А ВЫ ТОЧНО ДЕМОН?
|
Отредактировано Aldous King (2020-02-21 17:34:30)
theurgia goetia |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » theurgia goetia » эпизоды » а вы точно демон?
А ВЫ ТОЧНО ДЕМОН?
|
Отредактировано Aldous King (2020-02-21 17:34:30)
- А потом мы ставим две сценки из стиха, где Вирсавия дала Давиду.
На этих словах шестилетки из лагеря Свидетелей Иеговы в Данди с серьёзными выражениями лиц придвигаются ближе.
- Мисс Кэссиди, - строго переспрашивает меня шестилетка в бифокальных очках, - а вы точно наш новый организатор утренников?
- Стопроцентно, - гарантирую я и вгрызаюсь в третий по счёту детский сэндвич. Спасибо господи (или кто там у иеговистов), что здешние родители не мажут на хлеб арахисовое масло. Спасибо тебе также за прекрасный сюжет из Ветхого Завета, который помог собрать самую благодарную аудиторию в моей жизни. А также благодарю тебя за то, что нигде
нигде
ни в одном блядском метре от меня нет никаких крестов.
Крестов, розариев, молитвенников, просвир, икон, толстых пасторов с жирными пальцами - ни-блять-че-го. Ничего, что заставит меня сорваться с полкуба морфия и раскопать шестилетку до висцерального жира просто потому, что он, как мне когда-то говорил хороший друг по параллельной вселенной, помогает снять головную боль и непроизвольное семяизвержение от вида намоленного предмета.
Заправка у Дарлингтона воняет; сэндвич воняет, дети воняют, моя туша воняет, весь этот мир смердит. Я хочу спать. Тупое и ненужное ощущение; десять лет назад мне удавалось глушить его метом, но в этот раз я перебарщиваю с обезболом, и сонливость наступает быстрее, чем мет выходит весь.
- Признавайтесь, карлики, - весело хлопаю я в ладоши, прежде, чем сдёрнуть с шеи пучеглазого карапуза бандану и вытереть о нее пальцы, - кто из вас барыжит наркотой.
"Карлики" придвигаются ещё ближе.
- Мисс Кэссиди, вы же не пердуха какая-нибудь старая, - всё так же строго говорит мне пиздоглазый лидер ирокезов, - сейчас уже никто так не говорит.
За последующие два часа езды я узнаю всё о приколах, получаю адреса и телефоны, а также просвещаюсь о Грете Тунберг, феминитивах, истинных причинах получения пяти статуэток Грэмми Билли Айлиш, пересматриваю хэдлайны фестиваля порно-короткометражек, завожу твиттер, снэпчат, вацап, а также вывожу в топ страны хэштег #люблюсвидетелейиеговы, чем сподвигаю недовольную харю Бориса Джонсона выступить с заявлением о протестантских сектах и их влияниях в стране. Бориса Джонсона бьют камнями, официальные аккаунты церквей срутся в ютубе, на меня подписывается Джоан Роулинг. Головная боль переходит в зубную, я приезжаю в Эдинбург блогершей с почином в двенадцать тысяч подписчиков, забираю бандану, три последних английских выпуска Сторожевой Башни и, отказавшись доезжать до Данди, пиздую оттуда в направлении строго нахер без любых альтернативных вариантов.
Детки-котлетки не подводят; я нахожу того, кто сбывает мне мет, и нахожусь в полном восторге от нынешнего молодого поколения землян.
Через час я, Бэтшиба Кэссиди, прекрасная незамужняя мадам строго агностических взглядов на жизнь двадцати шести лет от роду, сижу в кафе напротив крупного книжного в Эдинбурге.
"Лайтхаус" сверкает табличкой "Бестселлер самого известного автора мистических детективов в Европе - эксклюзивная автограф-сессия только в Радикал Лайтхаус!".
И рожа Олдоса во всю стену.
Помогите мне боги.
Итак, пришло время познакомиться, пока мои руки - руки девочки, которые я с невеликим удовольствием занимаю от а до я, набирают номер цветочного магазина напротив, аккурат по соседству с книжным.
Я говорю грубым мужским голосом, хрипотца в котором выдаёт любителя курить сигару толщиной с приличный человеческий чёрный хуй:
- Здравствуйте, как я могу заказать доставку трёхсот букетов лилий мистеру Олдосу Кингу по адресу... э-э-э, так, сейчас.
Передо мной лежит толстый телефонный справочник города, который я раскрываю чисто наугад, - палец упирается в заветное имя, и мои губы только чуть-чуть дрожат.
- Да-да, терраса Лаверрок, Ньюхэйвен. С запиской "Люблю тебя, сладкий". Да, во всех трёхстах букетах. Мне похуй, где вы найдете столько лилий, главное, чтобы знатно смердели - мой любимый без них не может дописать книгу. Карточка устроит?..
