— думаю, ты, — издевается без стеснения, — ты всегда отлично обо мне заботился.
ник огрызается, потому что это последнее, на что хватает сил смертельно раненому животному. осознание того, что он никогда и никому нахер не был нужен, ощущается именно так — раной, которая вызвала кровотечение, что рано или поздно его убьет. быть может, прямо здесь, на этой кухне. или еще хуже — в соседней комнате. она как предсказание о том, когда ты умрешь. любопытство и тягостное стремление к саморазрушению приводит тебя туда, чтобы на всякий случай было оправдание.

theurgia goetia

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » theurgia goetia » архив эпизодов » дочерна


дочерна

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

ДОЧЕРНА
[весна 2017-го, академия, эдгар драйден и каспар кирай]
https://i.imgur.com/IiAOQ2K.jpg https://i.imgur.com/eKNzN2H.jpg

слёзы потекут рекой
принимай подушка
мама тихо подойдёт и скажет на ушко

не кури
не киряй
полы лучше подметай

Отредактировано Kaspar Kiraj (2020-04-27 05:30:46)

+3

2

— ...идиот. И заметь, это не оскорбление, а констатация факта, — сухо подмечает Эдгар; обиженный студент — восемнадцать лет, мозгов нет, классика жанра, — только что продемонстрировавший идеальный подъем разгибом, исподлобья пялится в ответ.

— Ты сюда паркуром заниматься пришел? Вали сразу в цирк дю солей, там свою акробатику показывать будешь, — он недовольно поджимает губы, пока на физиономии неофита красуется все то же недоуменно-озлобленное выражение.
Не понял, значит.
Эдгар закатывает глаза.

— Ну давай, повтори. Вот прям как ты щас сделал, красивенько, чтоб все девчонки ахнули, — жестом указывает перед собой, дожидается, пока тот уже с легкой опаской выполнит второй кип-ап, и без замаха бьет основанием ладони в лоб. По сути, и не бьет даже: просто вытягивает руку, на которую мальчишка налетает по инерции.

— А кто-нибудь другой пробьет тебе в тыкву с ноги и будет прав. Дошло теперь? — Он оборачивается, проследив чужой взгляд, и без особого удивления смотрит на Каспара: тот пересекает зал пружинящим, резким шагом, еще чуть-чуть — и подпрыгивать начнет на тяге от подгоревшей задницы.
Догадаться, по какой причине та горит, не так уж трудно; новости, как ни крути, Эдгар узнает раньше, чем слухи долетают до непосредственного виновника торжества. Рассказали, значит. Порадовали, так сказать, заранее.

— Пришел делиться радостью от предварительного распределения? — осклабившись, интересуется Драйден и не глядя дает студентам отмашку продолжать самостоятельно; до официального приказа остается еще несколько месяцев, но в Академии ни для кого не секрет, что все назначения подготавливаются с середины весны — нужно только знать, у кого спрашивать.
Или, если позволяет репутация, пытаться выбить себе местечко получше.
Кираю репутация если что и позволяет, то разве что продолжать быть примером для подрастающего поколения: смотрите и запоминайте, как делать не надо.

— Ну и что там было про полномочия, будущий клининг-менеджер? — за спиной раздаются сдержанные смешки: Каспар среди студентов и правда на слуху, да и всегда приятно со стороны посмотреть, как прилетает кому-то другому, а не тебе. Эдгар их не обрывает — пусть зубоскалят, пока могут.
Половина еще наплачется, остальные просто вылетят.

+4

3

За последние три дня Кирая успели:
a) выебать во все щели морально за малейшие косяки;
b) выебать физически, влепив три отработки во благо чистоты академии;
c) выебать в чувство собственного достоинства, заставив побриться под ноль-три, потому что “ты похож на патлатого педика, а не на выпускника Академии, так что быстробля”. 

И если первые два пункта ему вполне привычны и вызывают разве что легкий дискомфорт в области крестца, когда менторы очевидно перегибают палку, то третий пункт дался ему тяжело и со скрипом. 
Предыдущие несколько лет бытность его “патлатым педиком” никого не смущала: расчесывайся хотя бы пальцами раз в неделю, мой голову, не разводи блох и перхоть, и всем плевать. Если тебя ухватят во время тренировки за патлы и как следует шваркнут об стену - твоя проблема, которую ты можешь решать, а можешь не решать. 

Хочешь решить — вот тебе бритва, или можешь попросить кого-нибудь из старших, которые почти наверняка выбреют тебе на затылке фаллический символ во славу Марса. 
Не хочешь - ну, через пару-тройку чмт передумаешь, если еще будет чем ворочать в черепной коробке.

Кирай не хотел, и всем было глубоко положить на это почти семь лет (первые три года его еще пытались стричь насильно). Но - пару дней назад администрация Академии внезапно превратилась в полицию моды, и Каспар внезапно стал не так одеваться, не так стричься, не так ходить и не так глядеть.
(я вам, блллин, пудель что ли на случку!?)
(В СМЫСЛЕ ЕЩЕ ДВЕ ОТРАБОТКИ)

Придирки сыпались на него как из рога изобилия, а до Кирая все еще не доходило.

Может, стригся бы вовремя - дошло бы быстрее.


- Каспар, нас вообще-то вместе на отработку поставили, не хочешь помочь?.. - хлопает глазенками щенок шестнадцати лет отроду, поудобнее перехватывая швабру.
Каспар фыркает и закидывает ногу на ногу, и не думая отрывать задницу от стула. Башка-то как мерзнет, бллляяяяааааа. А еще этот выпиздыш что-то вякает. Он реально надеется, что Каспар будет ему помогать с уборкой на отработке?.. Ха-ха. Ахахаха.
Кирай хлопает по столешнице ладонью. И еще, и еще. И еще. Ровно, гулко.
- Давай, бля, я тебе ритм задаю. Помогаю. Раз-два, раз-два, будет в зале чистота. Пошел, - склабится Кирай, откидываясь на спинку стула. В Академии нет неуставных отношений, ага.
Зеленыш хмурится, а потом выдает что-то вроде “ну вообще-то все уже знают, что тебе такая практика охуенно полезна”. 

