Маленький местечковый бар.

Такой, на который взглянешь, проходя мимо, разве что только с мыслью "бля, ну и гадюшник". Приличных людей здесь днем с огнем не сыщешь. Не бывает их тут. Лишь пьяницы, уголовники и прочий сомнительный контингент. Душное заведение, в котором окна открывают, похоже, только по праздникам. Отчасти тусклое: освещенное блеклым неоном и желтыми лампами. Плотно набитое людьми, проводящими здесь весь свой день или вечер. Окутанное вечным неплотным облаком сигаретного дыма [разумеется, здесь можно курить, несмотря на любые правила (возможно, второй повод для открытия окна — это "внезапные" проверки)].

Эндрю не вписывается. Выглядит инородным элементом со своим галстуком, рубашкой и длинным пальто. Ловит на себе не только заинтересованные, но и насмехающиеся взгляды, а спиной ощущает перешептывания их обладателей. В основном все это перекрывалось общим гамом бурных бесед и громким смехом того бородатого рыжего здоровяка в дальнем углу над шуткой его дружка.

Ливингстон не замечал внимания, поскольку привык к нему. Сколько раз в цикле он приходил сюда, чтобы получить то, что помогало ему расслабиться и забыться? В первый раз держался не так уверенно, а скорее неловко, когда пытался купить что-то чуть ли не у каждого подозрительного типа. Потом выучил, к кому следует обращаться. Запомнил лицо, манеру разговора, типичные жесты и голос. Все наизусть, ведь повторял это постоянно с небольшими изменениями. Феликс ему не особо нравился (как и многие другие люди), но достаточно, чтобы тот его не раздражал и не злил. В цикле Феликс был случайным нпс, дающим желаемую награду. Этакий бесконечный источник удовольствия.

Однако сейчас цикла не стало, как бы тяжело это ни было признать. Все поменялось: люди в баре, погода, день недели, взгляд "ты ошибся местом?" от бармена, даже внешний вид Феликса. Не говоря уже о том, что отныне тот его может запомнить, или о том, что тело Эндрю перестало чудесным образом обновляться каждое утро.

Ныне мир менее фантастичный, а психологическая зависимость вполне способна перерасти в физическую. Но разве не плевать? Эндрю растерянно и легкомысленно думает, что может все контролировать, а пока ему нужна всего-то одна доза, дабы прийти в себя.

[Он тут из ада (ада ли?) вообще-то вернулся.]

- Феликс, верно? - немного постояв у барной стойки, полностью игнорируя присутствие кого-либо еще, наконец, обратился, посмотрев на необходимого человека, - Привет. Мне сказали, что ты продаешь... - эти речи, будто бы в первый раз, надоели еще очень давно, - Я хочу купить.

Не производит впечатление человека, знакомого с кайфом или ломкой. Простой офисный работник, отчего-то припершийся в нужный бар и обратившийся к нужному человеку. За сей ширмой из прошлого никак не различить эстета, что, кажется, попробовал весь ассортимен; не различить, что его не одурить, слишком завысив в цену (как одурил Феликс в первый раз).

Эндрю продолжал чувствовать себя уверенно, словно точно знал сценарий. Ему казалось, что ход событий не поменяется даже вне цикла, но ошибаться никогда не поздно, верно? Реакция одного и того же человека зависит от слишком разных и непредсказуемых факторов.

Например, от настроения.
Например, от других проблем.
Например, от собственных проблем с головой, о которых ты ничего не знаешь.

Лучше бы он его ДЕЙСТВИТЕЛЬНО вспомнил.
Впервые Ливингстон получает по-настоящему не за что.
Охуеть как больно. Хватается за нос он не для показухи.
Однако произносит лишь сдавленный стон боли, а не вскрикивает или - боже упаси - лезет тут же в ответ бить морду.

Эндрю привык следовать своей странной и извращенной логике, держать ситуацию под контролем даже тогда, когда эта самая ситуация ситуация приводила к неоднократной смерти. [Умирать, кстати, не так страшно, как может многим казаться.] Не привык к ее сумбурности и веселым необратимым сюрпризам жизни, а потому явно теряется, приходя в себя после удара. В его глазах читается очевидное: "это что еще такое? а так можно было что ли?" Штамп, роль и заученная речь для покупки наркоты ломаются одновременно, а их обладатель без понятия, как вести себя дальше, дабы поддержать образ более-менее нормального для данного мира человека. Из скучающих, а в какой-то момент абсолютно шокированных, глаза становятся заинтересованными, по-хорошему взволнованными и взбешенными наглостью Феликса. Эндрю пятится назад от удара. Помимо шума в ушах от острой боли, слышит, как голоса в баре утихают. Даже рыжий мужик не разрезает воздух смехом.

Думает: "какая досада! смеялся он мерзко, но мне нравилось" и "не стоило надевать рубашку, которую не хотел бы заляпать кровью", и "это что, теперь я не успею заехать за Молли?"