Здравствуйте. Меня зовут Астарот. Я сущность из мира, которую здесь называют изнанкой, крайне ошибочно, блять, полагая, что эта жопа вселенной - лицо. Приблизительно несколько раз в столетие очередные потомки обезьян с гиканьем и свистом достают мой сигил из широких штанин и решают сыграть в игру "Дух Богдана Хмельницкого, скажи, а чи правда, что Трамп и королева Британии ебутся". Непонятно только, зачем спрашивают, ибо после моего внятного ответа, что да, преимущественно треть дохнет от неожиданности, вторая треть - от радости, третья - от моей руки. Те исключения, что не попадают под правило, в задумчивости чешут яйца и велеречиво разрешают принести им кофе.
Как вы могли бы догадаться, мне так похуй, что даже неудобно, но порой бывает забавно. Порой - не бывает, потому что тебя засовывают в девчонку и заставляют приезжать в Эдинбург.
Почему в Эдинбург?
Потому что в Эдинбурге живет тот единственный и неповторимый, чья бородатая и уставшая рожа украшает каждый третий плакат. Кто, как мне спустя день удаётся узнать, за прошедшие десять лет моего отсутствия, выпустил пять невъебенно популярных книг и не даёт ни одного интервью в "Вэрайети". Пятидесятилетняя мечта литературных критиков, а также девочек и мальчиков от двадцати до ста, причина эпических пиздиловок двух фандомов разных Кингов и, наконец, демонолог, который мне должен.
Ну, или я ему должен.
А, впрочем, к чему эти никому не нужные детали!..
В прошлый раз ему хватило полугода, чтобы простить и отпустить - на этот раз по причине старческого маразма, деменции и бесконечной любви ко мне я надеюсь обойтись парой дней. Ничто, правда, не мешает мне немного развлечься перед фанфарами, провожающими меня обратно на изнанку.
Я прихожу к нему вечером, сразу после того, как грузовик из цветочного магазина растерянно едет обратно по узкой терраске, усыпанной гравием. Сука Олдос поселился напротив церкви, чтобы, блять, бесить меня еще больше.
Я смотрю на себя в отражении оконного стекла и поправляю бандану. Красивая девочка. Милая девочка. Девочка, в теле которой я заперт, и телом которой могу торговать в крайне незавидном для меня положении.
Девочка, которая сидит на мете и морфии, потому что нам нельзя много спать, пока я не смогу убедиться, что у меня есть план - и демонолог по-братски.
Стучу три раза, цепко осматривая косяк двери на наличие сюрпризов.
- Здравствуйте, не соблаговолите ли уделить минутку вашего времени, чтобы поговорить о Еврейском Писании?..
Отвал пиздов, здравствуйте. Я назвался Бэтшибой в этот раз потому, что жена Давида была шлюхой, как и эта девочка. Как и я буду для тебя кем угодно, пока ты
мать твою
не
развоплотишь
меня
обратно.
- Ой, а тут живёт Олдос Кинг? Это вы? - я быстро-быстро перебираю пальцами и мну краешки иеговских журналов. - Я большая фанатка.
За спиной снова сигналит грузовик цветочного.
Я улыбаюсь так, что если бы Гавриил сейчас вышел из грузовика с возгласом "Ну еб твою мать, Кинг, забери ты сучьи лилии!", он бы подошёл, чтобы закурить и перетереть за жизнь.
Отредактировано Bathsheba Cassidy (2020-02-22 18:32:20)
Запущенная бутылка (боржоми, конечно же, потому что никакого алкоголя Хитклифф) разбивается о стену, а Олдос подозревает, что ему тут не рады. Вслед он слышит тысячи «пошел на хуй» на разных языках, но уходить не спешит. У него программа-минимум: проверить холодильник и возможные тайники на наличие алкоголя, на наличие еды и героина, спрятанного в бачке унитаза. А после отсутствия всего вышеперечисленного буднично поинтересоваться делами, так же буднично прослушать, какой же он мудак, а после оставить немного денег, чтобы совсем копыта не откинул.
Он бы и рад попиздеть за жизнь, но Хитклифф сегодня не разговорчив (как и обычно), а бутылок с газировкой слишком много (ничего нового). В квартире устойчивый запах сигарет перемежается с устойчивым запахом дешевой еды, той самой, которая обещает прекрасное воссоединение с белым другом. Он бы действительно рад попиздеть за жизнь, а может даже объясниться, но ему не дают. Вторая бутылка разбивается под ногами, разбрызгивая липкую содовую прям на вылизанные лакированные ботинки.
Олдосу остается только вздохнуть. Программа-минимум выполняется за двадцать минут, а на пороге Хитклифф обещает больше никогда не пустить Олдоса в свою квартиру. Обещает уже семь лет подряд, правда, но Кинг каждый раз, как первый переживает.
— Ты знаешь, где меня искать.
Конечно знает, но никогда не будет. Скорее сдохнет при попытки пустить себе по вене какую-то хуйню, чем позволит себе попросить у этого писаки хоть что-то.
Оуэн в квартире поразительно молчалив и недоебчив — выучил за полгода, что во время этих самых отъездов непонятно к кому стоит делать вид, что тебя не существует. Олдос почти благодарен такой проницательности, что даже снисходит до ответа на очередной вопрос по демонологии.
