— И нахуя, ты мне скажи, нужно было так прятать это ебучий ключ?

За открытой дверью было нихуя: светло-голубые стены в потеках от грязной воды, обветшалые потолки, словно прошло не два года со строительства дома, а все двенадцать и первозданная пустота. Даже захудалого стула и того не наблюдалось.

Валю, это изрядно бесило. Ебанутый демонолог, которого сжечь было мало, защищал этот ключ так, будто он хранит секреты всей королевской семьи Британии. И он ожидал все, что угодно. От тайных манускриптов майя до видео, где Обама вместе с Путиным подделывают результаты выборов, а по итогу хуйня на постном масле.

— Зря время потеряли, Рэм. Закругляемся и пошли в штаб. Ты там что помер, что ли?

Тишина в ответ неебически раздражала, как и эта комната, как и этот ключ, который все равно нужно будет забрать и отвести в хранилище улик. Не просто же так этот демонолог за него сражался.

По итогу выходила хуйня, а в нынешнем деле они не продвинулись ни на грамм. Самооценка летела вниз быстрее, чем рушилась экономика России в две тысячи восьмом. И лучше бы они сожгли тут все к черту, чем в очередной раз писать очередной неебически скучный отчет для верхов.

Валя думал подбить на это Рэма, все же приятно было иметь того, кого можно и по голове снисходительно потрепать и всю бумажную волокиту скинуть.

Раздражение на отсутствие ключа в замочной скважине и Рэма, что, видать решил подышать свежим воздухом, как-то напрочь отбивали все те зачатки интуиции, которые в нем пытались взрастить. Даже преобразившаяся квартира как-то прошла мимо Вали, который не хотел задерживаться тут еще больше.

Первой мыслью было то, что он основательно так обдолбался и пропустил тот момент, когда уехал из Эдинбурга, но нет.
Это был все еще Эдинбург, но определенно какой-то другой. Там за поворотом магазинчик с газетами и книгами. Завоз каждый вторник и скидки по понедельникам. Это он помнил. А там, чуть поодаль ближе к парку по весне расцветали все эти сладкие ваты и хот доги на колесах, и сколько ты упрашивай Циан пойти дальше, он скорее рожу тебе сожрет, чем не купить себе что-либо оттуда.

Все это было.
Все те же дома, все те же дороги, даже растительность изменилось не так сильно, как могла бы. Но что-то неуловимое, не такое летало в воздухе. Нет-нет, да проскакивали несостыковки.

Новые дома.
Облицовка.
Новые машины, которых он точно никогда не видел.

«Хищные птицы, что как давно Харли стала так популярна?»

«Что такое блять нетфликс?»

И, конечно же, никакого Рэма поблизости.

Телефон уныло выдавал нулевую связь. Не зарегистрирован в сети, а значит никакой возможности дозвониться. На дисплее сияло двенадцать сорок, двенадцатое марта две тысячи десятого года. Ровно десять минут, как они зашли в дом.

Судя по улице прошло лет пять.

Первая мысль оказывается самой здравой, как кажется ему. Валя забегает в дома снова, открывает-закрывает дверь, заходит еще раз, а после выбегает на улицу.
Но ничего не меняется.
Эдинбург все еще неуловимо не такой, как он его помнил, а на дисплее горит значок отсутствия связи.

«Охуительно»

Он обещает отвесить Рэму просто неебических пиздюлей, если, конечно, это вообще его земля.
Валя почти верит, что попал в какую-то параллельную вселенную. В физике его, конечно, поделили на ноль, но зря что ли он коротал вечера за просмотром Доктора Кто.
(он был бы рад стать спутником Доктора)
(он даже согласен на обязательную любовную линию)
(ладно, сейчас он согласен на все, чтобы ему хоть что-то объяснили)

Привычный маршрут упирает в тупик. Вокруг дома-дома-дома, которые будто по волшебству вырастают на пути
(на вид им лет пять)
(валя тоже ощущает себя на пять и очень. о ч е н ь хочет вернуться в академию)
Валя почти матерится, но мимо едут матери с колясками и бросают такой взгляд, что сигарета залезает обратно в пачку, а зажигалка исчезает в недрах кармана. Инквизитор инквизитором, но попробуй переспорь.
Сам ведь таким был.

Ему даже удается выбраться из каменных лабиринтов. На часах полвторого, а в пачке примерно ноль сигарет. Три он успевает выкурить еще у того дома. Остальные пять влетают незаметно, пока он пытается снова узнать свой город.

Это определенно не его Эдинбург.

И он определенно зол. В основном на Рэма, потому что тот решил его бросить посреди задания, но в большей степени на себя, потому что он в душе не ебет, что теперь со всем этим делать.