Говорит нечто совсем иное, еле собираясь с силами, дабы среагировать достаточно эмоционально для образа человека, что легко теряет голову от боли, причиненной ему без причины.

- Какого хуя?! - вылетает достаточно просто и громко.

Что следом делают обычные люди, вроде него? Бьют в ответ? Трусливо терпят, надеясь не получить еще? Вызывают полицию?
Последний вариант кажется самым забавным. На секунду позабыв о пульсации на переносице и небольшом количестве крови (хороший знак - если приложить лед, то может не разбухнуть до катастрофы), Эндрю хочет усмехнуться, представив себе идиотскую пьесу, в которой он возмущенно звонит по нужному номеру и жалуется, мол, Феликс не продал ему наркотики, да еще и по носу врезал.
Впрочем, один человек (нет) сказал ему, чтобы он не зацикливался на своих параноидальных и маниакальных мыслях, отметая самые веселые для того, чтобы продолжать успешно притворяться тем, кем он уже не является.

Посему Эндрю вычеркивает сначала один вариант, а затем и все разом. Что сделал бы Эндрю Ливингстон из прошлого? Во-первых, не пошел бы сюда в принципе (хватало экстаза от молитв), а потому окружение использовать - не вариант. Во-вторых, среагировал бы на удар, как любой другой слабак, никогда не ввязывавшийся в драку до этого, - полным отсутствием реакции и подобием ступора.

[Что ж, бей, но не по лицу, пожалуйста, Феликс. Если ты испортишь его, то я найду, где ты живешь, и сожгу это место.]

За своими размышлениями, Ливингстон не замечает, как в баре становится куда больше народу, чем было изначально. Осмотрительность и внимательность ему еще следует натренировать.

- Черт, больной мудила! - растирает из-под носа кровь по руке, шмыгает и делает еще один шаг назад.

[Нет, ну не по лицу, побойся бога или кто там вместо него теперь.]

Не отрывает взгляда от человека напротив.
Может, все-таки врезать?

Возможно, бог все же где-то есть, но у него дерьмовое чувство юмора, поскольку буквально тут же к Феликсу подходит какой-то мужик и бьет под дых. Кричит что-то на ломанном английском. Потрясающая мгновенная карма. Эндрю все же не сдерживается и широко улыбается. Зря, ведь ему прилетает по лицу с другой стороны следом от столько же неизвестного типа.

Очень-очень зря. Незнакомец, кем бы он ни был, Эндрю не нужен, в отличие от Феликса. Незнакомец, кем бы он ни был, путает все карты.

И вызывает хаотичную массовую драку.
[Это норма для подобных заведений?]
[Все сошли с ума? Просто неведомая ебанина!]

Ливингстон опрокидывается на барную стойку, хватаясь за отъехавшую (от удивления лишь) челюсть. Находит глазами чужую стопку, тянется рукой, чтобы с холодной злостью с размаху ею кинуть в голову напавшему. Та отскакивает, приземляется где-то в стороне и звонко разлетается на осколки. Эндрю пинает человека ногой в живот, опираясь спиною о стойку. Уступал в драке многим, но это не значит, что будучи личностью, сумевшей множество раз убить инквизитора, будет уступать в драке абсолютно всем.

Ситуация набирала обороты.
[О, рыжик, тебя вырубил твою друг? Мда, приятель, дело плохо. Может, и мне стоит выбираться?]

Эндрю тяжело дышит, пытается уйти в сторону - к стене, дабы проползти по ней на выход.

Эндрю оценивает взглядом удар ногой в чужое лицо: глупые правила, вроде "не бей лежачего", обошли Феликса стороной, что еще больше импонирует. Вновь сдерживает улыбку удовольствия, сильно просящуюся; насилие кружило голову и было единственным (кроме наркоты), что все еще забавляло. Успев прожить в новом мире лишь несколько дней, еще не научился справляться с оной оглушающей скукой и безнадегой.

[Не на работу же в офис ходить, верно?]

Остановившись у края барной стойки и не решаясь метнуться к стене (то ли из опаски, то ли из интереса к своему драгдилеру), Эндрю наконец осматривается получше: драка перешла на какой-то совершенно беспредельный уровень, захватив даже тех, кто был к ней изначально равнодушен.
Хлопает глазами и шмыгает носом, да не стирает кровь, редко капающую на одежду. За локоть хватают весьма неожиданно, отчего сперва Эндрю хочет вырвать руку, но, заслышав сирены, не сопротивляется, полностью поддаваясь.

[Почему именно я?]

Некоторым вопросам суждено остаться без ответа. Иногда люди и сами не отдают себе отчет в происходящем. Просто берут и делают. Может, это было чувство вины или что угодно еще. Плевать. Ливингстона устраивает любой вариант, если тот не приводит к встрече с полицией в числе дебоширов. Феликсу же, судя по действиям, не впервой выбираться из всякого дерьма.

[Если не будет бросаться с кулаками, то стоит расспросить об этом подробнее.]

