А ДЕНЬГИ НА СИГАРЕТЫ ОН ВЗЯЛ?
|
а деньги на сигареты он взял?
Сообщений 1 страница 9 из 9
Поделиться12020-04-06 13:56:32
Поделиться22020-04-07 04:14:09
Циан кажется, что вокруг горит сотня костров. К горлу подкатывает желчь. Поднимается на локте, пытается сесть в больничной кровати, но поздно: медсестра не успевает подставить тазик, и большая часть попадает на простыню. Черт.
Медсестра успокаивает её и говорит, что сейчас всё уберут, в этом нет ничего страшного или стыдного. Циан и так знает. В конце концов, ей почти девятнадцать и это не первая её госпитализация. Она вытирает рот тыльной стороной ладони и спускает босые ноги с кровати. Движение отдается режущей болью в желудке.
Как хорошо, что папа уже неделю на задании и знать не знает, что происходит!.. Иначе бы сидел сутками у кровати, смущая её и медицинский персонал. Шутил бы плохие шутки и шуршал бы засаленным журналом, делая вид, что ему здесь очень интересно и совсем нечем больше заняться. Стискивал бы её руку в своей и засыпал бы прямо так, сидя в кресле.
Циан быстрым жестом вытерла глаза. Болезнь и слабость делали её излишне сентиментальной. В носу защипало.
Медсестра вытаскивает из-под неё простынь и проворно стелет чистую - пахнущую порошком и еще хрустящую. Циан чувствует себя маленьким ребеночком; у медсестры полные сдобные руки и цветущий вид.
Она просит принести ей книги, которые передали одноклассницы. Совсем скоро нужно подавать документы на медицинский факультет. Истровы разбили годовой запас посуды, пока пришли к консенсусу по вопросу образования.
- ты что, хочешь, чтобы я работала продавцом мороженого!? |
Циан улыбается. Медсестра спрашивает, что вызвало у нее улыбку. Циан не отвечает. Личное.
Излишне, излишне сентиментальной.
Она пишет отцу сообщение:
>> привет. Позвони, когда освободишься.
И откидывается на подушку. Медсестра дала ей снотворное. До вечернего времени посещения можно подремать. Желудок прилипает куда-то к позвоночнику, жалобно урча.
Когда она просыпается, за окном уже темнеет. На мгновение ей кажется, что она ничего не помнит; это пугает до одури. Сердце колотится, как у зайчишки. Циан считает до десяти: воспоминания возвращаются медленно, толчками.
Побочный эффект снотворных, принятых на голодный желудок.
Папа так и не просмотрел сообщение - наверное, очень занят, иначе бы уже изнасиловал её автоответчик голосовыми.
(очень занят. даже не знает, что дочь в больнице)
(ну-ну)
Циан натягивает поверх больничной сорочки домашние штаны и свитер и поджимает ноги под себя, включая свет. Удобство одиночной палаты: ни с кем не нужно считаться.
За расплывчатым окном в сеточку виден знакомый силуэт. Циан не может сдержать радостной улыбки - больничный запах надоел до чертиков, а от Рэма пахнет кофе (который нельзя) и улицей (на которую нельзя). Еще, кажется, паэльей.
- Привет, пёсик, - она указывает ему на кресло рядом с больничной кроватью и раскачивается, сидя по-турецки. - Я скучала. Какие новости?
Папа все еще не прочитал сообщение. М-да, задержали же его в штабе.
[icon]https://i.imgur.com/WlGi37c.jpg[/icon][lz]<div class="lz"><a href="ссылка на анкету"><b>ЦИАН ИСТРОВА</b></a> [18]<br>папина радость.</div>[/lz][status]lost child[/status]
Поделиться32020-04-08 02:20:41
Липкий холод комком падает по пищеводу вниз.
Я оборачиваюсь.
- Валь?