Киоски с газетами он обходит по дуге. Хватило одной, где что-то писалось о коронавирусе.
Валя в душе не ебет, что это такое, но определенно знает, что этого не было на первых полосах, когда он заходил в ту дверь.

Дом Гилкриста почти не изменился. Почти. Постарел немного. Облупившаяся краска, граффити, которых не было.

Валя начинает подозревать.

В магазине напротив он покупает сигареты и почти в ахуе от цены. Почти, потому что охуевать больше у него не хватает сил.

Две уходят залпом у нужного подъезда, пока телефон все еще высвечивает отсутствие связи. Валя оценивает этот сон на десять из десяти, но очень надеется проснуться.

В дверь Рэма он долбится так, будто его преследует минимум толпа зомби, максимум разозленная Циан, которую снова не пустили на очень-супер-важный-концерт. За столько лет он все еще не решил, что же хуже.

— Какого черта произошло и какого хуя я оказался там один.

Вместо приветствия, как обычно.
Рэм выглядит постаревшим и уставшим. Рэм выглядит так, будто либо его сейчас хватит инфаркт, либо он схватится за оружие.

Автонастройка даты и времени на телефоне заканчивается. Двенадцатое марта две тысячи двадцатого года.
До Вали начинает доходить.

Ладно, он определенно ожидал другого приема. Хотя бы объятий для начала хватило, а потом уже можно было бы объяснять. Но руки все же поднимает, смотря на Рэма, как на умственно отсталого.

До него доходит, что прошло далеко не десять минут, дисплей телефона упрямо показывает двадцатый год, а Валя упрямо ощущает себя на свои тридцать девять. Ничерта ведь не изменилось, вообще ни капли. Даже Рэм такой же типа суровый, как и обычно.

— Слыш, малыш, не так встречают лучших друзей, я прям уверен в этом.

Он хочет ебнуться. Покататься по полу квартиры, чтобы вставить на место мозги, а может быть признать свое сумасшествие. Он бы и признал. Определенно признал бы, но инквизиторам негоже удивляться всякой хуйне. Ей богу, он видел, как проводились экзорцизмы. Не так сложно поверить в то, что за секунду ты скакнул на десять лет в будущее (в своей ли земле?). Где-то на границе тридцати лет полное недоверие ко всякой неведомой хуйни исчезло полностью. Он готов был прямо сейчас поверить в том, что пришельцы существуют, а Пандорика реально открылась, явив миру Одиннадцатого доктора. Он готов был поверить вообще во что угодно, даже в рождение антихриста от какой-нибудь радикальной феминистки или даже хуже — от консерваторов-протестантов. Он готов был поверить вообще во все, что угодно. Во все, что угодно, не связанное с ним.

На мысли о том, что это было реально и это действительно происходило с ним, а не с каким-то очередным потерпевшим, мозг делал свое «кхеъ» и ломался, придумывая отговорки.

У них у всех амнезия
Это все определенно сон
Массовые галлюцинации
На дворе весна, психиатры говорили о весеннем обострении
Определенно, проделки пиндосов во главе с Обамой (интересно, а кто сейчас президент?)

Мысли на минутку даже выстраиваются в логичное объяснение, но тут же машут рукой и пускаются в пляс, когда Валя закрывает за собой дверь.

И что дальше? Объяснять? Требовать объяснения?

Рэм не очень рад его видеть
(нет, он и раньше направлял на него пистолет, но сейчас во взгляде была какая-то убийственная серьезность и усталость)
и это даже задевает.

Обидно. Неприятно.

Вообще-то, я твой наставник, малыш, ты мог быть и повежливее.
Вообще-то, я твой друг, Гилкрист.
Вообще-то, я могу завалить тебя и без пистолета с трех движений.

Собственный будто нагревается за поясом джинсов, но доставать его Валя не спешит.

Он, конечно, не против ролевых игр, но против игр, где его жопа оказывается простреленной.

Валентин всеми силами старается держать лицо.

— Просто скажи, что сейчас две тысячи десятый год, а ты решил поиграть во взрослого и злого инквизитора. Я все еще не против ролевых игр, знаешь ли. Чур я сверху.

У Рэма лицо такое… Вале не хватает словарного запаса, чтобы описать. Лицо такое, будто ему сообщили о смерти его родителей, а потом он узнал, что они не умерли, а просто не хотели общаться с ним.

Валя чувствует вину и непонимание. Рэм кажется неуловимо знакомо-незнакомым, что хочется выть.

Валя чувствует вину, но разглядывает его внимательнее. Пристальнее. И если присмотреться, то легко можно заметить изменения, а Вале и присматриваться не надо. Он знает его наизусть.