Не потому что интересно, нет. Потому что познавательно.

- Черт, это было весело, - расслабляется, оказавшись на улице, перестав на мгновение имитировать адекватную реакцию на события.

Все же выдергивает руку, да вновь стирает кровь над губой, лишь размазывая розово-алый след по лицу. Рубашку, скорее всего, придется выбросить. Слишком уж многого она сегодня касалась.

Позади слышны ругательства на чужом языке [интонация, словно все состояло из отборного мата]. Эндрю на секунду смотрит назад, а затем вновь на лицо Феликса с выражением "ну и что мы будем делать дальше?".
Несмотря на драку, не уйдет, не получив желаемого. Ливингстон не из тех, кого может смутить хоть что-то. Не пошевелит и бровью, даже увидев Феликса в крови над трупом.

- Кто это? - будто бы позабыв о ударе в лицо, пускается вслед за уходящим.

В отличие от напряженного и осторожного попутчика, он оставался отчасти равнодушным к цели скрыться незамеченным. Впрочем, и не привлекал внимания специально. Говорил не слишком громко, да закрыл рубашку чуть получше, застегнув несколько пуговиц на пальто, дабы никто не видел пятна крови. Хотя какая разница, если на лице все написано.

- Что они хотят? - продолжает осыпать вопросами, искренне интересуясь и шагая по пятам до сих пор, хотя вой сирен остался где-то позади, - Так ты мне продашь или нет? - скорее всего, выводил из себя подобным поведением, но какая разница (х2).

Вопросы-вопросы-вопросы. Феликс становился все интереснее и интереснее. Забавно, что если бы на месте последнего был кто угодно другой, то Эндрю, вероятно, испытал бы лишь приступы раздражения и брезгливости.

- Налево. - внезапно командует, неосознанно перехватывая инициативу; обгоняет попутчика и поворачивает налево, - Если бы я был мексиканцем, то я бы пошел прямо, - отвечает на немой вопрос очень странно, да пожимает плечами, после чего вновь натягивает ту же самую улыбку, что и на выходе из бара.

[Кроме того, налево - ближе к его дому.]
[Это и была единственная причина, но только тссс.]

То, что наркотики теперь валяются где-то в переулке, дожидаясь неосторожного бомжа или Феликса [а какая разница?], заставляет Эндю нахмуриться. Он много что знал о том, как красть, убивать или делать иные говеные вещи, но совершенно ничего не понимал в скрытности. Не догадался и об этом простом жесте предосторожности. Где-то в голове внутренний ученик берет оную, казалось бы, очевидную вещь на карандашик. Там же капризный ребенок топает ножкой, понимая, что не получит желаемого еще энное количество времени. Не думал, что это затянется на столь долгий срок [лишь бы не на весь день].

Вытягивает из-под пальто рукав рубашки, прижимая пальцами к запястью. Подносит к лицу, дабы вновь попытаться стереть красноту, которую случайно замечает в какой-то луже. Однако не успевает - дергают в сторону (куда-то в темноту), а затем бросают в мусор так, словно Эндрю и впрямь был ребенком на попечении взрослого. Наверное, Феликс являлся добрым человеком, несмотря на жесткий характер, который приходится иметь будучи в подобном окружении.

Эндрю были безразличны добрые и злые люди в равной степени, но он знал, что добрыми людьми легче манипулировать.
Не потому что постоянно этим занимался (еще нет), а потому что и сам раньше был парнем, которого легко можно назвать "добряком".
Их с Феликсом различие лишь в той самой жесткости. Слезы против кулака. Слюни против "пошел нахуй".
Вернее, были. Сейчас Ливингстон в душе не ебал, кем являлся. Тебе не нужно устраивать самокопание, если можно копать могилу на заднем дворе.

- Блять, - устало шепчет, когда машина проезжает мимо.

Валяться в мусоре - не самая приятная часть жизни. Эндрю расстегивает все пуговицы натянутого пальто, дабы сделать прибывание хотя бы чуть-чуть более комфортным. Благо, хоть кровь остановилась.

На секунду морщится, когда ему протягивают сигарету, но все же берет и затягивается, да тяжело кашляет. Под этот аккомпанемент возвращает сигарету, явно давая понять, что больше не хочет. Эндрю не имел привычки курить до цикла, а во время цикла так и не смог понять, в чем прелесть дыма, дерущего горло и легкие. Успокоившись, говорит сиплым голосом:

- Было бы неплохо накинуть, да, - и сам себе смеется, осознав, где и с кем сейчас, - Так за что ты, говоришь, меня ударил? - наконец подходит к ранее забытому вопросу. Слушает внимательно, но никак не реагирует на сказанное, молча принимая к сведению и пропуская некоторые факты мимо ушей, которые бы следовало, сука, запомнить на будущее.

[В этот период своей новой жизни Эндрю был неосмотрительным.]