Ничего нового.
Олдос даже раз этой спокойной стабильности. Книга выпущена, цирк закончен, осталось пережить пару интервью, автограф-сессий и прочего дерьма, к которому он на удивление привык за все это время.
И даже Курт не подавал признаков жизни, откладывая свою вива ля революсьен на какое-то время. Олдос вообще не верил, что из этого выгорит что-то путное, но чем бы дитя не тешилось. Тем более, не его дитя.
Верховному, конечно, стоило бы внимательнее следить за своим отпрыском.
Олдос ловит какой-то невероятно-удивительный дзен, что даже грузовик лилий не нарушает его тихое и мирное спокойствие. Глаз только дергается, когда приходится отослать курьера восвояси, потому что лицо у курьера такое, словно ему лично эти лилии в жопу запихнут.
Они смердят — Олдос чувствует этот запах цветов даже с порога собственного дома — приторно, сладко, что на секунду цветы действительно хочется запихнуть горе-шутнику куда-нибудь, но Олдос на удивление отходчив.
Поначалу ты злишься, потом отрицаешь, а после миришься с происходящим — три стадии настроения после походов к Хитклиффу, и каждый раз, как первый. Хотя стоило бы привыкнуть.
— Да кто там еще блять, — Олдос все еще не бесится, когда разворачивается и идет обратно. Одос все еще не бесится, но уже начинает верить в то, что каждый в этом сумасшедшем городе решил сегодня вывести его из состояния дзена.
Девчонка выглядит обычно. Хотя и слишком красиво для иудейки (господи, они еще живы?). Больше, конечно, отвлекает взгляд с оттенками чего-то охуительно знакомого, но никак не припомнить. Олдос уверен — он не видел эту девушку нигде ранее, но смутное подозрение оседает на душе. Знакомое настолько, что хочется очень невежливо захлопнуть дверь и не открывать примерно никогда.
Но это всего лишь девушка,
Всего лишь фанатка.
А в руках очередная религиозная бурда о Боге нашем /вставить нужное имя/. Ничего необычного для Эдинбурга.
Только вот смутное желание искренне намолить розарий никуда не уходит.
— Нет, Олдос Кинг проживает в США. Я его однофамилец, Стивен. — Эта тупая шутка перестала быть смешной через месяц после того, как он вышел на мировой рынок, но, окей бумер, кого это ебет. — Могу уделить вам минутку и даже угостить кофе.
Он открывает пошире дверь, впуская незнакомку. Одним слухом в твиттере больше, одним меньше. Все равно с этим говном разбираться не ему. И ему почти жаль курьера, который упорно не собирался уезжать.
Лилии пахнут, как если попытаться забрызгать тройным одеколоном обосранный сортир, а твой дом - на удивление приятно. Раньше у тебя был другой, поменьше и в ебенях. Теперь это - особняк с призраками на холме и цветущим садом. Между огурчиками и помидорчиками, как водится, закопан Лев Толстой.
Ну, на удачу.
Хотя вряд ли твои псевдороманы насчитывают больше трёхсот страниц вменяемого текста. А в конце по всем канонам кто-то с кем-то ябется.
Так, чтобы фанатки пищали, а издатель говорил, что ты компенсируешь.
А ведь ты таки компенсируешь, Олдос.
Или миссис Кинг закопана в саду рядом с Николаичем? Ой, или тот мальчик, которого обсасывал фанатский форум и три группы #metoo всё-таки претендует на звание любви всей жизни? Что ты, я не критикую. Всегда верил, что ты маньяк и педофил, мой пездюк - и вот, спустя десять лет, наконец-то хоть какая-то антисоциальная польза.
Или ты просто нашел ещё одного пацана, чтобы засунуть демона, чтобы потом с этим самым демоном ломать кроватку и говорить, мол, я отпущу тебя, когда меня отпустит?
Боже, Олдос, только не говори, что всё по схеме.
Старый ты пердачина, как я рад тебя видеть!
Надо будет спустя минут пятнадцать тебе так и сказать.
- От кофе я не откажусь, пожалуй, - изо всех сил сияя и пряча умилительно-фанатский "хихик", я торжественно киваю и, аккуратно обходя десятой дорогой воняющее хуже лилий Священное Писание на полке, пока ты шкандыбаешь ко мне спиной и не видишь, кладу журналы на тонконогий столик. Если что, скажу, что вера мне не велит поднимать глаза на чужие писания. Только на твои, о мой многотиражный бог.
На столике вскрытые конверты и чеки. Глаз быстро цепляет знакомое имя - и я просто разливаюсь лужицей по полу. Даже придушить тебя от радости перехотелось! олдос! это ж, получается, ты оплатил коммуналку нашему мальчику в Простоквашино!