Сначала Кирай не придал этой фразе большого значения, выдав зеленышу подзатыльник просто для профилактики.

До него все еще не доходило.

А ПОТОМ КААААК ДОШЛО

- ДРАЙДЕН! ДРРРРАААААЙДЕНННН!!! - ревет Каспар раненым медведем, с ноги открывая дверь зала. Вообще-то он не знал, что Эдгар здесь. Если бы здесь был кто-то другой, получилось бы неудобненько, но мысль об этом безнадежно опаздывает.

Но Эдгар, конечно, здесь - невиданное везение для Кирая, не видевшего везения с момента выпадения из материнской утробы. 

То, что в него немедля впяливаются с десяток пар глаз, его не смущает примерно никак. Досмущался. Всё. Хватит! Кирай непривычным жестом оглаживает колючую синюшную щетину на голове, испытывая почти физический жар в районе крестца. Нащупывает пару швов на затылке, оставшихся после... 
(суууукаааааааа)

- Как!? Просто КААААААК!?

У Кирая даже не возникает вопроса “за что” - по крайней мере, пока. Прекрасно знает, что ему всегда есть “за что”, а уж Драйден это знает едва ли не лучше самого Каспара. 

- Хуелномочия!!! 
За спиной Драйдена раздается сдавленный смех. 

До этого момента Каспар держал себя в руках, но это визглявое хехек, очевидно, переполнило чашу: терпение не просто перелилось через край - оно ебнуло в небо с напором пожарного гидранта. 

Каспар подхватывает лежащий бодибар, поддев его носком, и задумчиво взвешивает его в руке: килограмма три-четыре, щенячья палка. Курам на смех. 

Лицо у него становится абсолютно непроницаемым; даже кажется на секунду, что он простил и отпустил.

А потом он длинно выдыхает и делает пару широких и быстрых шагов вперед, бортанув Эдгара. Бодибар в его руках по широкой горизонтальной траектории переебывает поперек груди дебилу, только что выполнившему быстрый_дерзкий_красивый кип-ап. 
- На нахуй, эквилибрист хуев, - склабится Кирай, проворачивая в ладони палку. Паркурщик должен сказать ему спасибо. Мог бы и в голову получить, а так - всего лишь пара ребер треснула. Легкий урок, почти отеческий. 

Хуев эквилибрист от удара валится кожаным мешком. 

Больше никто не смеется, когда Кирай опирается на бодибар. Очевидно, выступление клоунов и акробатов закончено, пришло время зверей и горящих обручей.

- Перекур. Нам нужно покурить, сэр, - кивает Каспар, впиваясь взглядом в лицо Эдгара. Переносица еще синяя. Хорошо. 

У Кирая взгляд человека, который очень старается делать вид, что сохраняет самообладание - но на самом деле потерял его уже очень давно. 

Он чувствует кожей испуг мальчишек - и понимает, что пугает их вовсе не он (разве что лысиной), а факт, что без пяти минут выпускник утратил контроль и впал в гнев.
(это вот так оно будет, да?)
(люди боятся тех, кто впал в гнев; впавший в гнев теряет само ощущение страха) 

Да, так оно будет, мальчишки: сначала вы прольете кубометры пота, слез и крови, а потом над вами посмеются те, кто наступают вам на пятки, и выдадут швабру и ведро.

Убирайся, Кирай.

Кирай разворачивается на пятках и, бросив бодибар, быстрым шагом уходит в сторону служебных помещений, кивнув Драйдену - за мной.

+4

4

Хр-русть.

То ли стонут чужие ребра, то ли трещину дает чужое самообладание, то ли все сразу — Эдгару кажется, что он слышит звук, с каким расщепляется сухая ветвь, которую упорно пытались скрутить в кольцо, вот только предел прочности раньше сыграл злую шутку.
Кирай, все равно что та ветвь, под давлением не сгибается
ломается пополам.

Он застывает — полностью выключенный из происходящего и ошарашенный. Кто-то из студентов смотрит с вопросом и испугом
(вмешайся же, мать твою, сделай хоть что-нибудь)
но в голове остается только белый шум, ошибка 404, пожалуйста, обновите страницу попозже или идите нахуй. В замедленной рапидной съемке отпечатывается помертвевшее лицо Каспара с бескровной полоской плотно сжатых губ. Скрипят на развороте подошвы кроссовок. Эдгар поворачивает голову, невидящим взглядом уставившись ему между лопаток: собирается что-то сказать и не может.
Просто не может выдавить ни слова, хотя знает, что должен как-то — как?.. — одернуть.
Вернуть контроль или его подобие.

Ничего.

Выдох. Настороженный гул голосов за спиной: пока еще боязливый шепот и скулеж. Кто-то помогает упавшему подняться, тот со всхлипами ощупывает ребра.
Эдгар взмахивает рукой в сторону выхода:
— Уведите в медицинский блок.
И, наконец, идет следом за Кираем.

Скудный набор реакций опять выдает злость как единственный вариант решения всех проблем. Он ничерта — нихерашеньки — не понимает, отказываясь верить, что Каспару могло настолько сорвать крышу известие о назначении в штат Академии.
Неужто спал и видел сомнительную романтику настоящей инквизиторской работы?
Бумаги перебирать и по подвалам с фонариком в зубах выискивать несуществующий призрак двоюродной бабушки, который ночами стучит по трубам? Рапорты подавать на каждый чих? В свободное время оцифровывать архивы сорокалетней давности, потому что опять оказался крайним?

А он-то грешным делом вообразил, что Каспар — не идиот.

— Какого, — Эдгар цепляет его за плечо.
— Мать твою. Хрена, — разворачивает на себя, прежде чем впечатать в полуоткрытую дверь. Та глухо стучит о косяк; у Кирая от удара клацают зубы.

Он все еще ничерта не понимает.
До Эдгара принципиально не доходит, что его насмешки и порцию отработок можно было принять за чистую монету: ну да, блядь, десять лет тут на тебя горбатились, чтобы уборщиком оставить.