Подтягивает ноги к себе и с болезненным "угх" встает на ноги. Здесь жутко воняло; никогда еще перспектива помыться в душе не казалась такой привлекательной. Поправлять взъерошенные волосы не имело даже смысла. Помятый вид теперь намного больше подходил атмосфере и всей ситуации в целом. Немного подумав, Эндрю протягивает руку сидящему и приподнимает брови, мол, давай, нам еще идти и идти. Скоро полиция будет шнырять по району в большом количестве и Ливингстон впервые по-настоящему решил целиком вовлечься в эту незнакомую ему игру, да проявить внимание к тому, чтобы остаться незамеченным. В связи с этим задает уже следующий вопрос, когда Феликс встает на ноги:

- Если их будут допрашивать, то они упомянут меня? - честное слово, иногда он бывал пугающим в знании чужой анатомии, но иногда казался абсолютно слепым и неловким в вопросах вроде бы очевидных для почти любого.

Эндрю во многом изменился, но в чем-то остался все тем же офисным клерком, ходящим только в церковь по воскресениям. Ему не нравилось это осознавать; это бесило. По этой причине вопрос был с интонацией искреннего раздражения. Возможно, легкой брезгливости.

Идя по переулкам и подворотням дальше, они натыкаются на какую-то бездомную женщину: та смотрит на них недолго, прежде чем заметить пятна крови и отвернуться. "Замечательно, свидетель", - думает он, но никак не реагирует; молча смотрит на попутчика, ожидая его реакции. Продолжал учиться простым вещам, которыми бы пренебрег совсем недавно.

- Не подумай, что я на тебя давлю, - [но, да, давлю], - Но когда мне прийти в следующий раз, чтобы не получить в лицо, а получить товар?

Феликс начинает вести себя как-то ненормально. [Хотя кому здесь говорить о нормальности? Явно не тебе, Эндрю.] Дрожь в руках трудно не заметить, как и напряженный голос, а так же отстраненный вид. Ливингстон не знаком с ломкой: понятия не имел, как именно выглядят наркоманы, страдающие от отсутствия дозы. Потому не делает никаких более глубоких выводов, просто принимая поведение рядом идущего как нечто само собой разумеющееся.

Как и то, что Феликс слишком много курит.
[У него был тяжелый час.]
Как и то, что тот называет его по имени.
[Видимо, я где-то успел неосторожно представиться.]
Как и то, что упоминает прошлые разы, которых не существовало.
[Перепутал с кем-то или... Да плевать.]

Не плевать. Вообще ни разу не плевать в любой другой момент с любым другим человеком, но не с Феликсом. С ним Эндрю отчего-то теряет остатки здравого смысла; игнорирует вещи, которые не стал бы игнорировать; не может уцепиться разумом за важные слова, отправляя их к почти забытым и вроде как неважным вещам. Например, какого цвета была борода у того типа из бара [рыжая]. Если спросить об этом, то он точно ответит, мол, да, назвал меня по имени. Если не спросить, то и не будет вспоминать.

Внимательно следит на изменяющимся время от времени взглядом. Было интересно, какого рода проблемы с головой у этого человека, но не настолько, чтобы задать вертящийся на языке вопрос вслух. Вместо этого кивает на предложение в следующий раз сменить гардероб, ведь и сам хотел сие сделать, - правда, времени пока еще не нашлось. Не скажет же, что только что вернулся из цикла, а потому ничего, кроме единственной глаженной рубашки, не нашел в своем гардеробе? Настолько строгом и скудном гардеробе, что аж плакать хочется.

Кивает второй раз при упоминании биографии. Чего у него не отнимешь, так это белого листа и статуса фанатичного католика в личном деле. Эндрю был настроен оптимистично касательно своего будущего.
Пока что.
Весьма наивно.

"Завтра" звучит досадно, но не критично. Эндрю может подождать, но не долго. Раздражается лишь от самого себя, не обвиняя другого, поскольку успел стать достаточно капризным, пока жил в мире, где все ограничивалось временем в 24 ч.

- Тут недалеко мой дом. - отвечает весьма просто и продолжает идти.

Прошли те времена, когда он видел набор четырех стерильно белых стен чем-то особенным, куда нельзя пускать никого постороннего. [Сад его украшала свежая клумба примерно в полтора метра, но Эндрю все равно не считал это достаточным поводом для опасений.]

- Прости, конечно, но ты выглядишь хуево. - все же говорит, игнорируя вежливость, - Если тебя все еще ищут... Ну, лучше отсидеться хотя бы пару часиков у меня, а не у себя.

Эндрю не знал, откуда в нем такая неожиданная заботливость. Этот человек разбил ему нос, что ныне слегка припух. И все же... Нет, это не отголоски бывшей доброты человека, помогавшего старушкам в приходе. Оное - интерес напополам с корыстью, ибо "не порти отношения со своим дилером" кажется максимально разумным. Один разбитый нос - "накину сверху". Дать всего лишь посидеть у себя - уже на шаг ближе к лояльности. А казалось бы, простые вещи, за которые в иные моменты можно получить ровно ничего.

- Нам сюда.