В ответ на меня смотрит пустота. Нахмурившись, я шагаю в проем, куда несколько секунд назад со стандартным ворчанием вошел Истров. В полумраке тусклой лампочки, загоревшейся под потолком, виден слой пыли, покосившуюся дверцу комода, завернувшийся угол ковра.. но не Валентина.
По началу я не признаю произошедшее.
Озираюсь по сторонам, словно человеку его габаритов крайне просто спрятаться в полупустой комнате. Очевидно, его нет в комоде, под ковром и под слоем пыли - но в каком-то глупом порыве я дергаю верхний ящик на себя.
Пусто.
Номер Истрова на моем телефоне стоит на быстром вызове под цифрой один, хотя ясно, как божий день, что незаметно мимо меня пройти он попросту не мог.
Формально, первичное понимание ситуации уже наступило.
Принятие - нет.
Вместо недовольного баса
(чаще всего валентин звучит так, будто я отвлек его от партии в покер, где на кону стоят все богатства мира)
мне отвечает оцифрованный женский голос, сообщающий о недоступности абонента. То есть, час назад был доступен, а сейчас..
Села зарядка? Забыл в машине? Разбил в потасовке?
Демонолог как-то повредил устройство?
Причины генерируются в голове со скоростью десять штук в секунду.
Я понимаю, что ключа в двери нет, и спешу на улицу.
Это какая-то шутка?
Истрову скучно, и он решил развлечься таким способом?
С каждым пустым закоулком по пути к выходу, с каждой ступенькой, с каждым настораживающим шагом я чувствую, как во мне сильнее закипает злость. Адекватная часть разума прямо говорит, что это слишком даже для Валентина.
В какой-то момент я спокойно готовлюсь начать с этим спорить.
Улица встречает меня все той же пустотой.
Я подбегаю к машине и заглядываю внутрь.
Никого.
Возвращаюсь назад и обхожу дом.
Никого.
Все это время продолжаю названивать, названивать и названивать..
Может, я что-то упустил? Потайной ход в комнате? Ключ же чем-то был особенным?
Все та же комната, освещенная все той же лампочкой, встречает меня перекосившимся комодом, отвернутым углом ковра и слоем пыли, на котором уже появились следы моих ботинок.
Никого.
- Истров, это не смешно!
Голос звучит непривычно и чужеродно: неестественно высокий, обрывается на последнем слоге непроизвольным резким вдохом. Надежда умирает последней, но быстро и громко. Поджав губы, я плетусь назад на улицу и по пути набираю оперативный номер штаба.
Когда диспетчер отвечает, что Валентин связывался последний раз с ними все тот же час назад, я бездумно уставляюсь на стоящий напротив дом.
А после начинаю действовать по вызубренному протоколу.
- Кэмерон, вспоминай все, что можешь. Это важно.
Они, конечно, не давят. Ставят передо мной стакан кофе, сидят напротив и смотрят. С ходу подозревать своих среди инквизиторов не принято: на общее количество выпускников Академии приходится крайне мало прецедентов, чтобы сразу начать видеть ситуацию под углом предательства и преступления со стороны своего человека.
Я выкладываю все, что знаю.
Следом - что помню.
Раскручиваю в голове хронологию событий от этого вечера, чувствуя, как спазмом сводит желудок, и рассказываю все предельно спокойным голосом.
По их лицам нетрудно догадаться, что они тоже нервничают. Не в той степени, как я, но достаточно, чтобы мне это можно было легко считать.
Легче от их беспокойства мне не становится. Сцепляя пальцы в замок, я продолжаю говорить про расследование, про ключи, едва ли не по секундам раскладываю последние три часа, когда Истров еще находился в моем поле зрения, и отстраненно замечаю побелевшие костяшки своих рук.
Расцепить их удается, когда ладони сводит судорогой.
- Он открыл дверь ключом.
Мы сидим здесь уже третий час. Я знаю, что другие уже весь тот дом перевернули с ног на голову, чтобы найти любую подсказку.
- И я обернулся.
- Услышал что-то?
- Нет. Банальная оценка обстановки. Секунды на две.