Божэ, посмотрите на эту заросшую булочку, достающую чашки - хотя не, не смотрите, фу таким быть, отсосолдос, побрился бы к моему приходу, что ли. Ну как не демонолог, в самом деле. Не мог на чае там раскинуть, на костях? Типа, дорога долгая, дорога близкая, придет пиковый туз, уведет нахуй тебя, твоего мальчика и деньги?
Нет?
Но спасибо, за чек. И кофе. И спасибо, что живой.
А то до ближайшего другого мальчика с ебоническим кадилом валить в Италию надо, а там коронавирус.
- Мистер Кинг, простите мне моё любопытство. Просто этот месяц нашей службы посвящен Книге Руфи, в которой так много притч... и ваш однофамилец Сти... Олдос, - я гротескно подмигиваю мол конешно я подыграю вам о автор, - так часто использует притчи в своих романах. Помните притчу Хаммерсмита в "Миле"? О двуличных псах.
Твоё лицо, конечно, бесценно.
- А в новой книге они будут? У нас девочки, - я доверительно шепчу, чтобы еврейский бозя не услышал, - очень любят вас читать. Есфирь как-то узрела в вашем Уильяме из вашей "Ведьмы" Амана, который свёл часть иудейского народа в могилу, и неделю говорила, что Аман был демоном. Так наш раввин даже сам заинтересовался и скупил все три части.
Дом, конечно, на ладан дышит просто пиздец. Кто проводит обряды в своём подвале, Олдос, ты совсем с дуба рухнул? Или это чердак... не, вроде, подвал.
- А распишетесь мне на журнале? Остальные, так и быть, я вам оставлю безвоздмездно, - я прям пышу энтузиазмом, шлепая перед Олдосом журнальчек, где расхристанная баба кистей неизвестного автора косится взглядом куда-то за обложку аккурат на меня. И чего палишь меня, дурочка? На жизнь свою посмотри.
- Напишите "Для Бэтшибы Кэссиди". Я у нас покажу - не поверят!
К кофе я, конечно, не притронусь. Мало ли какой серебряной ложечкой ты его мешал, пердун ты эдакий.
- А хотите я расскажу вам притчу, которую очень просто можно использовать в таких... ммнээ... оккультных книгах, как ваши? - я очень оживляюсь, прижимая журнал к груди, как будто это как минимум ребёнок от тебя, - ну, не хотите, как хотите, значит, слушайте.
Олдос понятия не имеет, с чего вдруг в нем разыгрывается такое неебическое гостеприимство, но по крайней мере гостья не заявляет с порога, что она тут будет жить и не прочь поискать каких-нибудь демонологов на досуге. У Олдоса моральная травма — это видно сразу — а любой хоть немного вменяемый на вид человек внушает веру в людей.
Девчонка кажется вменяемой на вид, хотя он уже слышит жужжание Эбби за спиной «опять не пойми кого пускаешь в дом, а потом они будут ныть, что носят твоего антихриста». Не то, чтобы это случалось часто, впускание в дом, естественно. Байки про своего ребенка от очередной фанатки он слышал раз в полгода стабильно. Эдакое мерило популярности. И это пугало.
Он, конечно, осознавал, что чем дальше в лес, тем больше дров, но радости от того, что на него стали обращать внимания ебанутые на голову ни капли не прибавлялось.
Олдос вспоминает одного из своих поклонников наоборот, который твердил, что Кинг своими книгами рано или поздно призовет опасную и уничтожающую все человечество силу. Ох, если бы он только знал.
Девчонка действительно кажется нормальной на вид. Обычной такой, насколько все эти недо-амиши могли быть нормальными, но все равно внутренний голос, который зовется интуицией, почему-то не хотел замолкать. Не то, чтобы он визжал. Так, повизгивал от опасности. И все это, в принципе, можно было бы спихнуть на то, что дом и близлежащие окрестности от него дышали на ладан из-за частых призывов всяякой демонической сущности.
Олдос думает, что следует сделать перерыв и найти другое место, пока совсем плохо не стало.
Олдос, конечно, старается не поддаваться паники, но кофеек размешивает серебряной ложкой чисто на всякий случай. И надевает серебряное кольцо на палец, пока не видит гостья. Тоже для подстраховки. Если с демонологом он бы еще мог справится, то насчет демонов был не уверен.
Старость не радость, а домработница уже устала подметать за ним песок.
Голос у нее оказывается, конечно, приятным. Таким успокаивающим, что ли. С таким только в хоре при церкви выступать и молитвы читать за искупление грехов. Олд бы с радостью воспользовался бы такой услугой, ну чисто «а вдруг». В богические силы верилось со скрипом, но подстраховка никогда не мешала. Правда, всей жизни этой девчонки не хватило бы, чтобы замолить его грехи.
На притче он, наконец-то, поднимает глаза на нее, всеми силами стараясь удержать лицо на нейтральном «что?».
Интуиция начинает трещать настойчивее, а девушка оказывается слишком говорливой. И у него бы, наверное, заболела бы голова из-за перехода от приятно-успокаивающего голоса в назойливый треск, но после Оуэна его голове вообще мало что было страшно. Главное, улавливать нить повествования и отмечать, что к кофе она так и не притронулась.