Показывает рукой в сторону скопления одноэтажных жилых домов. Такие, за которые выплачивают кредиты двадцать пять лет и столько же растят двоих детей, дабы передать жилплощадь в наследство. [Наследники разругаются и продадут дом - все сначала. Цикл запущен.]

Изредка приходится поглядывать на попутчика, оценивая его состояние. Каждый раз Эндрю приходит к неутешительному выводу, не зная, что и сам является одной из причин такого паршивого вида Феликса. Они были знакомы всего ничего (если не считать петлю времени), но тот уже производил о себе двоякое впечатление: с одной стороны - это человек, что может тебе въебать без причины с пожаром в глазах; с другой стороны - это трясущийся от ломки (или что там еще?) щенок, которого ты забираешь к себе домой с холодной улицы.

[Он шизофреник?]

- Можешь сходить умыться. Можешь марать все. Мне лично пофиг. - говорит уже на пороге, включая свет в гостиной.

Впрочем, ничего в идеально чистом и минималистичном доме с жалюзи и белыми шторами не говорит о том, что его хозяину было пофиг.
Когда-то было не пофиг, вернее.
Сейчас же здесь прослеживаются лишь капли, выражающие высказанное Эндрю ранее мнение, вроде выбивающейся кружки из-под кофе на столике перед диваном или недопитой бутылки вина во все еще темной кухне.

- Предупреждаю сразу, что убью тебя, если пропадет серебряная ложка. - смотрит пронзительно и молчит, а затем усмехается, подсказывая, что это была шутка.

Ну почти.
Ложки у него не было.

Он действительно не знает, сколько нынче школьники отдают за всякое дерьмо [как минимум потому что его дочери было всего лишь пять], но ему очень интересно. Если соблюдать осторожность и незаметность, то, может быть, не так уж и плохо толкать дурь? Жизнь у дилеров вон какая интересная.

Уж точно не возвращаться в офис, чтобы с утра до ночи обзванивать магазины и повторять заученное "Здравствуйте, меня зовут Эндрю Ливингстон, и я торговый представитель фирмы..."

- Д-ааа... - тянет неуверенно, опустив взгляд вниз, когда ему указывают на одежду, - Конечно.

Пользуясь минутами одиночества, меняет рубашку на какую-то темную кофту (немного мятую, но не заметно). Пальто так вообще отправляется в дальний угол спальни (вешать на входе рядом с чистой курткой? что за бред). Надевает другие, менее классические, но все еще черные штаны, да смотрит в зеркало.

[Ну и пиздец.]

Слышит за стенкой, что шум воды усилился. Сходить в душ решил, значит?
Перестает торопиться, получив дополнительное время.

Эндрю пользуется единственным, что у него остается, - раковиной на кухне, смывая кровь с лица и рук. Где-то между делом прячет вино в холодильник - таблеток у него не много, а вот алкоголь действительно жалко. Там же между делом вытаскивает из тумбочки нож, некоторое время разглядывает и убирает обратно.

Опускает голову под кран и, закрыв глаза, больше думает, нежели смачивает волосы. У него в доме находился незнакомец, который решил принять душ. Что ж, неплохо. За этим незнакомцем охотится стая мексов и бог знает кого еще. Просто отлично. А еще незнакомцу приходят глюки и начинается ломка. Десять из десяти.

Холодная вода и впрямь отрезвляла, а потому он впервые серьезно думает, что что-то делает не так.
[Окей. Допустим, у этого есть логика. Извращенная, но есть. Но разве не проще найти нового дилера, если у старого такие беды с башкой?]

- Можешь решить, говоришь..? - бурчит себе под нос, обтирая мокрую голову полотенцем и таращась на цифры.

Даллас 77.
[Очень смешно, бог, сукин ты сын.]

Мгновенно раздражается и заводится. Морщит лицо и скрипит зубами, но молчит. Нельзя показывать свои триггеры, а иначе ими начнут часто пользоваться. Эндрю же не любил иметь очевидных слабостей. Впрочем, на цифры таращиться не перестал, не в силах отвести взгляд.

- Клевая майка... Потерял что-то? - больше саркастично, чем заботливо спрашивает, все прекрасно понимая, - Тебе повезло, если он просто выпал.

Гораздо хуже, если его кто-то спер. Например, его "любимые" muchachos.
Если же сперли...
[Земля пухом.]
То все его контакты, вероятнее всего, станут жертвами офигенно смешных ситуации по типу: *неразборчивые мексиканские звуки* Где этот гандон??? Я спрашиваю, *еще немного неразборчивого мексиканского крика* Где эта тварь?!

- Даже не думай, что дам тебе позвонить со своего, - тяжело выдыхает, - Я еще не такой тупой.