(ты, сука, дебил или прикидываешься???)

— Тебя прямо сейчас отправить вещи собирать или сперва проверить, где ты тепловой удар схватил, чтобы остальных туда не выпускать?.. — голос шелестит едва слышно: он уже замечает, что провожать пострадавшего товарища студенты совершенно не торопятся.
Еще бы они торопились.

У Эдгара от гнева дергается уголок рта (еще чуть-чуть, и глаз задергается тоже); Кирай, прихваченный за ворот футболки, чуть было не целует дверь, которую до этого пропахал спиной. Он заталкивает звереныша внутрь, локтем ткнув в выключатель.
Лампочка пару раз моргает и, наконец, загорается ярким светом.

— Нет, ты совсем охуел?!

Лучше бы это и правда был тепловой удар, иначе — Драйден почти готов поклясться на Библии — он его прямо тут и похоронит. Без отпевания.

+3

5

Они - все они - перемешивают мёд с дёгтем длинной ложкой: это все для твоего же блага, Каспар!

Да-да, охотно верю, всё это - для моего же блага. И изнурительные тренировки, и тонны работы в классах и вне их, и латынь, и треклятый французский - язык картавых пидорасов, - всё для моего же блага. И, конечно, то, что с подачи Драйдена мне вместо Сигнума и клейма (читать - скипетра и державы) на выпуске под дружный свист и смех вручат швабру и совок - тоже для моего блага.

ДА ВЫ ЧТО, СОВСЕМ ОХУЕЛИ!?

Перед глазами мелькают годы обучения, как в диафильме: вот я приехал маленьким жирным крысенышем, вот меня гоняют по полю как циркового пони, вот я первый раз слег в лазарет... вот я наперечет знаю всех богов, божков и божищ, а мне говорят - отлично, Кирай, только теперь выброси это из головы, ибо Бог един и свята его борода, а ты - херня из-под коня. 

Всё это - для моего же блага, приговаривают они, перемешивая мёд с дёгтем, а я жру, жру и жру, пока не лопаюсь. 

Кажется, я лопнул - по швам, вдребезги. 

Очень хочется выйти к этим малолеткам и сказать, мол, мухи, этот мёд отравлен, вы погибнете в страшных мучениях! бегите, глупые мухи, плывите, сосиски! кыш, кыш, брысь!..

Как жаль, что они не будут слушать: верность Академии вшита в них красной ниткой.
Как хорошо, что мне плевать.

Наверное, я и вправду тупой, раз жрал это дерьмо столько лет. Сначала я отмахивался, потом - не верил... теперь я уверовал.

Уверовал, что всё зря. 

Я устал от запугиваний отчислением. Я устал бегать, как ослик за подвешенной морковкой. Я вообще бесконечно - беспробудно, бллляяааать, просто пиздец как, - устал. 

Лампочка пару раз моргает: в паузах между светом и темнотой лицо Эдгара кажется совсем нечеловеческим. 

Я уверовал, что мне не кажется. 

Я нашел своего Бога, и этот Бог велит: нет надежды - себя не мучай
мучай других.

В голове все еще звенит смех щенков и щелкают вспышками косые взгляды, причину которых я никак не мог понять последние три дня; понял. Я все понял, Эдгар. Даже больше, чем ты думаешь. 

Злопамятное, мелочное животное; ты - вы все - можете только брать, брать и брать, вырывая с мясом, а взамен... 

Стискиваю челюсть до хруста. Мне так опезденительно плохо, что я почти не чувствую физического: ни сквозняка от хлопнувшей двери, ни боли в спине. Ничего. Только зудящее желание выплеснуть это плохо наружу: кажется, если оно останется внутри хоть на минуту дольше, меня разорвет на тысячу маленьких Каспаров. 

- Вещи?.. Какие вещи? Ты так говоришь, как будто у меня хоть что-то есть, - глухо смеюсь, скалясь. Плохо выплевывается наружу через смех, через хруст костяшек. Мне немного легче, но все еще недостаточно

Спиной чувствую взгляды щенков - даже через дверь они умудряются царапать кожу. Пусть боятся. Пусть перешептываются за спиной. Только не смеются. Я знаю, где спит каждый из них.

Смотрюсь в Драйдена, как в зеркало: наверняка оба стоим сейчас с перекошенными и нелепыми ебальниками, в которых от человеческого - хрен да нихрена. Мы все тут - звери. Звереныши, зверята и зверищи. 

И именно этот зверь поставил подпись под приказом сдать меня на мясо, на уборочный металлолом. 

- А ты, Эдгар?.. - уже откровенно ржу. Уже совсем не пытаюсь удерживать на месте крышу. Всё, баста. 

Просто не могу. Больно так, что просто охуеть. Был бы пиздюком - заплакал бы.   

Драйден! иди сюда, моя муха
я верну сторицей все, чему ты меня успел научить.

- Я тебе помог. Ты что, не видел, что делает этот кретин? Ах да, ты же нихуя не видишь дальше носа, - хватая его за ворот футболки, впечатываю в стену узкого коридора. От глухого бам мне легче. Вот так. Хорошо. 

Замираю, улыбаясь почти миролюбиво.

А потом с короткого и резкого замаха бью Драйдена в солнечное сплетение (приятно, сука!?) и, пользуясь секундным преимуществом, стискиваю за волосы - хахаха, еще одно преимущество! - его бледную башку 
и, рывком потянув её вниз, встречаю его злобное ебало со своим коленом. 

Это так просто, господи. 
В смысле, так просто, Господи! 

Кровь. Везде разлетается кровь; кажется, остался только красный цвет. 

Не отпуская его голову, валю на пол и наступаю на подъем ноги. Больно, Драйден?.. 

А мне - почти уже нет, но все еще недостаточно

- Сссслабак, - сплевываю, - Слабак и предатель.

