Что вы знаете об отчаянии? Об отчаянье настолько сильном и настолько пронизывающим твою суть, что ничего другого больше и не остается.
Что вы знаете о том моменте, когда никаких разумных мыслей не остается, а в голове только одно - месть. Эта месть, призванная болью и несправедливостью этого мира, выжигала все твое нутро, заставляя отвлечься от других дел, отречься от других мыслей, эта месть, что должна была привнести успокоение в больной разум, с яркими всполохами интереса и заинтересованности "а что если"? Эта месть - искупление чужих грехов.
Паук много знал об этом, высиживая дни и месяцы в своей комнате (никаких ярких цветов и вычурный аскетизм - родителям лучше знать, как должно быть) и думая, анализируя и вспоминая.

Вспоминать - это единственное, что он мог делать без каких-либо последствий, кроме головной боли и судорожных слез, что не сдержать.

Воспоминания - это единственное, что удерживало его на этом свете, это единственное, что помогало в дни, когда крики родителей переходили на ультразвук, а шанс приобрести множество синяков казался уже не таким иллюзорным.
Именно благодаря воспоминаниям и прекрасной памяти, что позволяла запомнить все в мельчайших подробностях, Паук держался до последнего.

- Опять он хуйней своей страдает, - отчим не мог в русский язык никак, а Паука, что обожал свой язык всей душой и сердцем, кривило каждый раз, когда он даже пытался. Это было так мерзко слышать уебищный акцент, что обезображивал слова, но матери нравилось. Мать называла это шармом - Паук мечтал засунуть этот шарм ему в уретру и там парочку раз провернуть его. - Объясни ему, что все уже решено за него.
- Хорошо дорогой.
И главное во время спрятать учебник по химии, чтобы сменить его на экономику - он ненавидел все эти цифры и расчет. Понимал в них так много, но ненавидел так сильно, что готов был расстрелять каждого, кто хотел засунуть его в этот сранный экономический.
Ведь отчиму нужен наследник. И плевать, что этот наследник клал огромный хуй на эту компанию, на экономику и даже на религию, которой недородственник так дорожил. Но кого это волновало.
Отчим ненавидел своего пасынка - пасынок отвечал тем же.

Когда вы слышите из новостей, что именно игры и фильмы довели детей до точки невозврата - не верьте. Оглянитесь чуть назад и глубже - в их жизнь. Не слушайте заботливых депутатов, которые хотят все запретить, не верьте полиции, что точно знала мысли этого ребенка, и - ни в коем случае, я вас прошу - не верьте учителям и родителям, которые "даже не подозревали, что их ребеночек способен на такое."

Все начинается со школы и дома - запомните и повторяйте, как мантру, каждый раз, когда будете слышать лживые новости по телевизору.
Все начинается со школы и дома, потому что именно человеческая личность подвергается серьезным корректировкам, а мировоззрение начинает меняться и обретать более устойчивые формы.

Все начинается именно со школы и дома, и там нужно искать корень всех проблем. Игры, фильмы, книги - они даже не толчок, они даже не искра, которая позже превратиться в пожар, нет, ведь люди не шагающие по пропасти, будут совершенно спокойно смотреть на любой захватывающий сюжет.

Искусству в любом его проявлении приписывают много грехов: дескать, если бы не оно, то человек бы не додумался. Люди вообще любят сваливать вину на все, что не попадает под "правильные" списки. Семья и школа - попадают. Не стоит рушить трех слонов на котором стоит общество, не стоит шатать духовные скрепы.

- Опять этот педик, - смех одноклассниц уже не вызывает огорчения, а только лишь тупую злость, которую он культивировал так долго, что и не вспомнить даже. - Опять засматривается на моего парня - наивный. Единственное, что ему светит от Дальберга - это быть отпизженым нашими друзьями.
Хотя нет, иногда все же вызывает.
Он не хлопает дверцей шкафчика - нахуй эта показуха - просто закрывает, просто уходит, просто провожает Риккарда слишком заебанным взглядом для семнадцатилетнего парня.