— Нет, в этой книге никаких притч, — Олдос не врет, доставая свой серебряный паркер и расписываясь на пододвинутом журнале. — Бэтшиба? Бэтти? Очень красивое имя. Ну, я с радостью послушаю, если она окажется очень интересной, то с радостью использую ее в книге. С вашего, конечно, позволения.
Интуиция отдается предостерегающим звоном в ушах.
Паркер у него, сука, серебряный.
Виду я, конечно, не подаю, но мысленно во всеуслышание и ответственно заявляю, что ты пидор.
Оставь дурака на десять лет молиться, так он ручек накупит. У людей уже яхты, Мальдивы, а цей йолоп сидит в халатике и дает бесплатные мастер-классы в ютубе на пару с Нилом Гейманом в проекте "Твой ментор".
Боженька, ты это видишь? И как тебе плюется шелухой от семечек?.. Э, погоди, канал-то не переключай!..
Щас будет самое интересное.
Так сказать, воссоединение семьи. Беспутная дочь Мария, которая долгое время считала Сантьяго своим отцом, выясняет, что на самом деле он муж её троюродного брата, а заодно её любовник. Но она ведь знает, что Саньяго - её украденный из колыбели сын.
Немножечко пизданутый. Возможно, потому, что палец пережало, Олдос. Косплей Бильбо отменяется, дорогой, КомикКон закрыт в связи с кризисом, прекращай писать свои свитки и давай, наконец, займемся нормальными делами.
Например, отправим меня на изнанку.
- Бэтти? - скольжу я взглядом по колечечку и ручечке, - ну да, конечно. Очень красивое. Это в честь матери Давида, Вирсавии. Очень люблю эту притчу, как раз сегодня рассказывала в нашем детском лагере, - концентрационном, - у нас сценку по ней ставить будут.
Аккуратно тяну журнал на себя и любуюсь размашистым почерком. Дорогой, мне, впрочем, интересна твоя судьба на демонологическом поприще. Возможно, мне стоит задержаться, чтобы узнать, кто так тупо и рьяно, и в разных местах страдающего поместья Кинга на холме пытался совершать обряды. Ребенка завел? Учишь азам? Ай ты же умница, возьми с полки гранату и подорвись на ней нахуй.
- Но по моей истории сценки не поставишь, - я кладу журнал на столик рядом и забрасываю ногу на ногу, смыкая за коленом руки в замок, - а если и так, то детям вряд ли понравится.
Ты смотришь на чашку, я смотрю на тебя, чашка думает "ну, началось". Искра, буря,
желание выйти отсюда в окно чешется у тебя под лопаткой.
- Жил-был один мальчик, - начинаю я напевно, возводя очи горе, и прекращая трещать противным голосом. По факту, голос мой становится неуловимо грубее, - и был он сиротой. Но у мальчика был наставник, и малец был так тому верен, что считал его чуть ли не названым отцом. Добрый дядя вырастил мальчика и научил всему, что знал. А потом...
Содержимое чашки выливается на пол. Ты всё-таки размешал чаёк, да?
Мой хороший.
- А потом пришла Инквизиция, и устроила файер-шоу. Но наш герой выжил! - я развожу руками. - Ебаное чудо! Сел на место, Олдос. Давайте-ка подумаем, благодаря кому могло случиться это чудо, Кинг? Бог ли это? Не-е-ет. Кое-кто выбрал спасти жопу мальчика от дядей с жетонами, только какого-то хуя широкий жест не был воспет в легендах.
Но ничего. Я терпеливый, можешь отдать дог двадцать лет спустя.
Привет, Кинк.
Конечно, я скучал.
... ish.
Когда я забрасываю ноги на стол, твоя рука с кольцом и ручкой пригвождается к столу.
Ну что ты так смотришь на меня, я знаю, что я красивый.
Отредактировано Bathsheba Cassidy (2020-04-07 02:32:16)
Интуиция отдается звоном в ушах, а Бэтшиба кажется такой нереально спокойной, что это даже немного нервирует.
Обычно они визжали, чаще тупо хихикали, еще чаще старались скрыть восхищение в голосе — все зависело от возраста, конечно. Бэтшиба по возрасту тянула на последний вариант, но никакого восхищения скрытого или нет, там и впомине не было. Зато сквозила еле слышимая насмешка, что ли, или это просто глюки от недостатка сна.
Олдос действительно хочет все спихнуть на глюки от недостатка сна, потому что так проще ведь да, чем ожидать подвоха от такой милой леди, сидящей в его доме за его столом, которую он сам пустил сюда.
Эбби ведь предупреждала, что не стоит. Эбби ведь говорила о последствиях, но он же демонолог, он же тут старший, он же умный, просто пиздец. Ему же лучше знать.
— По любым историям можно поставить сценки, — Олдос улыбается своей самой обворожительной улыбкой. Такой бы она, конечно, была без бороды, но грех не запустить себя от лени и сброшенного стресса из-за всех сорванных дедлайнов.