Отредактировано Kaspar Kiraj (2020-04-28 18:44:02)

+4

6

Из распахнутого рта — ни звука, ни даже ползвука; легкие отказываются работать, ребра не поднимаются, диафрагма не меняет положение. Он не может ни выдохнуть, ни вдохнуть самый крошечный глоток воздуха; пальцы неосознанно тянутся к горлу.
Паническая вспышка диктует свои правила: Эдгар думает о том, что он сейчас сдохнет. Прямо здесь. Из головы поганой метлой выметает все прочие мысли, остается только эта.
Он здесь умрет.

(этот чертов страх — совершенно неподконтрольный, как ни пытайся убедить мозг в обратном, — преследует с самого детства;
эдгар плохо помнит, чем умудрился заболеть и сколько ему было лет, но легко может снова представить обеспокоенное лицо матери, собственный хрип и попытки во что бы то ни стало сделать вдох: крошечный, через боль, с ужасающим сипом;
в памяти навсегда отпечатывается озарившая тогда уверенность, что это точно все, конечная;
он, разумеется, выздоравливает;
а страх так никуда и не исчезает, уютно свернувшись на подкорке
)

Он почти не чувствует удар.
Выученные рефлексы дают сбой.
Навыки, которые он шлифовал годами, дают сбой.
Зрачки расширяются, почти полностью затапливая радужку; черные бессмысленные глаза таращатся сквозь Кирая. Эдгар перестает понимать, сколько проходит времени — с равным успехом это могут быть и считанные секунды, и минуты, восприятие реальности нарушено и восстановлению пока что не подлежит — прежде чем он, наконец, откуда-то со стороны слышит, как воздух со свистом проникает в грудь.
Просто дышать, больше ему не нужно вообще ничего. Боль на этом фоне кажется сущим пустяком.
(ее он не боится совершенно; никогда не боялся)

Под щекой что-то прохладное — тонкий слой линолеума над бетонным полом. Лицо, наоборот, заливает горячим — из дважды перебитого носа снова хлещет кровь. Эдгар сгибается от пинка в живот.
Его переворачивают на спину.
В скулу, по ощущениям, прилетает металлической трубой: в голове, по крайней мере, звенит, будто долбанули рельсами, причем сразу двумя. Эдгар щурится — дышать снова непросто; Каспар, блядь, не пушинка, даже если схуднул за последние дни с горя, — и очень заторможенно думает, что мог бы скинуть его с себя одним движением. Чисто технически.

Двигаться не хочется.
Хочется провалиться уже, наконец, в отключку.

— Я.. тебя...
Кровь заливает рот, лопается на губах пузырями.
Говорить не хочется тоже, но раз уж начал.
— Чему... учил...

В глотке булькает; он кашляет и смеется.

+4

7

Кажется, я твою исторический момент, ха-ха. Только, готов биться об заклад, об этом не напишут ни в одном учебнике истории, ни в одном архиве не мелькнет ни одной жалкой заметки. 

Нравится быть частью истории, Драйден?

НРАВИТСЯ, МАТЬ ТВОЮ!?   

Он давно уже должен был отключиться - если б был обычным человеком. Неприятная правда жизни номер триста сорок восемь: ученика-макарита отправить в нокаут достаточно сложно (ха, что я там не видел! - скажет почти любой после пятого года обучения, и так вам ввалит, что яебал), а уж наставника - и вовсе невозможно. Чаще это, конечно, на руку, но иногда вот совсем нет: вместо того, чтобы забыться вязкой чернотой, ты смотришь весь этот кровавый кордебалет до последнего
вот уже вышли на поклон и собрали веники цветов последние участники, а ты все смотришь, смотришь и смотришь, и чувствуешь.

Ох блять, надеюсь, ты все чувствуешь, Драйден.
Хера с два ты у меня отключишься. 

Практически падаю Эдгару на грудь, и сижу, как черная Мара; коротко, почти без замаха, бью в это красное месиво из соплей и мозгов. Костяшки соскальзывают едва не по касательной - вот ты ж ублюдок! Смотрю на свои руки: стесанные до костей и вечно покрытые фиолетовыми пятнами, теперь они еще и в кровавых разводах. Надеюсь, у тебя нет ВИЧа или СПИДа. У меня на руках столько царапин, что безопаснее со спидозным трахаться без резинки, чем касаться его. 
Бью еще. На этот раз чувствую хруст маленьких-маленьких косточек под костяшками. Как у перепела. Ты ж моя птичка, Ээээдгар Драаааайден! Я с трудом вижу его глаза из-за заливающей его рожу крови. А я хочу их видеть. Ох блять как хочу. 

Лампочка мигает и гаснет. Я в темноте. Нет, Драйден, этот свет потух не для тебя. 
- Не теряй сознание. Не смей, понял!? - даю пощечину, от которой брызги крови разлетаются вокруг фейерверком - я это скорее чувствую, чем вижу. Начинаю ржать от нелепости ситуации. Я же никак не могу проверить, в отключке он или нет, и жив ли вообще. Да и пиздить его, чтобы не позволить отключиться - тоже такая себе затея.

Но, сука, смешная. Посмеемся, Драйден? 

Не знаю, а мне смешно. Слышу, что и тебе смешно. Прекрасно, значит, живой.   

Чертова лампочка включается сама по себе. Вейк ап, Нео. Я не хочу убивать Драйдена, поэтому свет мне очень нужен. 

А ведь я мог бы его убить, - пробую мысль на вкус. И мне нравится. 

Поднимаюсь рывком, чуть припадая на колено. Гоню эту мысль самой поганой метлой, пока она мне не понравилась слишком сильно - не потому, что жалко или какая-то подобная нездоровая херня, а потому что умирать из-за мудака не хочу. Слишком велик список не последних имен, которые впрягутся в случае его смерти; слишком мал список тех, кто помог бы мне спасти шкуру. 
(честно говоря, список просто ничтожен и состоит из одного имени)
(и владелец этого имени сейчас лежит передо мной, похожий на жертву скотобойни)

Обхожу по дуге, разминая чертово колено. Жду, когда Драйден отдышится, чтобы продолжить. Я, вообще-то, всегда ржал над этими честными дебилами, которые твердят что-то про лежачих и безоружных не бьют (а потом вышибал из них все дерьмо), но сейчас другой случай.