Наконец, у него получается сделать вид, что он игнорирует надпись, подняв глаза на лицо Феликса. С более-менее чистой рожей тот выглядит еще болезненнее. Синяки под глазами расплываются пугающе - от их вида хочется зевать. Эндрю протягивает руки, кладет их на чужие плечи, поджимает губы, да отводит взгляд. [Ууууу, ну не сдохни у меня только, ладно?] Похлопав ободряюще, разворачивается и снимает со своих плеч полотенце, дабы пройти в гостиную и бросить оное на спинку дивана. Поворачивает голову в другую часть дома - в сторону дверей в две спальни. Одна из них (та, где дверь приоткрыта) принадлежала ему, а другая (та, что закрыта на ключ) принадлежала некогда жившей тут дочери.

Смотрит, чтобы просто удостовериться, что дверь действительно закрыта. Несмотря на свое разрешение почти на все, Ливингстон не хотел, чтобы в эту комнату совались. Из остатков сентиментальности.

- Ты можешь позвонить с этого, - достает с полки над телевизором нечто розовое и бросает в руки Феликса.

Телефон, оставленный дочерью во время спешного переезда (побега) из его дома. Мамаша не все вещи забрала, но скоро объявится. Если с этим звонком что-то пойдет не так, то это будет дополнительный подарок для бывшей. Так сказать, пиздуй с богом.

- Не стесняйся, оно работает, да. И я вложусь, если речь идет не о заоблачных цифрах.

Сколько заботы. Феликс (какая у него фамилия вообще?) беспокоился о том, как будет выглядеть хозяин дома в глазах соседей.
А совсем недавно бил кулаком в лицо. [Да, эти мысленные напоминания не кончатся, потому что оное действительно было смешным.]

И все же Эндрю не против. Пусть идет за тем, что хочет и отчего его почти что трясет. Ливингстон сводит брови, отсчитывая деньги, - ему еще не приходилось доверять свои финансы дилеру, который рекомендовал до этого пересчитать таблетки. Смешно вдвойне.
Тот же мог легко взять телефон и бабки, да съебать в закат. В порядочность наркоманов верится столько же, сколько и в бога - разве что по приколу.

Протягивает точную сумму с уже более простым лицом, для себя решив, что всегда может найти и содрать вдвойне (отнюдь не денег). Может, пара сломанных ребер - неплохая компенсация. Может, иные виды боли.

Феликс еще не понимал и вряд ли поймет когда-либо, но ему же лучше вернуться ровно через полчаса, не заставляя человека перед ним нервничать. Эндрю любил держать все под своим контролем, а непредвиденные ситуации хоть и развлекали, но быстро приводили в бешенство.

- Полчаса, - повторяет ему на пороге с особой интонацией.
Так, словно тот не понял. Так, словно напоминания требуются.
Наркоману нельзя верить, наркоман не принадлежит сам себе.

В отсутствие другого Эндрю теряется. Когда никого рядом не было, стены давили и угнетали. Он предпочитал не задерживаться в них подолгу, а если и задерживаться, то не на трезвую голову, ибо все здесь было чужим, ему отвратительным. Но, признаться честно, очень удобным - по дому нельзя было сложить какого-либо однозначного мнения о владельце. Да и религиозную атрибутику всю он снял еще вчера (думал оставить для вида, но слишком уж мозолило глаз). Ничего нельзя переставлять или перекрашивать: любой цвет, картина или особое расположение мебели что-то да значило. Эндрю не хочется привлекать внимание.

Немного посидев в звенящей тишине, идет на кухню и вновь открывает тумбочку. Его все еще не оставляли в покое тревожные мысли о том, что произошло в баре. Казалось, будто с уходом Феликса голова проясняется, потихоньку прокручивая взгляд-удар-другой взгляд. Сомневаясь, Ливингстон берет в руки нож и тут же кладет на место - аргумент "ты не в цикле, чтобы резать людей направо и налево" более весомый, нежели смутные опасения.

Тяжело выдыхая, достает вино из холодильника и, не особо церемонясь, делает глоток из горла, прежде чем поставить бутылку на место.
[Эндрю, не сходи с ума. Это все потому что ты переживаешь, что он сбежит с телефоном Авроры - не более.]

Смотрит на экран и высоко поднимает брови, удивившись, как быстро летит время. Еще пять минут и...

- Ты просил поз... - не успевает договорить, прерываемый механической фразой.

[Что-то не так.]

Эндрю закрывает дверь на кухню и... вообще все двери в доме.
[Бежать будет некуда. И не надо.]

Дверь распахивается, когда Эндрю осматривал гостиную на наличие острых предметов. Еле успевает поймать телефон.
Впрочем, смотрит равнодушно. Не понимает (правда не понимает), почему Феликс злится.

- Так ты вернулся. - не ведется на провокацию и бросает телефон на диван.

Затем берет пульт с журнального столика и включает телевизор. Сейчас будут крики, похоже.

- Ты так бесишься, потому что опять меня с кем-то перепутал или потому что тебе хочется что-то высказать касательно моей личной жизни? - все же догадывается, вновь сыграв в мысленную игру "как бы отреагировал на происходящее обычный человек".