Или три? Или это была минута?
Сколько я успел пропустить?
- Он успел зайти в комнату?
- Да.
- Ты что-то слышал?
Я слышал, как возникшая после реплики Валентина тишина вдруг стала еще тише. Необъяснимое ощущение, когда отсутствие живых объектов в замкнутом помещении отдает звоном на частоте ультразвука - никаких сомнений, что находишься совсем один.
- Нет.
Повторив дословно его последнюю фразу
(никто и бровью не ведет на то, как нелепо слова Истрова звучат из моих уст)
я повторяю, что после этого больше ничего не происходило.
Валентин Истров просто испарился.
Я никогда не пробовал наркотики, не курил травку, а единственный случай моего сильного алкогольного опьянения произошел по вине исчезнувшего инквизитора, однако я уверен, что мое состояние можно добиться какой-нибудь дрянью, не имеющей доступ к легальной продаже.
В моей голове пусто.
(как в том доме)
С абсолютной отчужденным восприятием действительности я выбираюсь из такси и иду ко главному входу в больницу.
Истров не говорил, что у Циан проблемы со здоровьем.
В какой-то момент я допускаю, что он этого даже не знал, пока мы искали того демонолога.
(надеюсь он горит в аду)
Медсестра сообщает, в какой палате лежит девушка, и смотрит так, будто все уже знает. Действуя на полном автономном режиме, я благодарю её и иду к лестнице, чтобы подняться на нужный этаж.
Протягивающийся вперед коридор кажется сейчас бесконечным.
Дверь, конечно, находится на другом конце от меня.
Без промедления, ровным чеканным шагом я иду туда.
(- мы можем без тебя..
- нет, я сам.)
Я стараюсь не думать о реакции Циан.
Я стараюсь не думать, что совсем не знаю, чем ответить на её реакцию.
Я стараюсь не думать, что ей придется тоже пройти несколько допросов, потому что она может что-то знать.
Она, к счастью, не спит.
Циан выглядит неестественно бледной, с залегшими темными синяками под глазами и ощутимо осунувшейся. Суженное к подбородку лицо и без того вызывает периодически ассоциации с кошачьей мордочкой.
Сейчас Истрова похожа на захворавшего котенка, которого закутали в неуместно большие тряпки.
Меня не хватает даже на улыбку, а ноги будто прирастают к полу, когда она начинает говорить. Спрятанные в карман пальто руки непроизвольно сжимаются в кулаки.
Я буквально заставляю себя смотреть на неё.
И все еще надеюсь, что сзади откроется дверь и за спиной прозвучит знакомый нам голос.
(я его, блядь, на месте пристрелю)
- Циан, отец же не в курсе, что ты здесь, так?
Если она что-то знает, то я хотя бы пытаюсь выудить это аккуратно - без особых стараний, потому что откладывать новость не хочу.
Какая разница, взорвется бомба сейчас или позже?
Перед смертью все равно не надышаться.
Отредактировано Rem Gilchrist (2020-04-08 03:01:26)
Поделиться42020-04-08 05:23:12
Говорят - Бог не играет в кости; вселенная абсолютно детерминирована, совпадений не существует, случайности не случайны и проч, и проч.
Циан была максимально далека от фатализма со всеми этими ”кто застрелится, тот не утонет” и предначертанностью судьбы. Отнюдь! Вовсю фонящие остатки подросткового максимализма говорили ей, что все в её руках (кроме папиного пистолета. циан, нельзя, запрещено, не трогай папин пистолет н и к о г д а!)
Однако вот - по совершенно не зависящим от неё причинам Циан в больнице, а не закатывает вечеринку дома по случаю отбытия отца на задание; совершенно никак не может повлиять на единственную галочку в отправленном сообщении, показывающую, что оно Валентином не прочитано.
Бог не только заядлый игрок, но еще и жульничает напропалую.