Паук понимал, что в России могло быть и хуже, но не мог принять этого. Гомофобия и здесь цвела своими прекрасным цветом, но была выборочной. Если ты крутой, богатый и все в таком же духе - то никто тебя пальцем не тронет, потому что элита, да и постоять за себя ты в состоянии. Если же ты такой, как Валентин, а плюсом еще из другой страны, то добро пожаловать на какой-то там круг ада. Хер его разберешь, если честно, в бесконечной череде побоев, боли, унижения и снисходительного сарказма от учителей.
Но ко всему привыкаешь. Правда, вот злость никуда не девается, а лишь копится-копится-копится пока не начинается обратный отсчет.

- Милый, ты скоро?
- Да, мам.

Паук никогда не был идиотом, даже больше, чуть побольше свободы, возможности саморазвиться и атмосферы, что не губила все ростки на подходе - и без пяти минут гений, но кого это волновало.

Паук никогда не был идиотом, а еще обожал химию и физику. Собрать взрывчатку, на самом-то деле, дело пары дней - как раз время на обдумать для тех, кто струсит и убежит - главное достать все ингредиенты, которых было в избытке.

Ах, Америка, страна возможностей.

Достать отцовский автомат - еще проще, всего-то нужен код от сейфа, а Валентин никогда не был идиотом. А вот отчим был. Это играло на руку.
- Какая сумка тяжела.
- Да физкультура. Скоро конец года, мам. Ты помнишь. - Они говорят на русском только, когда отчима нет дома. Он ненавидит Россию, русских и этот язык. И все это смотрится довольно комично в сложившейся ситуации.
- Удачи.
- Да, люблю тебя.
Натянутая улыбка - вечный спутник. Главное, чтобы мать не догадалась, иначе все может пойти насмарку. И это будет печально.

Хотя - Паук смотрит на мать, которая суетится по хозяйству, потому что скоро придет любимый, а квартира не убрана, да и еды надо наготовить, да и вообще - ему кажется, что она давно перестала замечать какие-либо изменения в нем.

В школе жарко, как обычно. Душно, громко и мерзко - снова отмываться от этих противных взглядов. Эти взгляды липкие, противные, мерзкие и всегда предрекали несчастливый конец дня.
Этот конец предрекает и Паук, но уже не для себя.

В туалете тихо - второй урок и все слишком заняты окончанием года, ибо даже туалет пуст и никаких трахающихся парочек.
Он не хочет первых жертв сейчас - еще не время. Нужно немного подождать, собрать автомат, подумать получше, что делать с пиротехникой, а после - почти в середине урока, когда все заснут и будут соображать слишком туго, чтобы среагировать слишком быстро - объяснить им достаточно ясно, какие же ошибки они совершали в своей жизни.

[icon]https://i.imgur.com/Q9Kfyxw.gif[/icon][nick]Valentin Nikonov[/nick][status]здравомыслие[/status][lz]<div class="lz"><a href="ссылка на анкету"><b>валентин никонов</b></a> [17]<br>отсчитывает время до</div>[/lz]

Паук глубоко вздыхает. Для гениального мозга — сам себя не похвалишь — никто не похвалит — он проебался слишком просто и слишком мелочно. То ли он действительно был так сильно на взводе, что забыл закрыть за собой дверь, то ли замок был настолько хлипкий, что Риккард не заметил, как открыл его без проблем.

Это выбивало из колеи и, конечно же, рушило планы. Не то, чтобы сильно. Не то, чтобы вообще был какой-то план.

Точнее он был. Витал в голове и кричал, неспособный собраться воедино. Как и не мог собраться Валентин. Руки не дрожали, туман не застилал разум — ничего такого, о чем он читал в книгах. Но мысли ускользали так, что ухватиться за них не представлялось возможным. Огромное озеро мелких рыб — миллион при ближайшем рассмотрении, а сунь руку — они испарятся за секунды.

Паук снова и снова переводит взгляд от винтовки на Риккарда, будто надеясь, что что-то из этого исчезнет.

— Хороший совет, — Валентин молчит. Поворачивается медленно, выставляя вперед руку с пистолетом — главное, что снял с предохранителя — только стрелять пока не спешит.

Это слишком неожиданно. И не просто неожиданно — это снег на голову в июле. Он готов был увидеть любого здесь, начиная от младшеклассника, заканчивая учителями, которые любили проверять туалет на уроках, но вот только не Риккарда.