Точнее, знал. Того Рэма, который был немного наивным, с принципами, амбициями и вот этим вот до ужаса милым «я все могу, а что не могу, то не попробовал».

Этот Рэм незаметно взрослее, с другим взглядом и, наверное, даже что-то неуловимо меняется в мимике. Валя узнает его и не узнает одновременно. И это просто разматывает на атомы.

Вернуть обратно.
Все нужно вернуть обратно.

Но как вернуться, когда ты не знаешь, как сюда вообще попал. Мысль о том, что где-то там ходит второй Валентин отметается сразу же. Не та реакция, не те слова. Валя бы понял, если бы оказался двойником себя же из этого времени.

Голова трещит так, что вот-вот и родится Афина.

Он все же берет Сигнум. Серебряный, холодит. Такой же, как у него в кармане. Конечно же, это проверка, которую он спокойно проходит. Усмехается, помахивая рукой, типа — вот он я, смотри, даже не демон.

Во взгляде Гилкриста читается «а лучше бы он». Ведь на много лучше, чтобы он просто оказался демоном. Инквизиторы, экзорцизм — никаких проблем.

Ровно десять лет.

Наружу рвутся тупые шуточки. Тысячи их. Они — барьер между Валей и подступающей истерикой.

— Ровно, значит? А я-то думаю, что ты так постарел, а я все так же хорош собой, — Валя усмехается, покручивая Сигнум в руках. Третий ранг. Гордость за Рэма на минуту оттесняет все остальное, но даже этого мало. — В комнате, не больше пяти минут.

Валя не отпускает Знак, будто надеясь, что он вернет ему связь с реальностью, но не помогает. Валя сжимает этот чертов Знак с третьим рангом, но ничего не помогает.

Дисплей на телефоне все так же показывает двадцатый год, а Рэм все так же не рад его видеть.

Впервые в своей жизни Валя чувствует себя действительно лишним.

Силы разъебываются вместе с Валей, когда он опускается (почти падает) на пол в прихожей и достает сигареты. Рукой с Сигнумом он кое-как прикуривает сигарету и… если честно, уже не надеялся ни на что.

— Я просто открыл дверь тем ключом, помнишь? Надеюсь, что помнишь, зашел в нее, а потом вышел сейчас.

Валя слушает его, но не слышит. Мозг против обработки такой информации, мозг сопротивляется как может, а Валя уже чувствует подступающую мигрень.

Было бы проще, если можно было проснуться. Ущипнуть себя и оказаться в том же доме, в своем времени. Да-да, обморок от токсичной плесени, которая расползлась по углам или от паров ртути, которые скопились в этом помещении. Что угодно. Что, черт возьми, угодно, но не это дерьмо, что происходило сейчас.

Но сном это не было — вот в чем была проблема. Ущипнуть, пробежать, попытаться прочитать объявления — стандартные методы и все говорило о реальности происходящего.

Вале совсем это не нравится.

Он бьется головой о стену в тот же момент, когда вдыхает дым. Давится, кашляет, почти задыхается. А после бьется еще раз.

Все допросы

И еще раз, чтобы побольнее.

Просто исчез.

И еще раз до потемнения в глазах.

Ему совсем немного себя жалко
(много),
но больше, конечно же, Циан и Рэма.

Десять блядских лет полной неизвестности. Чтобы он сделал? Спалил бы к чертям все тут, пока не нашел бы одного из них. Не успокоился бы.

А они не успокаивались?
Они вообще искали?
Валя чувствует жалость к себе и отвращение одновременно, потому что не должен чувствовать первого. Сколько для него прошло? Пять минут? Плюс минус полчаса, пока добирался до квартиры Рэма в полных непонятках. Всего каких-то полчаса, которые не шли ни в какое сравнение с десятью годами жизни.

Десятью годами, которые уже не наверстать.

Как много он пропустил? Наверное миллион событий не только в жизнях этих двоих, но и вообще во всем мире. Как много ему надо вернуть обратно? Даже не хочется думать. Как и не хочется думать о дальнейших действиях, потому что дальнейшее: инквизиция, допросы, допросы, слежка, а где вы были все эти десять лет?

Да если бы он знал.

Он складывает окурок в карманную пепельницу, подаренную когда-то Рэмом и закуривает еще одну. Никотина отвратительно не хватает в крови, а сознание просто не готово справляться.

— Хорошо, — Валя улыбается непринужденно, морщась от легкой боли в затылке. Делает вид, что, в принципе, все не так уж плохо. Рэм ведь не будет врать ему насчет Циан. Конечно нет, ведь они оба знают, как много она для него значит. — А ты смотрю до третьего дослужился? Неплохо, неплохо. Собрался догнать меня по рангам?