Рэм отвечает вопросом на вопрос, а у Циан никак не получается соотнести его постную мину с нынешней ситуацией. Боже, он как будто в рехаб пришел, или в онкологическое отделение!.. Конечно, мило, что он так переживает, но это всего лишь язва, зачем так драматизировать?
- Нет, папа уехал до того, как я... ну... э... приболела, - Циан почесала нос. Вообще-то она здорово нажралась острой пиццы, которую заказала на второй день после отъезда Истрова. Красиво жить не запретишь, закусывать острую пиццу маринованным халапеньо - тоже. - Так что не в курсе. И, между нами, лучше бы ему не знать. Сам знаешь, какой он мнительный иногда.
Циан гоготнула.
- Вообще-то если бы ты пришел на пару часов раньше, ты бы застал поющие фонтаны.
Чувство юмора у нее к восемнадцати не выросло. Грудь, впрочем, тоже.
- А ты давно пейсы снял, о Рэм, отвечающий вопросом на вопрос? И вообще, ты как будто сам не свой. Остынь, я не умру, всё хорошо! Честно. Даже пальцы за спиной скрещивать не буду.
В подтверждение своих слов Циан вытянула ладони с растопыренными пальцами. От обезвоживания они покрылись сеткой вен и были похожи на жухлые листья.
- Сядь и рассказывай, что случилось, пёсик. Будешь йогурт? С обеда остался.
Циан указывает пальцем на голубую коробочку на прикроватном столике, стараясь, чтобы жест выглядел как можно более непринужденным, а руки не дрожали.
Не первый год она знает Рэма, чтобы догадаться, что произошла какая-то случайность.
Сообщение все еще не прочитано.
[icon]https://i.imgur.com/WlGi37c.jpg[/icon][lz]<div class="lz"><a href="ссылка на анкету"><b>ЦИАН ИСТРОВА</b></a> [18]<br>папина радость.</div>[/lz][status]lost child[/status]
Отредактировано Cian Istrova (2020-04-08 05:24:07)
Поделиться52020-04-09 01:06:36
Циан говорит, что нет повода для беспокойства, ведь она не умрет.
Внутри меня разливается жидкий азот - обжигает холодом так, что дергаются плечи.
В следующий момент во мне вспыхивает тупая злость: если бы она сообщила Валентину, что загремела в больницу, он бы, скорее всего, сорвался к ней - отложил бы испытания ключа, отвез бы в штаб на проверку, сидел бы здесь в целости и сохранности, ругал её всем, на чем свет стоит, и постоянно спорил бы с врачами.
Тут же плечи дергаются еще раз - теперь из-за укола совести.
Во-первых, Валентин не умер. Его просто.. нигде нет. Инквизиция уже бросила достаточно сил на его поиски, и как бы не хотелось думать об этом, но прорабатывает верии не только загадочного исчезновения.
Во-вторых, она ни в чем не виновата. Последним его видел я.
При этом я остаюсь абсолютно бесполезным.
Хорошо.
Хорошо.
Я напоминаю себе еще раз: Валентин не мертв.
Мне не надо сообщать предельно трагичную новость, потому что ничего никому еще неизвестно. Пока я просто держу её в курсе дела, сама Циан вряд ли что-то знает, потому что Истров не мог сбежать и при этом оставить её в неведении.
Или?..
Червь сомнения только подает свои первые признаки жизни, но по одной команде замирает и остается на месте.
Я все еще не подхожу ближе и не сажусь в предложенное кресло, потому что сейчас я здесь не как друг.
Сейчас я нахожусь в палате как коллега её пропавшего без вести отца, о чем ей только предстоит узнать.
- Он исчез.
Прежде чем Циан начнет отшучиваться
(а она наверняка начнет)
я пользуюсь возникшей паузой и продолжаю:
- Его ищут. Я видел его последним.
Я не знаю, нужны ли ей подробности или нет, поэтому просто даю время для осознания.
И все еще продолжаю смотреть.
Поделиться62020-04-15 02:52:47
Мне никогда не бывает больно.