Мне просто неинтересно забивать кусок мяса. 

Хотя нет, кого я обманываю. 

Почти ласково наступаю Драйдену на кисть руки, с любопытством разглядывая его лицо на предмет реакции. Пой, птичка! Пой! Тыльная сторона ладони, прижатая к полу, расползается, как тугое тесто. 

- Чему учил?.. - задумываюсь на пару секунд. Кирай, добивай? Кирай, убирай? Кирай, не убивай? Рот_свой_затыкай? Хмммм, не помню такого. 
Ой, кое-что вспомнил. Отступаю на шаг, оглядывая Драйдена, как произведение современного искусства. Хуй поймешь что, но трогает потаенные струны души - только в путь.   
- Лежать, - улыбаюсь.

Не поднимайся, сукин ты сын.

+4

8

Ебаный идиот.
Осталось только определить, который из: с очередным ударом в голове, вопреки ожиданиям, проясняется; недостающая деталь укладывается на место — Эдгар выплевывает сгусток крови на пол и медленно поворачивается лицом к Кираю.
Кажется, у него вот-вот станет (или даже уже) на пару моляров меньше. Ирония: во время учебки пиздили, да не выпиздили, за десять лет полевой работы — ни одного триумфального похода к стоматологу, а тут один съехавший с катушек кретин, и пожалуйста, скоро придется заказывать новую челюсть.
Судя по звуку, скуловая кость все-таки треснула. Судя по ощущениям, вместо лица у него теперь стейк. Отличная такая отбивная medium rare, которую Каспар хочет превратить в well done.

Well done, звереныш: своими руками — и немножко ногами, — замесил последний шанс на нормальное будущее в котлету прямо на финишной прямой.
Веселить это быстро перестает; веселиться вообще трудно, когда взбесившиеся нервные окончания сигналят мозгу о том, что происходит какой-то феерический пиздец. Эдгар стискивает челюсти — еще одна сверхновая взрывается в стенках черепа; вывороченная кисть руки простреливает в плечо и бок. Он, как тряпичная кукла на ниточках, дергается там, где потянут. И все никак не отключится; был бы изящный способ уйти от ответственности, но нет: тело — тренированное, послушное, сильное, — сдаваться не собирается ни в какую, тем более на адреналиновом всплеске.
Рефлексы воют: бей или беги.
Каспар отрывисто лает: лежать.

Тоскливая злоба горчит на языке вместе с кровью. Эдгар смотрит на мальчишку; впервые — без тени интереса, или веселья, или раздражения, а разочарованно. С жалостью.
Столько впустую вложенных сил и времени.
И даже хрен бы с ними — торопиться ему уже давно некуда, вычеркни из жизни хоть год, хоть пять лет, какая, нахуй, разница, — но подчистую обломанные ожидания бьют намного хлеще и больнее, чем любые попытки Кирая вытрясти из него душу.
В бессмертную душу, ко всему прочему, Эдгар верит еще меньше, чем в Отца, Сына и Святого Духа. Вместе взятых.

Он тянется здоровой рукой к левому плечу; кончиками пальцев постукивает по ключице.
Под тонкой тканью кроется отметина, которой Каспару теперь уже точно не видать. Как и выпуска. И распределения. И свободы, вздумай Академия судить щенка по всем правилам, для острастки остальным. Глядишь, и здесь создаст прецедент, на зависть бывшим сокурсникам.

— Дальше... что?.. Зеркалу уебешь? Или ссссразу... вешаться? — с паузами выдыхает Эдгар.

+3

9

Жалость в его глазах будоражит во мне что-то темное (и не сегодняшний завтрак) и злое настолько, что на секунду мне самому становится не по себе.

Я же тебя убью, придурок. 
(это вот так ты себя чувствовал, драйден?..)
(приятно, приятно, мне нравится) 

Мне приятно тебя уничтожать, Драйден. Ты не похож на тех, кого я обычно превращаю в еле живое месиво. Но ты и не ученик уже давно. Но разве учитель? Какой же учитель так позорно, фактически всухую проиграет драку? Хоть бы посопротивлялся для виду. Или ты латентный мазохист? Как ты тогда вообще здесь выжил, перепел хренов?
(первые лет семь драки между учениками практически неизбежны и пресекаются только тогда, когда совсем выходят за рамки: звереныши устанавливают внутреннюю иерархию, ломают тех, кто слабее, и сливают в унитаз по частям тех, кто попал в академию по ошибке) 
(три главных слова: я_не_слабак; побочные: я_не_приемлю_дружеских_поединков)
(когда попадаю биллу по яйцам, он смешно всхли-всхли-всхлипывает) 

Наконец, понимаю, что же меня так бесит в твоем жалостливом взгляде.

Таким взглядом провожают похоронные кортежи. Драйден смотрит на меня так, как будто я уже умер. Отнюдь! Я охуенно жив и охуенно себя чувствую.

В подтверждение упираюсь коленом в пол и сажусь рядом, разглядывая его лицо: смотри, я жив. А ты... ну, условно. 

Но он все равно смотрит так, будто я уничтожен.

- Если не прекратишь, сожрешь свои глаза, - снова улыбаюсь, воркую. Я себя никогда так хорошо не чувствовал. Ни разу в жизни. Стоит начать делать и говорить то, что хочешь...
как тебе предлагают повеситься.

Провожаю взглядом его жест. Что если вырезать ему это долбаное клеймо к чертовой матери?.. Эдгар, ты такой выдумщик, хватит подкидывать ценные идеи, ахахаха. 
(когда-то врач академии посоветовал мне жевать корень валерианы и совершать побольше прогулок на свежем воздухе)
(потом выписал успокоительные - натрия бромид, кажется)
(потом сказал уебывать, если у меня что-то с головой, и я ответил, что абсолютно здоров)

Эй, док, я наконец-то чувствую себя живым и здоровым. 