Он вслушивается на удивление очень внимательно, где-то на границе сознания отмечает изменившийся голос, который совсем не подходит такой юной леди.
Олдос начинает подозревать.
Ерзает на стуле, всматриваясь в гостью так, будто хочет заметить что-то знакомое и не упускает ни одного ее слова. На моменте с инквизицией, мозг и сердце делают напряженное «кхеъ», а лицо становится таким, будто он вот прямо сейчас решить гипотезу Римана и никак не меньше. И ему уже даже похуй на кофе, что разливается по паркету.
Он не въезжает.
(конечно, въезжает)
Смотрит так, будто надеется на то, что все это неудачный трип от очередного ритуала Оуэна.
Пожалуйста?
Пожалуйста.
Но Астарот никуда не девается, все так же сидит перед ним, как будто не прошло и десяти минут, не то что десяти лет, все так же смотрит, только уже в совершенно другом теле. Олдос понимает почему орала интуиция. Этот ебанный взгляд. Он никогда его не забудет.
Ваш личный кошмар, мистер Кинг, а вы не ждали?
Он теряется на секунды, пока не ощущает тяжесть в руке, которую невозможно сдвинуть. Нихуя не меняется, а он снова слышит звук своего бьющегося сердца.
— Тебя не должно быть, — они охуеть как близко друг к другу. Только руку протяни. Он и протягивает, хватая Астарот за волосы и шепчет первое, что вспомнилось на латыни. Слышит свой голос (охуеть какой четкий голос), и одновременно тянет его (ее?) (их?) вниз, скидывая со стула. Пара слов должны причинить неебическую боль, сколько бы ты героина в себя не впихнул…а. Олдос надеется на это.
Обещаешь? Обещаешь, что по любой?
По нашей с тобой истории можно поставить только надгробия на могилах, и чур чтобы на моей без крестов. Но жирных пупсов с крыльями тоже не нужно, пожалуйста. Вообще, в идеале, концепт можно в рамках бюджета ужать до одной могилы и одного надгробия - твоего.
Ну, рано или поздно придётся, Олдос.
В твоем случае - скорее, рано.
Ну что как про смерть, так ты сразу заводишься, Олдос!
Или это потому, что я вспомнил о твоем почившем в бозе крестному бате, Олдос?
Но он так хорошо горел!
Перемена в лице состоялась по плану ровно в пять тридцать три пополудни, спешим поздравить вас с прибавлением, у вас демон. Можем предложить опции по передаче в органы опеки, а хотя нет, не можем. Счастливого вам нового года, и пусть удача
а хотя, какая удача, Олдос.
Посмотри на себя, о чем может идти речь.
Перемена в лице происходит сильнее ожидаемого, и я почти готов поставить на то, что ли либо разрыдаешься, либо предпримешь гордую попытку разрыдаться уже после того, как вспомнишь, что деды тоже воевали, и ты можешь повторить.
И,
в глубине души,
я очень рад, что выбираешь второе.
Перемена остаётся где-то в быстротекущем прошлом; лицо напротив приближается стремительно и проходит по касательной, чтобы я мог в полной мере убедиться, что ты отчаянно несогласен с утверждением про пидора. Рука грабастает меня за загривок, и по руке бегут мурашки, а я,
я, наблюдающий за этим всем с некоторой оттяжкой, хочу улыбаться, пить брют и потом пересмотреть это всё с другой камеры. Жаль, мы не пригласили оператора; жаль, что ты так плохо обо мне думаешь.
- А ты закрой глаза и представь, что меня тут нет, - я всегда так делаю, - от всей души горячечно и по секрету шепчу я совет, прежде чем с грохотом обрушиться на пол. Нужно было выбрать амишей и убрать волосы под платочек, да. Или отстричь тебе руку. Что все еще рабочий вариант.
Мой хохоток отбивается от стен маленькой гостиной и тонет в заходящемся кашле. Ты посмотри, какой я эффективный менеджер, Олдос: еще ничего нигде, а ты уже вспоминаешь заклинания на латыни.
Что-то внутри моего нового, еще не обносившегося тела, начинает отторгать лёгкие.
Альвеолы слипаются, как если бы я за раз залил их смолой и кислотой, а потом вымешал бы и пустил на оконную замазку. Дышать - стабильная человеческая составляющая - становится нереализуемой задачей. Возмущение в моих глазах читай как "ахтыжблядина ты сучья, о девочке подумой". Но ты, кинг, как был сукой, так ею и остаёшься. Интересно, что на этот счёт думает Хитклифф?
Тебе плевать на девочку, её лёгкие, оскорбленные чувства твоего лучшего друга, Вселенную и вообще.
Всё, что тебе в данный момент хочется - делать больно.
Очень больно.
И кто, дорогие читатели, здесь из нас настоящая изнаночная паскуда?..
- Т... - я едва разжимаю зубы, - варь.
Что ж, ладно.
Я пытался с цветами, но ты можешь пожевать говна.
