки не прибавилось.
Все это кажется сном.
Но Робин почему-то не просыпается.

[indent] Более-менее она приходит в себя только уже в кабинете, где напротив сидит Гилкист с какой-то папкой. Он выкладывает на стол фотографию, Робин тупо кивает.
— Ага, мы там праздновали закрытие сессии. Вот Роджер, а это Эмили, — она тыкает указательным пальцем на задний план фотографии, где тусуются размытые фигуры её
(видимо теперь бывших)
одногруппников.

[indent] На кой черт Гилкисту такие подробности не понятно, он и так знает куда больше её самой. И спешит поделиться. Демонолог, демона в вас подселил, мадам, на десять лет целых, прикиньте. А мы изгнали, мадам, мы хорошие ребята, и вот вы здесь. А сегодня, кстати, четырнадцатое февраля, день всех влюбленных, все дела. И вы в порядке, возрадуйтесь, будете жить. Счастье-то какое!
— Робин, — поправляет она наконец Гилкиста, с этим его «миссис Сандерс». Она замужем побывать-то успела всего несколько месяцев, даже не распробовала толком что оно такое — замужество ваше это, и к обращению такому тоже привыкнуть не успела.
— Пожалуйста, давайте без «миссис Сандерс».

[indent] Так ну и что теперь делать? Робин все никак не может понять, что все это для неё значит. Прошло десять лет. Её, наверняка, уволили с работы и исключили из университета. Это кажется не таким уж и страшным, работу новую можно найти, в универе можно восстановится, документы бы только найти свои. О, точно.
— Простите, а вы случайно не в курсе где мой паспорт может быть? Кажется, при себе у меня его нет.
Только не говорите, что придется восстанавливать и проходить через девять кругов бюрократического ада. Робин никогда не дружила с бюрократией. Она только раза с десятого могла написать какое-то официальное заявление, ничего не запоров.

[indent] В кабинет входит Раух со сложносочиненным именем. Он же, кажется, ходил звонить её родичам, да? Робин смотрит на него выжидающе. Ну давай, вещай.
Чем еще порадуете, господа инквизиторы.

Он согласно кивает на просьбу обращаться по имени - как даме удобнее. А вот с паспортом вопрос хороший: по факту, даже если кто-то из родственников его сохранил, он уже вряд ли действителен.
Или лежит в полиции, где-то в запыленных и богом забытых архивах.
Или попало к демонологу вместе с ней - короче, вряд ли Робин услышит по этому поводу хорошие новости.

...если вообще их сегодня услышит.
Что-то Гилкристу подсказывает, что радости от собственной живучести она не особо будет сейчас испытывать - если не уже.

Рэм откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и поворачивает голову к окну, пока Раух выкладывает текущее положение дел. Наблюдать сейчас за реакцией девушки нет никакого смысла и желания, да и в целом как-то неприлично: у них тут все еще беседа, а не допрос. Лично для себя ничего удивительного он слышит.
Люди пытаются жить дальше. Сначала проходят через стадии осознания, что человека больше нет; затем через принятия, что его вряд ли можно найти; в конце либо смирение с фактом его смерти, либо нет. Лично Рэм и за десять лет не смог с последним определиться.
Циан, возможно, тоже - такое как бы и не спросишь.

Вопрос про документы тоже вполне логичен: хвататься за бытовые дела в моменты сильного потрясения вполне надежный способ защититься. Гилкрист возвращает взгляд Робин, и несколько минут они все молчат.
Он набирается смелости прервать тишину первым:

- Робин, ваши документы, скорее всего, придется восстанавливать, но мы можем уточнить в полиции, - осторожно начинает, понимая, что  сочувствующими взглядами и понимающим молчанием делу сильно не поможешь.
А вот семейные отношения вряд ли удастся построить по привычной схеме: работы предстоит много и желания одной стороны не хватит точно.
Непроизвольно он задумывается, а что стал бы делать сам - и ни к чему толковому не приходит.
(только не реви, пожалуйста)

[indent] Раух советует не спешить с документами и вообще нарисовать там цифру поменьше, при посильной его и Инквизиции помощи, конечно же. Робин берет пачку сигарет, достает от туда одну и начинает задумчиво крутить её в пальцах. Пожимает плечами. Вообще-то ей нравится цифра тридцать шесть. Тридцать шесть звучит солидно.