Вот так вышло - пока другие дети плакали над разбитыми коленками и ушибленными локтями, я поднималась и шла дальше, как ни в чем не бывало. Помню, когда я упала с детской горки и выбила зуб, папа подбежал ко мне, и лицо его было похоже на бледную бескровную медузу; он, кажется, даже вспотел от испуга. Сейчас это воспоминание вызывает у меня улыбку: инквизитор второго ранга вспотел от испуга! Ха. Тогда он тряс меня за плечи и стучал зубами: все нормально? все нормально?? все нормально? мне вызвать скорую? или нет? я не знаю!!
Мне было пять, я тогда выплюнула ему на ладонь зуб и потребовала у зубной феи один фунт. Валентин дал мне два. Отличный курс молочных зубов в этой вашей Шотландии.
Мне не было больно. Ни тогда, ни позже. Нет, это не какая-то патология: я вполне чувствую боль, просто... ну... забываю очень быстро. Как щекотка: отсмеялся - и все.
Может, я просто забывчивая и не очень умная.
Справедливости ради, и страшно мне почти никогда не было. Страшно бывает тем, кто не знает, что за спиной, кто не чувствует почвы под ногами; у меня за спиной всегда был папа.
Ну как, не всегда, но большую часть жизни.
Сейчас, сидя на больничной кровати, на этой хрустящей свежестью больничной простыне, я пытаюсь представить, как шагаю в темноту, или даже с обрыва... нет, все равно не страшно. Папа или Рэм остановят. Поймают. Исправят и починят.
Что бы ни случилось...
Рэм изменился: он уже не похож на осунувшегося лопоухого щенка, с которым я спорила на кухне о том, сколько варить какао (какао, кстати, выкипел). Он терпелив, но очень хочет казаться старше и взрослее; корчит серьезное лицо и тренирует перед зеркалом строгий взгляд, но даже я замечаю, что рядом с папой (рядом с нами) он становится мягче и добрее.
Но сейчас Рэм смотрит на меня такими серьезными глазами, что мне становится страшно.
Когда он открывает рот, из него сыплются жабы и змеи
и мне становится больно.
Почти три минуты я сижу молча, уставившись расфокусированным взглядом куда-то себе на ладони. Линии жизни размываются перед глазами. Три минуты молча - это много для меня; папа говорил, что я настолько нетерпелива, что, посадив семя, буду каждый час его выкапывать, чтобы посмотреть, выросло ли оно.
Говорил. Прошедшее время. Черт.
Пустьэтоокажетсяглупойшуткой.
Пусть.
(да, я прекрасно знаю, что рэм не из тех, кто будет так шутить)
(рэм вообще разучился шутить: видимо, думает, что ему не к лицу)
(это неправда)
Я с трудом разлепляю пересохшие губы. Пусть бы оторвались к чертовой матери. Хочу потянуть их за корочку и снять с лица, чтобы переболело - и забыть, как раньше.
В голове роится сотня, две, три сотни вопросов. Почему? Что значит “ищут”? Он что, потерялся?.. Где?
Хватает меня ровно на один - пока. Я с трудом разлепляю пересохшие губы.
- Как?..
Мои руки даже не вспотели - холодные и сухие, как у трупа. Телефон с трудом распознает их касание. Сообщение не прочитано.
[icon]https://i.imgur.com/WlGi37c.jpg[/icon][lz]<div class="lz"><a href="ссылка на анкету"><b>ЦИАН ИСТРОВА</b></a> [18]<br>папина радость.</div>[/lz][status]lost child[/status]
Отредактировано Cian Istrova (2020-04-15 02:53:47)
Поделиться72020-04-26 21:07:51
У меня всегда не ладилось с самоанализом.
Точнее, с её эмоциональной составляющей.
С прагматичной точки зрения мне не составляет труда разобраться, что, например, отвлекает мое внимание; обнаружить странную путаницу в мыслях и кропотливо разобрать её на составляющие; с минимальным усилием воли вернуть себе контроль над своими желаниями и купировать собственные капризы вместо потакания им.