Очень зря, но иногда Эндрю забывал о том, что следует вести себя не столь аморально. Люди ведь так любят осуждать.
Интересно, насколько быстро заткнется Феликс, если прямо сейчас сказать ему, что дочь умерла?
Ах, ну да. Это тоже аморально.

- Купил или нет? - уже раздраженно выпаливает.

На данный момент Феликс резко сбавил в интересе, перейдя в разряд "обычный глупый человек".
Пофиг, что сам он, возможно, тоже давно в разряде "мудила".

Феликс возвращается и наваждение возвращается вместе с ним. Не потребовалось и пяти минут, чтобы Эндрю почувствовал это в наступающем спокойствии (и это без таблеток), да в слабом покалывании в пальцах. И сам забывает, что минуту назад разозлился. Может быть, даже одновременно с тем, как об этом же забывает новый (старый) знакомый. Словно, переступив порог и посмотрев на Ливингстона таким взглядом, все внезапно обнулилось. Ебаный Гарри Гудини и фокус с исчезновением живого слона.

Эндрю ловит пакетик и медленно опускает пульт на столик, после - садится на диван. Старается не смотреть, ой, как сильно старается пялиться лишь в экран телевизора, да не понимать то, что видит по новостям. Кладет в рот одну таблетку, а пакетик сует в карман. Как магнитом тянет глаза в сторону этого человека. Ощущение такое, будто его нельзя оставлять без внимания ни на секунду. Возможно, тот исчезнет вместе со слоном, кто знает?

[Ты ведь не исчезнешь, Феликс, как исчезают любые нпс, когда долго на них не смотришь?]

В его случае наркотик не действует так быстро, но заметить, что другого развезло достаточно просто. Они встречаются взглядами и долго не могут оторваться друг от друга. Наркоман улыбается. Эндрю почему-то улыбается в ответ.
[Еще недавно думал о том, чтобы прирезать оного парня. Еще недавно закрывал все двери, дабы не существовало пути побега. Еще недавно считал Феликса скучным (и будет считать вновь после ухода последнего, но с большой и жирной звездочкой-пометочкой).]

Эндрю чешет нос и прикладывает костяшки пальцев одной руки к щеке, подмечая, что лицо горит и немного краснеет. Меф был его любимым наркотиком. Ощущение времени постепенно теряется, но заметить сие было трудно, как и ответить самому себе на вопрос: "а в какой момент, собственно, начало накрывать?"

- Мммм.... - тяжело выдыхая, устало и немного томно тянет, не заметив, как улегся на диване, - Я много кому жизнь попортил, - рассуждает, позабыв, что вещи, случившиеся в цикле, остались лишь в цикле, - Но тебе, вроде, нихрена не сделал. - глаза поднимаются с лица собеседника на потолок, а губы расплываются в улыбке немного глупой, но уже куда более правдивой в отражении его состояния.

Сердце стучит как бешеное. Эндрю отстукивает пальцами какую-то мелодию, протянув руку к столику, - в младших классах он ходил на фортепиано, но то так ни к чему и не привело. В старшей школе играл в бейсбол, но был всегда на скамье запасных. Хотелось лежать и ничего не делать, но тело требовало движений, а язык - разговора.

- Ты клевый. - говорит внезапно, беспричинно и мимолетно, будто озвучил давно известный им обоим факт, - Будешь вино?

Не дожидаясь ответа, вскакивает с дивана очень бодро и двумя руками взъерошивает высохшие волосы, создавая на голове хаос. Улетает на кухню быстрыми шагами и так же быстро возвращается с наполовину выпитой бутылкой. Бокалы он, разумеется, никакие взять не додумался.
За это время успел и позабыть то, что ляпнул, но если спросить, то ответит достаточно просто, поскольку и впрямь считал Феликса классным парнем, пока тот не оставлял его наедине с самим собой, очевидно. Удивительно, как быстро нарастала тревога и напряжение, стоило им разделиться. И как нетипично для Эндрю быть таким лояльным к кому-либо. Вся та же магия. Никакого мошенничества, верно?

Он был Кинкейдом, когда кому-то нужно было процедить фамилию со злостью сквозь зубы. Он был Феликсом Лероем Кинкейдом по паспорту. Он был Феликсом для друзей легко на выдохе. Но для Эндрю он был Феликсом со смыслом "все или ничего". Буквально.
Либо заполнял собой все внимание, либо исчезал из кратковременной памяти, подобно заученному стихотворению, в смысл которого ты не вчитывался.

Очень интересный щенок.

- Держи. - отпивает из горла, сев на край дивана, да протягивает бутылку другому.

Все еще без разницы, что тот тогда ответил на предложение выпить.

- Как твоя фамилия? - все же спрашивает то, что не принято спрашивать.

Где-то в этот момент накрывает окончательно, и он просто смеется на любой ответ, который мог бы выдать Феликс. Ему кажется, что знал-знает-будет знать чужую фамилию всегда. А это невероятно смешно, разве нет?