[indent] — Ну знаешь...с чудесами современной медицины, которая, наверняка, за эти десять лет шагнула еще дальше, чем я помню, еще не так хорошо сохранится можно, — вяло возражает Робин.
Ну да, ну да. Новые технологии, развитие медицины, все прекрасное, что сулило будущее. Остается только спросить летают ли уже машины и как дела с высадкой на Марсе, уже колонизировали или еще нет. Раух прав, чудеса чудесами, а это или заебешься всем пояснять, или никто не поверит. При самом плохом раскладе в лучших средневековых традициях объявят ведьмой.
(ну не может же женщина в тридцать шесть и правда настолько молодо выглядеть)
И в папку бумаг с обращениями к Инквизиции будет на регулярной основе добавляться пара десятков доносов в месяц на неё. Инквизиция тоже заебеться всем пояснять, что они точно все проверили, и что точно все в порядке, никакой магии, никакого нарушения законов.

[indent] — Нарисуйте только цифру больше шестнадцати, ладно? — сдается Робин под напором аргументов собственного здравого смысла.
Здравый смысл, эх, милок, где же ты был, когда был мне так нужен.

[indent] Гилкист обещает поспрашивать на счет женской одежды, которая теоретически могла заваляться дома у демонолога. Робин поднимает на него такой восторженно-благодарный взгляд, что если б она владела магией, Рэму бы только что прибавилось здоровья лет этак сразу на пятьдесят. Она почти готова броситься ему на шею и расцеловать.
(вы только посмотрите, как новости об обновках на женщин действуют)
(а некоторое время назад она считала его страшным и вообще хотела держаться подальше, а сейчас смотрит, нет, вроде он даже ничего)
— Спасибо.
С губ чуть не срывается «господи, спасибо», но Робин все еще опасается получить в жбан за поминание всуе.
Гилкист тут же, не откладывая в долгий ящик, идет исполнять обещание.

[indent] — И тебе спасибо, — не поменяв выражение «какой же ты хороший, что бы я без тебя делала» на лице, Робин обращается к Рауху.
Все-таки он тут за неё вообще первый вписался. И сразу как-то даже ситуация перестала казаться такой дерьмовой.
Ну как перестала.
На самом деле нет, все то же говно, что в профиль, что в анфас, но теперь она хотя бы была в этом говне не одна. Мысль о том, что её не выбросят в море со словами «греби, сосисочка», а помогут здорово так грела душу.

[indent] Робин наконец все же решается закурить, затягивается и тут же начинает кашлять — надо было как-то помедленнее что ли, не так резко. Второй раз она уже затягивается аккуратнее и не кашляет. На Рауха старается не смотреть — неловко как-то, да и не объяснять же ему, что это её первая сигарета, отберет еще, мотивируя это тем, что не хочет брать грех на душу.
Чтобы отвлечь его, Робин решает поинтересоваться не менее насущным вопросом, чем шмотки.
— А здесь у вас есть где поспать? Ну, можно будет остаться на пару дней? — недель, — Пока нет документов, я получается не могу на работу устроиться, кто ж меня возьмет.
Ведь как известно, без бумажки ты букашка.
— Разве что на какую-то нелегальную, но с такой я бы сама не стала связываться. Так что если у вас тут есть где поспать, — сделав секундную паузу, Робин добавляет, — и душ, было бы прекрасно.

[indent] Ей, определенно, нужен душ.
Этот демон, который в ней был, не мыл её, по ощущениям, недели две.

[indent] Робин все еще находилась в легкой прострации. Казалось, что вот-вот прозвонит будильник и это все окажется просто сном, на дворе опять будет две тысячи десятый, а вся эта инквизиция станет не более, чем шуткой её подсознания.
(ничего себе, конечно, юморное у нее подсознание, хоть иди во сне на стендапах выступай)

[indent] Но будильник что-то не спешил.

[indent] Ладно, не беда, подождем. А пока можно и за Раухом пройти до машины, сесть, пристегнуться и поехать куда-то. Куда конкретно не уточнялось, но не в лес же он её везет, да? Робин косится в сторону водительского. Странные они ребята, конечно, эти инквизиторы. Однозначно с ебанцой — сами посудите, ну кто в здравом уме будет возиться с едва знакомой мадамой. На маньяков слегка похожи, таких стереотипных, из молодежных слэшеров. Но внешность воистину обманчива. Тот тип, с которым она познакомилась вчера — ой, простите, десять лет назад — был вот совсем не похож на маргинала, и что? И где? Вот так и складывай мнение о людях, основываясь только на внешности.