Все это резко теряет свою значимость, когда в дело вступают эмоции, не поддающиеся контролю.
Академия тщательно работает над тем, чтобы буквально вытравить из нас желание идти на поводу чувств. В идеале, и от последних надо бы избавляться, но даже будучи калеками с точки зрения социализации мы не поголовно социопаты - та же эмпатия в нас, скорее, ловко контролируется, а не уничтожается полностью.
Я могу без сочувствия и сопереживания догадаться, что человеку, вероятнее всего, психологически плохо - об этом говорят слова, внешний вид, интонации голоса и некоторые ключевые моменты поведения. Эмоциональное подключение в таких случаях не помогает: мотивации делать свою работу в каждом из нас более, чем достаточно, лишний груз брать на себя в таких случаях ни к чему.
И все-таки система иногда дает сбой - вполне распространенная проблема, с которой вроде как стоит работать только в направлении «избавься от этого дерьма в голове живо», и в моем случае это вполне справедливая стратегия.
Всяко лучше, чем выйти из себя и позволить ярости перекрыть поток здравых мыслей - что Раух, что Истров имели возможность наблюдать это со стороны, и я этим ни разу не горжусь.
Самый простой и очевидный для меня способ бороться с этим: закрыться, переключиться на работу, через какое-то время удивленно вспомнить о причине своих переживаний и в этот раз забыть навсегда. Я более чем уверен, что это может сработать и сейчас.
Другой вопрос, что я этого не хочу.
- Мы были на деле, - отвечаю, продолжая стоять на месте. Все говорит о том, что сейчас как раз будет уместным сесть на предложенное место, но идея об этом проскакивает в голове мельком и не задерживаясь.
Строить из себя учтивого друга сейчас как-то... слишком.
- Он говорил со мной, после шагнул в комнату и исчез. Как по щелчку пальцев, - качаю головой, но продолжаю говорить, понимая, что только это сейчас и вытаскивает меня обратно в клетку самообладания.
- Я все осмотрел, что мог, потом позвонил нашим.
На более эмоциональную историю мне не хватает ни желания, ни сил , ни подходящего словарного запаса, чтобы это не звучало максимально убого и фальшиво. Выставлять себя жертвой обстоятельств сейчас, как минимум, глупо.
Я жив, цел и здоров.
Это Циан в больнице и без отца.
А Валентин - вообще черт знает где.
- Там сейчас все обыскивают. Прошло уже несколько часов. Я не понимаю, что случилось, он был прямо на моих глазах, и я...
Пауза длится непозволительно долго.
На допросе это произносилось в разы легче.
- ..отвернулся. Просто проверил, что ничего сзади нет, рефлекторно получилось - всего секунда.
В моем голосе нет ни следа на панику или неуверенности в своих словах.
Мысли же то и дело складываются в вывод: мне нельзя было сводить с него глаз.
Поделиться82020-04-28 02:49:55
Рэм говорит - слова его сухие и, кажется, даже шуршат в воздухе, как листы инквизиторских отчетов.
(когда я была маленькой и смотрела на эту кипу бумаг на папином столе, мне казалось - тронь её, и она упадет на меня, похоронив под собой)
(такие тяжелые: даже на надгробии можно сэкономить)
(ха-ха, а можно ли сэкономить на надгробии для папы?..)
Усмехаюсь вникуда, пока палата перед глазами расплывается. Расплывается Рэм.
(пусть расплывется совсем)
(лучше бы он исчез, чем папа)
(что?..)
Мне от себя противно. Всегда осуждала малодушие и крутила пальцем у виска, встречаясь с ним в жизни; а теперь малодушие встретило меня - и я, кажется, проиграла встречу всухую.
А кто судья-то?..
Никакой лишней информации, никакой эмоциональной составляющей. Вся эмоциональная составляющая, видимо, великодушно оставлена на мою долю; все еще не могу отделаться от ощущения, что слушаю зачитываемый вслух инквизиторский отчет.