Рука не дрожит, потому что в одночасье приходит какое-то обреченное и смиренное спокойствие. Знаете, когда экзамен еще не закончился, но ты прекрасно понимаешь, что уже провалил его. И оказываешься прав. И нет смысла дальше сопротивляться, дрожать или пытаться что-то выжать максимально из ситуации. Все, что можно было — лежало перед тобой на листке. Как и Риккард стоял сейчас перед ним, а Валентин уже на перед осознавал, как закончится эта встреча для них двоих. Не этого он хотел.

Он никогда не хотел этого.
Но Валентин не был бы собой, если бы не попытался хотя бы потрудиться все изменить.

Паук не верил ни в провидение, ни в судьбу, но именно сейчас казалось, будто они над ним насмехаются.

Попробуй сделать что-то с этим, маленький уебок.

И Пауку приходилось мириться. И пробовать, конечно.

Он просто не мог — понимал всей душой и сердцем, и мозгом — не мог отступить от намеченного плана. И совершенно не хотел убивать Риккарда ни там, ни тут. Ни в одном из его планов, что так скрупулезно были написаны в маленьком блокноте, Риккард не оставался умирать из-за града пуль или чертового взрыва.

Ведь он не был ни в чем виноват.
(ну если немного. совсем чуть-чуть)

А Валентин лишь хотел наказать виновных. Обидчиков, мудаков и сколько еще нужно придумывать слов, чтобы высказать всю свою ненависть?

Месть, конечно же, блюдо холодное и расчетливое, но что можно ожидать от подростка с доступом к оружию, всепоглощающей ненавистью и неспособностью осознать утрату.
Он хотел всего лишь отомстить, и был бы справедлив в своей мести.

А семья… Она бы разрушила себя сама: рухнувший бизнес, ибо кто захочет иметь дело с отцом сына-террориста, и рухнувший брак. Паук просчитал все исходы, высчитал все подводные камни и в процентах знал, как все может обернуться.

Только вот не учел человеческий фактор в виде грязного пятна на рубашке Дальберга. Он был все же еще молод, чтобы так просто захватить все аспекты.

— Ну даже не знаю, Риккард, — он выделяет его имя, рычит первую букву, но пистолет не убирает. Смотрит спокойно, словно сто раз делал это, и уверен — рука не дрогнет, стоит лишь Дальбергу сделать одно неверное движение.

Рука не дрогнула украсть оружие, рука не дрогнула спланировать убийства, рука не дрогнула при сборке автомата, так почему сейчас должна.
Только вот все равно убивать он не хотел. Он слишком дорожил Риккардом. Идеализировал его в своей голове, понимая, что уже не сможет убить. Грамм эмоции помноженной на одержимость и щепотка отстутвия реально восприятия проблемы. Взболтать, но не смешивать. Не водить к психиатрам, чтобы напиток настоялся, а там уже можно отпускать на вольные хлеба.

Нужно было лишь немного внимания, чтобы предотвратить все это, но об этом вспомнят потом, когда СМИ разнесут, а блоггеры размусолят.

Он не может его убить, потому что все еще способен ощущать что-то кроме свербящего желания мести, но легче придумать правильную отмазку, ведь так? Правдоподобную, потому что что-то, а врать Валентин умел и себе и людям.

Например, что выстрел бы услышал весь этот этаж, так и не дав начать задуманное.
Это Америка, тут уже никто не верил в хлопки воздушных шариков в стенах школы, это Америка, где таких как он было, пускай, не миллионы, но достаточное количество, чтобы люди не забывали о собственной безопасности и страхе, что витал повсюду.

Это Америка. Страна великих возможностей и свободного оружия. Боже, благослови ее, но не так, как Россию.

— Закрой за собой дверь, Риккард. И сделай вид, что ты здесь тень.

[nick]Valentin Nikonov[/nick][status]здравомыслие[/status][icon]https://i.imgur.com/Q9Kfyxw.gif[/icon][lz]<div class="lz"><a href="ссылка на анкету"><b>валентин никонов</b></a> [17]<br>отсчитывает время до</div>[/lz]