Рука, которая остаётся придавленной к столу, выворачивается в плечевом суставе до сухого треска, вспарывающего заклинание, как горячий нож. Поток слов прекращается, я получаю глоток воздуха и семь секунд, чтобы расправить сложенный в груди пакетик в подобие того, чем можно питаться
духовно
метафизически
тварью ты был, еще когда в поздние двадцать зыркал на меня исподлобья в ритуальном кругу. Тебя плохо научили манерам, Маугли.
На пол я выхаркиваю кровь и тяжёлый вздох. У тебя платок торчит из кармана, знаешь? Может, найдем лезвие?
Я тебя
побрею.
Верну улыбке былое обаяние.
- Я возьму утереться, ладно? - кусок ткани быстро впитывает железистое месиво, а еще служит небольшим щитом выхватить паркер и всадить тебе под колено, чтобы ты оказался на полу глаза в глаза со мной. Руку обжигает, но своих способностей я не теряю.
Так близко друг к другу, да, Кинг?
Лучше бы поцеловал.
- Примешь, как данность, или продолжим пиздиться, и я сломаю тебе вторую руку?
Демоны не остаются в долгу, да? А Астарот был особенным демоном, тем самым, сигилу которого следовало раздать каждому демонологу, чтобы блять даже три секунды на изнанке не смог пробыть. Эта мысль не раз посещала его, но блять. Демонологов было жалко, потому что эта тварь не разменивалась на комплименты.
Ему больно. Сначала морально — события двадцатилетней давности, а потом и десятилетней проносятся перед глазами, как в хорошем, но малобюджетном кино — а потом и физически.
Блядская демоническая сущность, конечно же, не остается в долгу, а Олдос кричит от боли — слава богу, Оуэна в доме нет, Оуэн не сдохнет в агонии от их рук — а перед глазами прыгают черные пятна.
Он стал старее, заебаннее и точно не был готов к таким родам приключений. Все же так хорошо начиналось, так почему?
Сейчас он не видит перед собой девушку, чье тело, так беспардонно использовали. Он не видит человека, чья судьба в отрыве от демона не заслуживала такой участи.
Возможно, она могла бы стать ученой.
Писательницей?
Да хоть бы просто воспитательницей.
У Олдос на короткий миг вспыхивает злоба к очередному демонологу, который как обычно не справился с Астаротом. Сколько их таких, интересно, было. Но эта злоба теряется в ненависти к существу перед ним.
Он не видит в ней больше человека. Только демона, что вот уже второй десяток не может отстать от него и выйти, блять, нормально из головы.
Даже ебанный взгляд, он был такой же, как тогда, десять лет назад.
Олдос не успевает перехватить руку Астарот, что тянется за платком. Другая рука все еще ноет от боли (стопроцентно перелом) и, кажется, тело настолько охуело от происходящего, что паркер под коленой ощущается, как легкий укол, который все равно валит с ног.
Он смотрит на Астарот дико и с ебучей злобой, вытаскивая злосчастный паркер.
— Приму, как данность, подожди немного, — голос оказывается хриплым, а Олдос кашляет, опираясь одной рукой на стул, стоящий рядом.
Он снова вспоминает латынь; легкая сковывающая боль Астароту — то, что надо, чтобы успеть схватить первое, что попадается под руку на столе.
Любимое бисквитное печенье с шоколадной начинкой рассыпается по полу и даже умудряется задеть немного его, пока Олдос с наслаждением смотрится, как фарфоровая тарелка разбивается о затылок Астарота.
Такие они, конечно, занимательные, эти беллетристы - всё, как ни посмотри, у них должно идти по какому-то плану.
Вот тут завязка - кто-то обязательно умирает сразу в начале. Тут - кульминация на пять минут, желательно с присутствием огнестрельного оружия и креста, чтобы, как говорится, богу богово, а пулю - в лоб.
С развязкой тянут. Я буду называть тебя Олдос Мартин.
К сожалению, ветра зимы дуют только в твоей голове.
Потому что не бывает так, чтобы демонолог, который похерил всё и вся, включая - братские же ну! - отношения с изнаночной сучностью, в конце просто вышел под картинку взрыва за спиной, забрасывая за плечо, рвущее слишком тесную рубашку, пиджак от костюма-тройки. Никакого FIN в конце; да и плана никакого нет.
Нет никакого плана, Олдос.
Есть ты, последовательно объебавшийся несколько раз подряд, и оттого решивший, что всё сходит с рук, стоит немного постареть и обзавестись домом с бегониями и садовыми гномами по пять фунтов штука. Есть я, и...
ну
мне, вообще-то впринципе похер читать тебе проповедь, если в конце всё рано ни тела, ни крови христовой я не дождусь. Да я и не за кровью сюда, Олдос, я практически полюбовно за компромиссом. Вот я не буду мстить тебе за то, что десять лет назад ты решил меня убить, а потом вдруг передумал и захотел ебать, не увязав это в логическую цепочку, а поелику запутавшись и придя к единственно правильному решению отпустить меня домой.
Вот я предлагаю всего-то повторить.