Так и есть: вместо того, чтобы сообщить мне сразу, Рэм пошел улаживать свои бюрократско-инквизиторские делишки, а уж потом, как освободился, изволил донести информацию до меня. Это же ерунда, правда, Рэм? Всего лишь пропал мой отец. Мой единственный родитель и единственный родственник. Кровный родственник.
Знаешь что, Рэм? Настоящая семья так не поступает.
Если бы ты пропал, папа мне тут же сообщил бы. Если бы я пропала, папа сообщил бы в тот же час тебе, полиции, службе спасения, службе поиску домашних животных и самой Королеве, а не занимался бы своими блядскими отчетами.
Ах, ну да, ты же ненастоящий.
Вы все - кругом подкидыши, и понятия не имеете, как жить в семье среди людей, которые любят, оберегают и беспокоятся.
Правда, Рэм?..
Он кажется мне некрасивее, чем я его обычно представляю мысленно; абсолютно уродские уши, тонкая полоска губ и маленькие глаза. Маленькие, блестящие глаза. А в них - ни грамма сожаления. Ничего.
Фальши в них тоже нет, и это накидывает ему пару десятков баллов в моем воображаемом рейтинге привлекательности.
Честность и прямота - хорошо, Гилкрист, но не то, что сплачивает семьи. Не они выполняют роль клея в этой хитрой китайской вазе. В семье - настоящей, которая была у нас, - должны быть взаимоуважение, помощь, эмоциональная вовлеченность и доброжелательность. Члены семьи должны быть счастливы, любимы и полны света.
Впрочем, откуда тебе знать. Я - сама себе семья теперь. Ты - себе.
Я знаю, что ты, скорее всего, не виноват, но не могу не винить.
Я стискиваю подушку до белых костяшек. Я хочу вцепиться себе в волосы и выдрать клок. Я хочу сделать что-нибудь, что заставит меня почувствовать себя живой и не героиней розыгрыша. Если я сделаю что-нибудь ужасное или нелепое, это закончится? Я могу кинуть в Рэма пудингом. Могу нажать на кнопку вызова медперсонала и сказать, что не знаю этого человека. Могу воткнуть себе в руку вилку и провернуть несколько раз, наматывая на нее жилы, как спагетти.
Моргаю, пока расплывшееся бурое пятно не превращается обратно в Рэма. По щекам катится что-то горячее. В носу щиплет. У меня уходит целая минута, чтобы овладеть голосом.
- Ты как робот, - тихо. - Ты...
(проебал моего отца)
(проебал мою семью)
(ни в чем не виноват)
(из-за тебя я вместо учебы пойду работать в мак, потому что у меня никого нет)
(я не могу выбрать)
- Уходи, - закрываю лицо руками, прежде чем изо рта моего высыплется что-нибудь, что нельзя исправить. Хотя какая уже по большому счету разница?.. - Уходи и займись чем-нибудь полезным... инквизитор.
Последнее слово выходит излишне ядовитым - как плевок змеи.
Я не хотела.
[icon]https://i.imgur.com/WlGi37c.jpg[/icon][lz]<div class="lz"><a href="ссылка на анкету"><b>ЦИАН ИСТРОВА</b></a> [18]<br>папина радость.</div>[/lz][status]lost child[/status]
Отредактировано Cian Istrova (2020-04-28 02:50:58)
Поделиться92020-04-28 22:30:40
Несколько недель назад Раух сообщил мне, что его сестра покончила с собой. Разум многих людей имеет привычку рисовать приблизительную картинку того или иного события, особенно в процессе диалога, для оптимального понимания сути разговора.
Мне же нет необходимости напрягать собственную фантазию: перед моими глазами весьма быстро всплывает кадр из прошлого, ограниченный ванной комнатой, где в почти черной из-за тусклого освещения воде лежит женское тело - на контрасте оно выглядит практически белым.