[indent] Пока едут, Робин все рассматривает виды за окном и хмурится, сжимая губы. А вот тут была маленькая кофейня, в которой они иногда собирались, чтобы позаниматься или обсудить какой-то совместный проект с ребятами из университета, а теперь на месте кофейни какой-то паршивый бар с абсолютно безвкусной и вульгарной вывеской над дверями. А тут был книжный магазинчик, а теперь продают цветочки вместо книг. Старый дом снесли, на его месте влепили новостройку — ужас какой. Тот старый дом был конечно жуткий и совершенно бесполезный, но атмосферный, аутентичный, вдохновляющий. Говорили, если посидеть на скамейке напротив и попялится на него пару часиков, обязательно родишь какой-то шедевр. Жуткий шедевр, правда, в Лавкрафтовском стиле, но это ж мелочи, главное — оценку отличную поставят, признают, может, даже на выставку заберут. А теперь что? Стоит обычная такая, ничем не примечательная, новостройка, каких сотни в городе можно найти.

[indent] Эдинбург уже не был прежним, хотя оставался еще вполне узнаваемым. Родным и одновременно чужим. Это как переехать, никуда не переезжая.

[indent] Ощущения такие же, как при переезде, только вдобавок как будто у неё еще спиздили чемодан с вещами и документами по дороге. И в связи с этим на голове свалилась куча дел. Робин, конечно, не унывает, надеясь, что когда проспится как следует, появляться силы и решать всякие мелкие делишки вроде необходимости фотографии. Спасибо, что сразу не фотографировать не стали, а то бы фраза про то, что в фото на документах ты получаешься всегда хуже, чем в жизни, перешла бы просто на новый уровень.

[indent] Раух привозит её в чью-то квартиру. Вроде бы. Робин окидывает взглядом пространство и все не может определиться все-таки живет тут кто-то или это конспиративная квартира? Может, у Инквизиции тоже есть такие, как у ФБР и ЦРУ, она в фильмах видела. В квартире буквально идеальная чистота, ни пылинки, вещей вокруг совсем мало. Ничего нигде не разбросано. Обычно люди в спешке забрасывают носки в угол или там кидают пиджак на спинку стула вместо того, чтобы повесить в шкаф, а потом забывают об этом и спинка стула медленно превращается в склад шмотья. Тут ничего такого нет. Как нет и всяких мелочей, призванных якобы сделать дом родной уютнее: всякий фотографий, картин на стенах, бесполезных вазочек, фигурок и бог знает чего еще.

[indent] Она смотрит на Рауха, приоткрывает рот, и захлопывает. Инквизитор выглядит прямо скажем очень смущенным, так что сразу становится понятно — это его квартирка. Это он тут живет. По-монашески, на минималках, но все-таки живет.

[indent] То есть он привез её перекантоваться у себя.

[indent] Робин кусает щеку изнутри, в напряженных попытках понять это мило или пора убегать, роняя тапки.

[indent] Потом решает, что после душа не против даже умереть в мучениях в случае чего, главное — душ. А там хоть гори оно все синим пламенем!

[indent] — Спасибо.
Она кивает, отчаянно сдерживаясь, чтобы еще раз десять не протараторить «спасибо». И еще — чтоб не заржать. Потому что Раух так аккуратно подбирает слова на счет одежды, как будто боится, что она психанет и разнесет ванную, если он скажет, как есть. Хочется заверить его, что у неё нет никакой моральной травмы по этому поводу — ну демон, ну ходил в её шкурке, ну и что, подумаешь. Но зачем лишать себя этих забавностей? Они поднимают настроение. Нет уж, пусть крутиться как уж на сковородке.

[indent] Из душе Робин выходит через добрые минут сорок. Заметно посвежевшая, завернутая в халат, с еще влажными волосами, но вытертыми достаточно, чтобы с них не капало.
(фена в ванной было не обнаружено)
Зарумянившаяся и аж светящаяся от счастья. Как оказывается мало человеку нужно для счастья! Аккуратно сложенное платье она держала перед собой одними пальцами.

[indent] — А стиральная машинка тут есть? Или куда складывать грязную одежду, чтобы потом постирать?
Пришла её очередь чувствовать себя неловко и смущаться. Вроде как не самой же по чужому дому лазить, засовывая везде свой любопытный нос, а вроде как ей тут еще не известно сколько можно будет пожить, неплохо было бы разобраться что и где.