Вот только Эдгар прав: я, честно говоря, тоже подумывал о петле. 

Ты боишься меня, Драйден?..
Я вижу, что боишься. Знакомый страх: я такой жрал на завтрак; вот только ты - не щенок, ты - взрослый инквизитор, кичишься печатью и Сигнумом
а все равно боишься, глотая литрами собственную кровь. 

Перед болью все равны, как и перед Богом. 

- Дальше?.. - ковыряю пальцем дырку в линолеуме. Судя по черноте, прожжена. Курить здесь запрещено, но кого ебет? 
Щурюсь, отыскивая в памяти ту самую нить. Хватаю пальцами. Смеюсь - и пугаюсь собственного смеха. 
- А дальше, если спросят, скажешь, что поцапался с пьяными студентами, полез разнимать драку или вступился за девчонку
Я, наверное, совсем охуел. Мне нравится. 
Я разбит вдребезги.
Я уничтожен своими же руками.
- Что-нибудь в меру приемлемое, ясно?

Это - свобода.
Потеря надежды - свобода.

Отредактировано Kaspar Kiraj (2020-04-28 03:41:34)

+3

10

Каспар — неровное пламя, которое стоило оградить от ветра.
И в которое вместо этого плеснули бензин.

Каспара очень просто возненавидеть: за все его феерические проебы, за дурь, за то, что так глупо и обидно сорвался под самый конец, банально — в ответ на им же транслируемую ненависть.
Очень просто, но не получается, потому что это значит перекинуть на него всю ответственность.

С тем же успехом можно обвинить в неудаче кусок глины, так и не превратившийся в кувшин.

Академия всегда идет путем наименьшего сопротивления: вместо того, чтобы работать с неподходящим материалом, вышвыривает его и оставляет тот, с которым не нужно долго и упорно возиться. Ежегодный огромный набор уже к весне сокращается минимум вдвое. И еще вдвое — к следующей весне.
(эдгар может вспомнить буквально каждый раз, когда ему приходилось убеждать ректорат в том, что кирая все-таки стоит учить; учитывая общее количество подобного рода ситуаций, память у эдгара такая же охуенная, как широта его полномочий)

И теперь остается простое, понятное осознание: если долго и усердно пытаться запихать кубик в треугольное отверстие, можно сломать к ебене матери или то, или другое. Дети от года до трех учатся этому максимум за неделю. Эдгару под сорок; с возрастом когнитивные способности, очевидно, ухудшаются.

Не вмешивайся он раз за разом — и Кирая отчислили бы еще лет пять тому назад.
Вышло бы обидно, ударило бы по самооценке.
Погрустил бы две недели, а то и целый месяц.
И все.

А теперь на Драйдена пялится ломаное-переломанное — иронично, учитывая, кого тут вроде как отпиздили, — человеческое существо, и в глазах у него плещется задор полнейшей, беспросветной, сука, безысходности.
Отчаянное веселье человека, которому больше нечего терять.

Ну и кто, спрашивается, в этом виноват.

Ему страшно: в какой-то степени и за себя тоже — кто захочет подыхать вот так запросто, за здрасьте, бессмысленно, — но еще больше из-за запоздалого осознания, что он, блядь, наделал. Искалеченный звереныш скалится в лицо и плюется словами, словно зачитывает предсмертную записку.

Ему жаль: сказать об этом вслух — и Кираю в тот же момент откажут последние крохи самообладания. Размотает на ленточки, да так, что кровавые ошметки придется лопаткой от пола отскребать.

Эдгар пытается откашляться — в который раз. Глаза слезятся. Каспар весь подбирается, смотрит почти с предвкушением — желание продолжить драку читается во взгляде также безошибочно, как растерянность.

— Если решил самоубиться, будь добр, сделай это, сука, самостоятельно, а не об меня, — воздуха в легких хватает на фразу и даже короткий хриплый смешок, который, впрочем, сразу же исчезает, едва отзвучав.
Он теряет остатки напускного веселья; чуть заметно качает головой, морщась от боли.

— Вали отсюда. Пока еще можешь, Кирай.

Пока еще живы.

+3

11

Смотрю сверху вниз: если бы не ты
(если бы не он, меня бы вышвырнули кучу лет назад)
(если бы не он, меня бы, возможно, уже раза четыре душанули бы в спальне)
(если бы не он, надо мной бы не ржала бы вся академия)
(если бы не он...)

В академии я каждый вечер умирал и каждое утро рождался; я - Каспар Кирай, чех из Брно, мой отец сел еще до моего рождения, моя мать - сука без остатков эмпатии, сдавшая меня в детский дом строгого режима. 

Я взял от них поровну, по половине, и обе половины, видимо, худшие. 

В академии я - Каспар Кирай, которого_лучше_не_трогать. Мои стены высоки, рвы глубоки, а крокодилы в рвах - неизменно голодны. Нечего и пытаться: при подходе к стенам любого неосторожного ждут котлы с раскаленным маслом
в котором только что с радостным бульком искупался Драйден.   

Он накормил крокодилов пятью ячменными хлебами и двумя рыбами; он перешел ров по воде, не боясь, и раскинул руки, как сраный Иисус: дескать, жив я и цел, погодите жечь замок!..

А потом он сгорел сам, споткнувшись на банальном непонимании того, что все, что у меня осталось — это не убитый кнопочный телефон или справочники по латыни, а самолюбие. Самолюбие, которое Драйден умудрился неверным движением выкорчевать и даже не заметил. Корни хилые.
(я от корней своих взял поровну, по половине, и обе половины были гнилые) 

Вот так вот до обидного просто Бастилия пала; здесь танцуют и всё будет хорошо, вот только нихуя уже не будет хорошо. А я - сам себе человек в железной маске и сам себе Сен-Мар. 

Вот так вот до обидного просто, Эдгар, чувствуешь это? Десять лет скомканы в ладони оберткой от протеинового батончика; десять лет бытности моей Сен-Маром, пять твоих - Железной Маской. 

Бллляяаааать, и сюда история Франции закралась.