А убивать я приду в какой другой раз, когда подрастут розовые кусты и кто-нибудь из твоих учеников. Знаешь, даже подумаю над тем, чтобы провернуть историю снова: вот учитель умирает, а ученик отправляется ровно на сто ярдов дальше, чтобы не замели.
И всё начинается сначала. Тебе - ад, мне - развлечение на всю жизнь. Это деловой подход, Кинг, это всего лишь деловой подход.
- Ты, главное, не торопись, - я медленно смаргиваю текущую с разбитой макушки кровь, заливающую мне правый глаз, и глубоко вздыхаю - в твоём возрасте нельзя, еще давление подскочит, или там шейку бедра сломаешь.
Или снова на латыни... далась тебе эта латынь, милый. Ты в спешке сделал две ошибки в elapidae, а это совершенно непростительно даже со слегка поломанной рукой. Заткнись.
- Закрой рот, - я мотаю головой, чтобы тонкая рваная рана на голове затянулась белёсой кожей, - заткнись, завали и дай обозначить цель визита.
Олдос Кинг!
Это звучит уже в твоей голове; нагло, с нахрапа, практически джекбут джамп посреди колышащегося мозга практически любимого демонолога.
Я накрываю тебе рот ладонью, и ты перестаёшь хотеть произносить слова. По факту, ты вообще не отличаешь, где язык, только уздечка внутри пробует перезагрузить систему. Рука хватает меня за волосы, но я сжимаю эту руку по месту прописки перелома, и мы шипим практически одновременно. При таком натяжении волос, намотанных на кулак, я по итогу смотрю на тебя слегка снизу-вверх - но я и снизу могу, Олдос, только бы ты меня....
- Развоплоти, - по слогам произношу я, выдыхая склубочившийся между нами воздух, и размазывая по зубам мелкие капли крови, - ... меня. Я даже подлатаю девчонку. Я даже не буду отвечать тебе за десять лет тому назад, просто... развоплоти меня на изнанку, и мы закончим долгий разговор.
У тебя белки кровью налились - у-у, скотина, как ты мне не рад.
Да кому ты будешь врать?
Конечно, до того, как ты займешься развоплощением, мы можем пару раз изгнать дьявола в ад... по-декамероновски.
Сегодня же как раз воскресенье.
Голос в голове, к сожалению, даже не первые признаки его шизофрении. Голос в голове очень даже реальный и отдает набатом в висках. И хочется провести какую-нибудь поэтичную параллель, но все, что проносится в голове это боль, презрение и унижение.
Олдос чувствует себя просто убитым.
Здравствуйте, до свидания. Лучший демонолог своего времени, говорите? Единственный, кто умудрился не быть приконченным Астарот, говорите? Рассудительность и трезвый рассудок? Ну да, конечно.
Все это нивелируется буквально разом. Парочка неудачных выводов, неудачных движений и забытых принципов — и вот, ты чувствуешь себя просто мега хуево и не прочь, чтобы руку тебе доломали окончательно.
Ну так, в отместку.
Наверное, он заслужил.
Наверное, он много чего заслужил. Последние лет десять нельзя было назвать спокойными. А Астарот перед ним — закономерность в ответ на поступки, которые могли показаться вселенной неправильными.
Олдосу хочется удариться в поэтичность — и он почти на грани, если честно, ведь тогда можно отрицать реальность происходящего — но боль приводит в себя быстрее любых слов.
Скорее всего, он заслужил.
У вселенной вообще было хуевое чувство юмора, потому что, блять, именно так все и было в его книге, если бы он вдруг решил написать рассказ. Хуевой такой книге, с тщедушным главным героем и его личным бзиком, который он прокручивал в уме по кругу, по кругу, по кругу, пока змей не отгрызет себе, наконец-то, этот ебучий хвост.
Хвост не отгрызался. Хвост лежал на полу, сжимал его руку и тренировал парселтанг. Может, когда-нибудь, но они оба знали, что определенно не в этой вселенной.
Он определенно заслужил.
Астарот говорит и говорит, и продолжает говорить, пока разум
(очень вовремя, возьми с пола печенье, ты заслужил)
начинает проясняться.
Он удачно делает вид,
(пока)
что не допустил парочку ошибок в выводах и последующих действиях.
И он даже все еще жив.
Наверное, Астарот, тоже скучал. Скучала. Сейчас хуй разберешься, потому что если закрыть глаза и только слушать, то можно увидеть то тело перед собой, то самое тело, обладатель которого желал ему пройти пару кругов ада.
Ох, если бы он знал.
— Нахуй, — Олдос не узнает свой голос, будто слышит его из другой комнаты. Это голос человека, который знает, что делает примерно на нихуя процентов. — Нахуй был весь этот цирк, а?
Он не отстраняется, не отходит, даже волосы не отпускает, только смотрит, как побитая собака
(да вы демонолог, я погляжу)
и очень надеется на то, что Оуэн не появится здесь еще пару-тройку часов.
Вы здесь » theurgia goetia » эпизоды » а вы точно демон?