- Иногда кажется, что ты исчезаешь, - сквозь смех озвучивает все-все мысли, как когда-то перед священником на исповеди, - Просто в один момент испаришься, стоит мне упустить тебя из виду. - смех давно затих, оставив горькое послевкусие и странную эйфорию (это все приход), - Мне бы хотелось знать побольше фактов о тебе, чтобы убедить потом психиатров, что ты существовал, - поясняет ранее заданный вопрос и улыбается, запрокидывая голову к потолку вновь.

Закрывает глаза и вращает плечами, будто расправляя.

Эндрю никогда не любил животных по-настоящему. Забавно, что те его в ответ просто обожали: кошки в чужих домах залезали на колени, собаки на улице махали хвостиком и увязывались до самой двери, стоило лишь один раз погладить.

Смотря на Кинкейда, хочется пошутить в примерно том же ключе, но каким-то чудом удается сдержать себя.
Запястье ловят и от этого сперва перехватывает дыхание. Он удивляется и застывает взглядом на чужих пальцах, словно видит эти пальцы впервые в жизни, однако все же перебарывает себя и поднимает глаза выше - на лицо, вместе с этим начиная дышать. Не может разобраться, ощущает угрозу, волнение или еще что-то. Да и какая разница?

- Не глюк, точно, - шепчет, потирая освободившееся запястье другой рукой.

Феликс - не глюк, но ощущение иллюзорности не проходит все равно. Кажется, оно лишь усиливается и размывает границы не только допустимости, но и терпения. Или просто Эндрю был неосторожен? Задуматься над этим вопросом из-за мефа не получается, но очень хочется. Выяснить. Нужно выяснить, что с этим парнем не так.

Запястье растирает до красна случайно. Сердце продолжает стучать так, словно ему грозит опасность.
Эйфория превращает любое беспокойство в шутку, над которой Ливингстон вновь смеется [а кажется, что в пустоту].

Кивает при вопросе о дочери неохотно, не скрывая по очевидным причинам, но и не желая распространяться. Дочь для него - это будто любимая песня из прошлого, которую ты заслушал до тошноты. Сейчас Аврора вызывает вовсе не те чувства, что прежде, и Эндрю пока не знает, стоит ли что-то с этим делать.

- Не-а, - качает головой, отрываясь от спинки дивана, да ставя локти на колени, - Бывший торговый представитель.

Употребляет слово "бывший", хотя еще не был уволен. Наверное, для него "бывший" - это идеальное описание любой сферы жизни: бывший муж, бывший торговый представитель, бывший родитель, бывший католик... Нынешний он не существовал официально. Все вокруг - фикция.

[Даже Феликс.]

Эндрю не может сидеть на месте ровно - встает с дивана вновь, разминает руки, идет куда-то по комнате, сам не зная куда. Звонок в дверь кажется таким же глюком. Второй звонок приводит в чувство, словно ведро ледяной воды.
Взгляд устремляется сначала на Феликса, затем на дверь, а в конце застывает на окне.

Звонок прекращается и начинается стук в дверь - Ливингстон уже стоит у окна и аккуратно раздвигает жалюзи, дабы взглянуть на крыльцо своего дома. [Надо все же поставить чертов глазок на дверь.] Еще пара секунд задержки и нетерпеливые полицейские начинают громко звать хозяина дома, представляясь полным именем. Эндрю же тихо шипит "блять", разворачивается к Феликсу и жестом указывает на окно на другой стене.
Губы беззвучно произносят: "быстро выметайся".

- Иду! - кричит в сторону входной двери, да вытаскивает пальцы из жалюзи.

Приглаживает волосы, почему-то решая проморгаться, да несколько раз шумно вдохнуть-выдохнуть (видимо, борясь с нервами).
Подходит к двери и приоткрывает.

- Соседи сообщили, что видели на вашем участке постороннего. Сэр, у вас все в порядке?
- Да, - чешет нос, - Конечно!
- Вы уверены? - нечто подозревают, сразу поняв, что человек перед ними под кайфом, - Откройте дверь пошире, пожалуйста. Нам нужно убедиться.

Эндрю знает, что они не имею права что-то требовать без официального разрешения на то от хозяина дома или от суда, но не додумывается сию секунду. Просто распахивает дверь, пропуская внутрь жадные взгляды. Ничего, кроме включенного телевизора, бутылки вина и сквозняка из-за окна.

- Все? - с нескрываемым недовольством спрашивает Эндрю, нетерпеливо потаптывая ногой.
- Да, спасибо, сэр. Хорошего дня. - выдает тот заученную реплику.

На первый взгляд приличный мужчина, решивший побаловаться с наркотиками, - ничего страшного. Они часто закрывают глаза на подобное и не упоминают в отчетах. К концу дня и вовсе забудут о случившемся. Эндрю же будет нервничать чуть дольше (особенно после окончания прихода). Сейчас он молча выключает телевизор, закрывает окно и допивает бутылку залпом.

Проблемы выводят из себя.
Чертов Феликс.