С лица Драйдена катятся крупные жирные капли. Под его ушами расцветают маки. Вижу полопавшиеся капилляры в его глазах. Они собираются в большие кровоизлияния на склере, придавая ему вид еще более потусторонний. 

Я не жалею. Жалеть о том, что изменить уже нельзя, не имеет не малейшего смысла. 

Я не могу прекратить думать об Академии в настоящем времени; еще хочу верить, а самому смешно. Потому что иначе - петля. Иначе - позорное отчисление, и вышвыривание на мороз без малейших навыков. Хорошо я умею только драться - в Академии это в чести; иронично, но то, что я умею лучше всего, и привело меня сюда.

Если бы я больше боялся... - обрываю себя на мысли. Это неправда. Я всю жизнь только и делал, что боялся. Матери, отчима, что выгонят, что оставят, что снова выгонят...
(ненависть - всего лишь месть за страх, а ненависти у меня просто дохуя)
(угадайте, сколько в моей жизни было страха)

Мне не нравится петля, но я буду молиться, чтобы мой таксист был пьян, а тормоза - неисправны. У такси, конечно. Мои только что с треском провалились сквозь прогнившее днище.   

Я умею молиться. 

Я слышу за дверью шаги и весь напрягаюсь; показалось. Ловлю себя на том, что рефлекторно сжал кулаки. Я что, реально думал драться?.. Всю Академию не упиздишь, Кирай. 

Вот если огнем...

Я, кажется, говорил, что мне не больно?.. Мне снова охуенно больно, но только теперь я чувствую, что эту боль не вытащить из себя, раздавая её щедрой бьющей рукой; даже если я убью Драйдена, легче мне не станет.

Мне станет больнее.

Я все еще улыбаюсь, как кретин. Позвать тебе врача, Драйден? Священника? Помощников, чтобы начали неуклюже заламывать мне руки и долбать рожей об пол? Что ты хочешь, meine wachtel?.. 

Хочешь, чтобы я свалил. Резонно; поднимаюсь, отряхивая колени. Бесполезно — это не пыль, это брызги твоей крови, Эдгар. 

- Auf Wiedersehen! - отвешиваю издевательский маленький поклон. Ловлю себя на мысли, что я, пожалуй, не так уж далеко ушел от клоунов в зале. 
Ухожу дальше в служебное помещение; там - черный вход, хотя для меня, конечно, черный выход. 
Ловлю за плечо какого-то мелкого придурка во дворе; говорю, чтоб рысью метнулся в коридор за залом: там, кажется, кому-то плохо. Малой поспешно удаляется: какая бы ни была поганая у меня репутация, я - все еще почти выпускник, и мало кто из щенков осмелится вякнуть поперек. 

Все еще почти выпускник. Счет идет на часы. Скоро всё взорвется к чертовой матери. Я хочу выйти на площадь и доебаться до нацистов, а может, плюнуть в лицо полицейскому, чтобы через час очнуться в канаве и ничего не помнить. Может, тогда будет легче?..

Ах, да, правило триста сорок восемь: хуй мне, а не отключка, буду страдать от звонка до звонка. 

Я - Каспар Кирай, и теперь я понятия не имею, кто я и что мне делать дальше.

Отредактировано Kaspar Kiraj (2020-04-28 07:23:37)

+3

12

В какой-то момент ему кажется, что в этом теперь и состоит наспех составленный план: прикончить наставника, отыгравшись за все десять лет разом, и будь, что будет.

Оба они знают, что за это будет.
Без шансов, вариантов, смягчающих обстоятельств и скидок на состояние аффекта. Независимо от характеристик в личном деле и прошлых достижений, в случае Каспара ограничивающихся где-то в районе «ну, раньше не привлекался».
Казнь — жестокая и показательная в равной степени.

Эдгар думает, что это было бы целиком и полностью в стиле Каспара.
Не трусливое бегство через таблетки или прыжок с моста в реку, а гордый — в его представлении — финальный бунт против системы, которая его вышвырнула. Будь у него возможность рвануть с коктейлем молотова под гусеничный танк, и Кирай бы, может, выбрал ее, но вот незадача: родился не в то время и не в том месте.

Эдгар думает, что если им всем очень-очень повезет, и обстоятельства сложатся по лучшему из приходящих на ум сценариев, лет через пять Каспара возвратят на родину в непрозрачном мешке откуда-нибудь из северной Африки.
И это тоже будет целиком и полностью в его стиле.

Гулко хлопает дверь. Звук шагов растворяется в мелких шорохах и спонтанном перестуке — Академия продолжает жить своей жизнью; в зале кто-то ритмично отбивает мячом о пол; с каждым ударом что-то пульсирует в висках.
Очень хочется просто закрыть глаза и провалиться если не в обморок или сон, то хотя бы в какое-то их подобие: просто лежать, пока об него не споткнутся. Потом попросить смотреть под ноги и лежать дальше. Эдгар совсем не против, чтобы его обнесли красной предупредительной ленточкой и обходили по периметру.
Учитывая, сколько натекло крови, можно поставить табличку «осторожно, скользкий пол».

Он тяжело и не сразу встает, как будто выполняет турецкий подъем с тяжелой, рискующей выйти из равновесия гирей: сперва опирается на локоть, потом, полностью выпрямив руку, кое-как переносит вес на колено и только потом разгибается полностью. Несмотря на то, что движение выходит медленным и осторожным, перед глазами все равно плывет. Эдгар старается держать голову как можно ровнее — если запрокинуть, можно подавиться собственной кровью; если опустить, будет и того хуже.
В целом, ничего совсем уж страшного, кроме явной черепно-мозговой. Если бы Каспар хотел оставить его инвалидом, справился бы с этим за три минуты — жаль, проявленное милосердие ему не особо зачтется, когда встанет вопрос об отчислении. Выгородить его и на этот раз можно даже не думать.
Нет ни шансов, ни смысла.
Желания тоже нет.