Тогда я тоже ничего не услышал и не увидел.
Циан молчит, однако её выражение лица говорит достаточно громко - я даю ей время, как мне кажется, на осмысление случившегося и на обуздание собственных эмоций. В моем понимании ситуации ни слезами, ни криками не помочь; лучшим товарищем является лишь ясность ума и запирание всего, что может сейчас помешать, в крепкий надежный ящик.
(я вовсе не пытаюсь убедить в этом самого себя)
Я бы мог сказать, что прекрасно понимаю её чувства - но это будет самой лицемерной ложью с моей стороны.
Фактически, ни одна из эмоций в день, когда в квартире топталась полиция, констатируя смерть матери, уже не восстановится в моей памяти, но мне все равно паршиво - и я не знаю, что с этим делать.
Также я понятия не имею, как вести себя дальше.
Сказать, что мне очень жаль?
Это, кажется, очевидным - да и как-то слишком уже хоронить Истрова, который все еще просто пропал. Вопреки здравому смыслу, во мне еще тлеет надежда о какой-то нелепой ошибке.
Циан хлюпает носом.
Во мне растет уверенность, что меня здесь быть не должно.
Подобные сообщения Инквизиция должна преподносить на официально-деловом уровне, в присутствии двух своих сотрудников, пачки документов и финальной новостью о необходимости поговорить. Спустить все в таком виде мне не дает.. что?
Что я вообще ждал?
Циан поплачет, успокоится? Или сразу выплеснет свой гнев, а потом совладает со своими эмоциями и начнет спрашивать, что ей делать дальше?
Я не хочу выполнять роль рыцаря, который вовремя подставляет плечо даме, попавшей в беду - то есть, очевидно, что я и мысли не допускаю о своем исчезновении из её жизни, будто я чужой человек; да и какая-никакая ответственность за неё возникла во мне задолго до сегодняшнего дня, чтобы заставлять Циан в одиночку разгребать последствия.
Она поднимает взгляд, и внутри меня, кажется, что-то тихо лопается - больше похоже на пузырек яда, разливающегося раздражением и еще чем-то очень едким. Обычно так смотрят люди, когда им сообщают о смерти близких, и они переводят горечь утраты в злость на того, кто посмел явиться с плохими новостями.
Она открывает рот, и от её короткой реплики во мне возникает полнейший ступор.
Умом я понимаю, что отвечать на это не нужно.
Более того, её замечание - справедливо.
Я киваю.
Циан не говорит как героиня тошнотного героического фильма, где пострадавшие от проступков врага женские персонажи в агрессивной форме мотивируют главного героя идти и разобраться со своим противником через напоминание, кем этот герой является на самом деле.
Циан вполне любезно напоминает мне о том, что мне действительно здесь не стоит больше задерживаться - не через указ уйти отсюда.
Её «инквизитор» несет в себе сейчас ровно то же, что и в устах большинства других людей. Это не должно меня удивлять или расстраивать, но сейчас принять это как абсолютно естественное замечание в свой адрес у меня не получается.
Чтобы конструкция держалась идеально, всем деталям необходимо быть на месте. Валентин и Циан сами по себе - крепко сцепленные элементы, образующие самодостаточную связь.
Когда важная деталь испаряется, конструкция падает вниз.
От присутствия рядом стоящих строительных блоков - ни тепло, ни холодно.
Это логично.
Вероятно, мне следует пожелать ей скорейшего выздоровления - или пообещать, что это все может быть временным.
Я киваю еще раз, проглатывая молчаливое сожаление о своем недостаточном соответствии тому, с чем она меня сравнила, и безмолвно разворачиваюсь, чтобы покинуть палату.
Створки в моей голове с грохотом падают вниз.
Я не имею права испытывать обиду или раздражение, потому что произошедшее, включая этот разговор - побочный эффект нашей работы, выжженной дополнительным напоминанием на плече каждого.
Только и всего.
Только и всего.