Дробно стучат шаги, на этот раз приближаясь. Эдгар оборачивается — неуклюже и всем телом; дверь распахивается со стороны зала, мальчишка лет четырнадцати пялится на него с полукоматозным ужасом.
Оборачиваются и студенты, явно только того и ждавшие: того, которому прилетело по ребрам, среди них уже нет, но все остальные таращатся так, словно пытаются сфотографировать силой взгляда. Кто-то подлетает ближе, норовя подхватить.

— Похоже на то, что мне ноги поездом переехало? — раздраженное движение плечом отзывается по всей левой половине тела, но до медицинского блока он добирается на своих двоих, хоть и сопровождаемый стайкой излишне любопытных щенков — отгонять бесполезно, проще забить и забыть.

Пустующие за ужином места — на этот раз сразу два, — похожи на дырки от выбитых зубов.
Миллер делит палату надвое широким шагом: по диагонали беспокойной крысой мечется из угла в угол и обратно — до Эдгара долетают лишь ошметки возмущенных фраз, приблизительно наполовину состоящих из «немыслимо» и «недопустимо»; замерев, вскидывает голову и впечатление лишь усиливается.

— ...отпуск?
Кажется, стоило начать слушать раньше, но, в целом, он и так может предположить контекст.

— Дай угадаю, бессрочный и подальше от Академии.
Он лает-смеется, думая, что Каспара бы это порадовало: смотри, а вышвырнули-то обоих. Игорь смотрит почти обиженно.

— Делай как знаешь.
— Эдгар...
— Я сказал, делай. Как. Знаешь, — из-под напускного веселья чернотой зияет тоскливое равнодушие.

Хоть год, хоть пять лет.
Какая, нахуй, разница.

Отредактировано Edgar Dryden (2020-04-28 15:19:29)

+3

13

Пересекаю двор, держа окровавленные руки в карманах. Это не имеет никакого смысла - у меня на роже брызги, на футболке, на белых кроссовках. Даже на джинсах. Я как будто барана забивал на мясо. 
(что недалеко от истины) 

Я стискиваю руки в карманах в кулаки. Я все еще не знаю, что мне делать и куда идти. На меня оборачиваются; сначала смотрят со сдержанным интересом, а потом - нагло рвут взглядами на лоскуты. 
Значит, знают.
Прошло минут двадцать; я надеялся, что у меня в запасе хотя бы пара часов. Когда я подхожу к главному входу, они бросаются врассыпную, как от чумного. Мне весело, как на пути к эшафоту. Я получил последний ужин и сам исполнил свое последнее желание, вот этими вот своими руками.   
Братья мои, ни бешенство, ни безумие не передаются воздушно-капельным путем, но я готов биться об заклад, что вы боитесь не этого.
Больше всего вы боитесь быть выкинутыми. Кажется, они думают, что отчисление - это заразный вирус, и отступают на шаг, на два, скрещивая пальцы, чтобы не заразиться. 

Толпа мяса. Смотрю на них и вижу шницели, эскалопы, вырезки и свиные лопатки. Ваше счастье, что я не голоден. 
(отступают еще на шаг: чума)
Настоятельно рекомендую пересмотреть приоритеты. Я вот уже в процессе. 

Я достиг дна и мне хорошо.


Миллер говорит много и долго - как всегда. Я рассматриваю аквариум за его спиной. Маленькая рыбка плавает за другой маленькой рыбкой. Большая рыбка открывает рот, и маленькую рыбку всасывает в её беззубую пасть, как в сливное отверстие. Я зачарован. 

Даже рыбки понимают, что к чему, а Миллер - нет.

Сначала он почти спокоен, а потом срывается на крик, и вываливает на меня ушат дерьма, второй, третий. Ничего нового я не услышал. Сижу и молчу, рассматривая сбитые костяшки. Молчу, как рыба.
(очень большая)
(или очень маленькая) 
(я еще не понял)

Когда я спрашиваю его про восстановление на предыдущий курс, он смеется - хрипло, вкладывая в смех максимум ”ну_ты_и_дебил”, - и говорит, что у меня есть два часа. 

Спрашиваю - до чего?..

Отвечает: до приезда обер-инквизитора, Каспар. И лучше тебе поспешить. Это охуенная услуга для такого вымеска, как ты. 

Я согласен. Руку он мне, конечно, жать не станет - брезгливо морщится, указывая взглядом на толчок в конце коридора. Можно подумать, будь у меня руки чистые, было бы иначе.

Нет, конечно, но посмеяться-то можно.


Когда я захожу в общую спальню, чтобы собрать вещи, меня толкают в плечо. Я толкаю в ответ. Предсказуемо. Вот только от моего толчка Ксавье летит спиной в опору кровати. 

Уворачиваюсь от плевка. 

Это все так скучно и предсказуемо, что у меня сводит зубы; нечего и просить вставать бывших сокурсников в очередь по одному. 

Теперь я - просто залетная пташка здесь; я сам на прощание оставлял отчисленным приятелям сувениры вроде кровоподтеков или мелких переломов - традиции. 

В Академии уважают традиции. 

Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с парой смутно знакомых лиц. Молодежь. Вспоминаю: видел их в зале. Свежее мясо, новые ученики Эдгара. Решили, значит, попробовать свои зубы в деле - но, клянусь, попробуют их на вкус. 

Отступаю к стене, защищая спину. Поднимаю руки: надо защищать челюсть. Все остальное заживет, а вот к стоматологу я попаду, видимо, нескоро.

Странно, почему я раньше не замечал эту ненависть во взгляде Билла?.. Может, потому что он обычно ходил с подбитыми глазами? Ха-ха. Скалюсь. Зажимают.

Вы бы видели того, другого парня... надеюсь, не придется его перед этим откапывать. Это был бы совсем бесславный конец для Драйдена, а для меня так и вовсе верный приговор.

- Что, уебаны, так и будете стоять?.. Ты, Ксавье, вообще должен до потолка прыгать: теперь можешь присовывать под хвост Биллу без свидетелей.

Ну, поехали, братья мои.

+3


Вы здесь » theurgia goetia » архив эпизодов » дочерна


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно