Чарли жует жвачку. Наматывает на палец неестественно яркие рыжие локоны [три дня назад впервые обесцветила и покрасила волосы с подругами, а потому те стали невероятно сухими, да походили на огненное безумие]. Надувает пузырь и лопает как-то грубовато громко. Спускает одну ногу со стола, на котором сидела до сего момента в позе лотоса, и медленно покачивает ей. Когда тебе шестнадцать, ты думаешь о чем угодно, кроме семейных уикендов за городом с Хэйтор-что-то-там [разумеется, фамилия знакома и понятна, но бесконечная подростковая язвительность подталкивала произносить оную коряво, не полностью или не произносить вовсе].

- Лотта, не хочешь помочь маме? - Дженни снимает с младшей наушники с долбящей музыкой слишком резко и быстро, чтобы та успела разозлиться от подобной наглости, - Слезь со стола.

Хотелось ответить чем-то крайне ядовитым на реплики, а, может быть, и просто схватить за светлые волосы, причиняя боль, ведь Чарли определенно бесило то, как та смотрела на эксперимент младшей - осуждающе, насмешливо и слегка стыдливо. Однако Дженни не была дурой, а потому и не давала даже шанса перехватить инициативу, дезориентируя разумными требованиями. У нее даже отчасти получается это - в достаточной степени, чтобы заставить сестру медленно спуститься на пол, но не в достаточной, чтобы не спровоцировать закатывание глаз и ленивое цоканье.

Конечно, поможет. Куда денется? Она и вылезла из своей комнаты только потому что мама позвала собирать сумки. [Интересно, зачем столько шмотья на один день?]

- Я почти закончила, не надо! - бодро отзывается мама, хватая очередную кофту из шкафа.

Благо, в какие-то моменты сестры думали совершенно одинаково, а потому, будто бы синхронно, метнулись в разные стороны: Дженни - выхватывать из чужих рук вещь, дабы вернуть ее в шкаф; Чарли - аккуратно свернуть ту одежду, что успела уже небрежно запихать в сумку женщина, не умеющая делать хотя бы что-то правильно без помощи горничной. Они любили маму, но обе признавали, что та была избалована вниманием с рождения. Почти так же, как и они сами. Правда, их спасло жесткое слово отца, считавшего, что детей нужно учить хотя бы базовым навыкам. Благодаря ему же старшая умела чуть ли не вышивать крестиком и готовить стандартный набор блюд домохозяйки, когда как Чарли... Ну, она не свинячила в комнате - уже неплохое достижение.

Да, гонку идеальности проиграла, и что? Зато няням нравилась больше, поскольку никогда не была такой же душной, как сестра.

- Прекрати звать меня Лоттой, как это делает твой тупой бойфренд. - обиженно бурчит под нос Чарли, привыкшая к иной форме своего имени, которую и дала сестра когда-то в детстве.

Дженни всегда была невыносимой, но определенно испортилась лишь сильнее, стоило начать встречаться с кем-то. Она смотрела на парня мечты с искренним обожанием прекрасной жены, а Чарли смотрела на того с постоянным вызовом и красноречивым выражением "ублюдок, мать твою, а ну иди сюда говно собачье..." Со все тем же подростковым максимализмом наивно планировала никогда в жизни не влюбляться и не встречаться, потому что фу-фу-фу все эти нежности и сопливые страдания. Отводила взгляд, когда Йен (симпатичный мальчик на класс ее младше) с явным интересом косился на нее в коридоре школы. [Или на ее безумные вьющиеся волосы цвета лесного пожара?] Однажды получит от него приглашение сходить в кино, но откажет, покраснев до кончиков ушей, уже не из-за быстро меняющихся убеждений, а из-за того, что согласилась сходить на свидание с другим.

А пока что ей претит сама мысль выглядеть так же глупо, как сестра, в присутствии кого-либо. Вешаться и пускать слюни? Черта с два!

...

Чарли обнимает сверстницу со спины, кладет подбородок на плечо и буквально едет мертвым грузом следом, будто бы совершенно не желая шевелить ногами.

- Аааайлаааа - громко и сладко тянет, радостно улыбаясь и меняя положение головы, дабы прижаться щекой к чужой и ластиться, подобно кошке.

Непослушные распущенные волосы лезли к подружке-бедняжке, прилипая, кажется, ко всему, да пожирая языками костра. Дженни заходит в дом последняя - она выглядит бледновато; здоровается с подругой детства несколько вяло и отстранено. Особенно на фоне собачки, ой, то есть Чарли.
Сегодня никто не замечает первых тревожных звоночков по двум причинам: старшая была слишком увлечена перепиской с другом в телефоне, да и к тому же решила не жаловаться на легкое недомогание, стойко стерпев.

- Я купила тебе кое-что, - с явным волнением сообщает Чарли, наконец отпустив подругу и обойдя ту по кругу, чтобы поднять чужую руку, прижать ладонь к ладони и сцепить пальцы в замок, - Пошли покажу! - резко дергает на себя, обнимает свободной рукой шею и тащит в таком вот "захвате" к лестнице, как рестлер, готовящийся сбросить оппонента с ринга в зал.

Не было никакого злого умысла - лишь природная несдержанность, неловкая грубость, кому-то кажущаяся даже милой, а также щепотка плохо скрываемого нетерпения. Это казалось странным, вспоминая то, как Чарли не желала сюда ехать. Однако стоило увидеть Айлу в живую, так все сразу улетучивалось, оставляя абсолютное счастье. В школе все было несколько иначе - хоть они и общались, но все равно не были достаточно близки, чтобы можно было проявлять подобную привязанность. Чарли чувствовала себя ненормально и странно, приставая к Айле при других. Вроде бы они не были единственными, в чью норму входили близкие телесные контакты, но если в других Чарли видела невинность, то в зеркале - в своем взгляде видела нечто, что заставляло стыдиться. А потому в школе предпочитала по большей части избегать другую. Все равно у них и интересов общих не было. О чем говорить? Достаточно и того, что они виделись во время таких вот гриль пати с ночевкой в съемном деревянном доме. Кажется, их обоих это устраивало.

Оное было уже привычным - прекрасно ладить наедине, но уже порознь раздраженно пытаться выстирать чужие духи с вещей. Зачем Айла вообще прихорашивалась и брызгалась духами так, как даже в школу не брызгалась? Это какой-то особенный способ отпугнуть приставучего зверя?

- Опять сплю в твоей комнате. - оповещает Чарли, широко распахивая уже их общую комнату (как обычно), - Кажется, эта дура никогда больше не пустит меня спать к себе. Ей нужно теперь уединенное место, чтобы сладенько пофантазировать о своем парне. - хихикает почти беззлобно; стало привычно говорить подобным образом о сестре, когда той не было рядом, ведь сто процентов та делала то же самое.

Кидает свой рюкзак с вещами к дальней стенке; не в первый раз две семьи приезжали сюда: матери - потрещать о жизни, отцы - потрещать о работе, Дженни - пострадать день в разлуке с любимым, а младшие... Что-то они точно будут делать. Определенно что-то, связанное с нескрываемым обожанием друг к другу.

- А-й-л-а - по буквам произносит чужое имя, утыкаясь носом в шею; настолько потеряла стыд, что даже дверь не удосужилась закрыть, - Мне опять снились кошмары. Пожалеешь меня? - капризно продолжает тянуть и виснуть.

Чарли определенно не хватало только бодро махающегося хвостика.

Чарли улыбается и тихо ойкает, когда они падают на кровать. Вряд ли она ожидала, что Айла проявит инициативу в их маленькой игре - обычно именно тихоня была в позиции "терпящего". Терпящего и дразнящего, верно. Сомнительные ролевые модели для двух молоденьких девушек, считающих себя подругами. [Тогда почему скрываются от чужих взглядов?]

Разумеется, она хочет подарок, а Чарли желает его подарить, но не спешит. Вздрагивает то ли от прохлады помещения, то ли от их объятий, перешедших в горизонтальную плоскость. Наверное, от всего и сразу. Перекатывается на бок, сползая с чужого тела как-то весьма смущенно. Чарли часто становилась инициатором подобных моментов, но совершенно не привыкла, когда Айла столь нетерпеливо просит и желает [не подарок, отнюдь]. Щеки уже краснеют, и девушка спешит сесть на кровать, дабы пододвинуть к себе ногой брошенный рюкзак и поднять на колени; вытащить какую-то книгу в твердой красной обложке с золотыми буквами.

- Это... Сборник сказок. - неуверенно начинает, - Ты часто читаешь подобное, а я подумала, что было бы неплохо подарить. - протягивает небольшую книжку и багровеет лишь сильнее.

А еще Чарли не привыкла делать Айле подарки более существенные, нежели сладости и маленькие брелки/наклейки/переводные татуировки. Лишь на дни рождения и особые праздники, но никогда больше. Ей и самой было странно от столь резких изменений, но, когда случайно увидела сию книжку, не смогла удержаться от покупки.

Впрочем, помимо этой странности, ничего более не происходит, отчего два подростка с легкостью возвращаются в привычный для них мир взаимоотношений: карты под громкий хохот; попытки накрасить Айлу, убегающую от помады; возможность покусать друг друга, когда они особенно бесились с вредности другого.

Все прекрасно, только одно "но" - отсутствие Дженни. Вначале это воспринимается банальным капризом, но после того, как старшая не появилась и за семейным ужином, стало тревожить. Они осторожно выглядывали из-за двери, когда мама Чарли стучалась в чужую комнату и получала в ответ на обеспокоенные вопросы вымученное "все в порядке". В течение следующего часа Чарли будет словно на иголках: прислушиваться к звукам из коридора, пропускать мимо ушей многие фразы и грустно пялиться в пустоту, когда Айла уходила за чаем вниз.

Еще чуть позже уже обе матери попросят Дженни открыть, но в ответ им будет тишина, вызывающая кипиш.

Мистер Ходж выламывает дверь, когда его младшая дочь стоит позади в коридоре и крепко сжимает руку Айлы. Дженни они находят в полубессознательном бреду и с высокой температурой. Буквально вынося больное чадо на руках, обе семьи (кроме оставшихся детей) решают отправиться в больницу. Ходжи - по вполне очевидным причинам, Хэйторнтвейты - потому что единственные, кто еще не пили сегодня (следовательно, могли вести машину).

Коротким поцелуем в макушку мама дает безмолвное наказание "не шалить" Чарли и ее подруге, после чего нагоняет прочих и уезжает, оставляя детей наедине. Могло бы показаться, что подобная участь - просто прекрасная для двух девушек, явно не ровно дышащих друг к другу, однако на практике они лишь молча смотрели какой-то фильм в темной гостиной, накрывшись пледами. Настолько погруженные в собственные переживания, что не понимали сюжета картины.

- Айла... - тихо заговорила завернутая в свое клетчатое покрывало, - Мне страшно. - казалось, что использует это лишь затем, чтобы подползти ближе и положить голову на плечо, но даже сквозь плед ощущалось, как она изредка подрагивает.

И все бы ничего, если бы страх Чарли был вызван долгим отсутствием родителей и болезнью сестры, но...

- Кто-то за нами наблюдает. - нервно выпаливает, без интереса пялясь в экран телевизора, - Как будто стоит позади нас, чувствуешь?

Разумеется, никто и никогда не чувствовал, сколько бы раз это не было произнесено. Айла и другие всегда лишь немного сочувственно и озадаченно смотрели на бедняжку, а затем резко оборачивались, доказывая, что позади никого и ничего нет. Списывали на бурную фантазию или последствия похищения в детстве, даже если об этом похищении Чарли почти ничего не помнит. [А ее точно похищали, да?]

Она прекрасно понимала; прекрасно знала, что все это - нереально. Не хотела казаться другим шизофреничкой, но все равно боялась до ужаса того, что наблюдает за ней из тени все время. Усилием воли смотрит в лицо подруге и видит в ее взгляде не такой же страх, а такую же, как и обычно, доброту и жалость. Хочется воскликнуть "я не сумасшедшая, черт возьми", да обернуться, дабы застать перед глазами неизвестного и громко вскрикнуть. Она набирается решимости, резко разворачивается и заглядывает за спинку дивана, но в полутьме ночи, освещаемой лишь тусклым синевато-белым светом телевизора, видит простое ничто. В очередной раз разочаровывается, но облегченно выдыхает зажатый в грудной клетке воздух.

- Прости, - опускает голову будто бы виновато за выдуманную страшилку, - Сходишь со мной на кухню за соком? Мне все еще не по себе.

Освободившись от пледа, Чарли берет девушку за руку и встает, чтобы после скрыться за дверьми просторной кухни, оставляя шум фильма неразборчивым бормотанием актеров за стенкой. Кажется, сейчас тот романтический момент, после которого герои поцелуются, а всем смотрящим станет неловко.

Слуховые галлюцинации и ощущение чужого присутствия - это то, что преследовало Чарли с самого детства, а точнее - с момента похищения. Она говорит "нет, со мной все нормально" окружающим и "нет, ничего не помню, честно" отцу. Не лжет в обоих случаях, но сама даже (не то что друзья и семья) сомневается в том, что честна. Странное чувство, когда себе не веришь: говоришь с явной фальшью в голосе вещи, которые вроде как истинна. Все в порядке, но будто бы нет. Ничего не помнишь, но будто бы о чем-то знаешь.

Чарли задает себе те же вопросы, что задают другие люди, однако получает от разума вместо ответов отговорки, как если бы оно было политиком, вынужденным уходить от напоминаний о невыполненных предвыборных обещаниях: "это сложный вопрос...", "наша команда работает над этим...", "объяснений нет, но вы держитесь...", "хотите такой же переворот, как у соседей??", "вот посмотрели бы лучше на других..."

Живет на грани. Вроде бы все действительно нормально, но кошмары, конечно, беспокоят. Хотя у кого сейчас нет странных кошмаров? Ничего не знает о своем похищении, но постоянно чувствует на себе пристальный взгляд. Хотя это же можно объяснить птср, как и потерю памяти, верно?

"Мы здесь одни" звучит так, как если бы приложили холодный металл к чувствительной коже. Чарли покрывается мурашками, дрожащим выдохом освобождает легкие от воздуха. Сердце стучит быстро и неровно. Они заходят на кухню, словно два тощих призрака: Айла от природы бледноватая, а Чарли от испуга похожа на покойника. Лишь огненно-рыжий ярко контрастирует на фоне общей серости темной комнаты (а также милая футболка подруги).

- Да, ты права. Одни. Это все нервы из-за... - поджимает губы, отводит взгляд вглубь открытого холодильника, не решаясь произнести имя сестры.

Подумать только, еще днем она фыркала от Дженни и ее романтично-сопливой любви к какому-то парню, а теперь переживала и сожалела, что относилась к той пренебрежительно. Никто не умирал - просто лихорадка, но страхи заставляют параноить и думать о худших вещах. Сейчас бы не помешала отрезвляющая пощечина или крепкое объятье. Вместо этого лишь близость Айлы и коробка апельсинового сока в руке.

- Всего лишь пульт? - шепотом переспрашивает, широко раскрытыми глазами смотря на подругу, - А вдруг нет?! - продолжает все так же шепотом, прежде чем убрать выпавшие вперед с боков локоны за уши нервным жестом.

Находит в темноте кружку и наливает в нее сок. Почти залпом выпивает половину. Вроде как звуков больше нет. Все в порядке. Всего лишь пульт. Так бывает. Бывает же?
Нет, надо узнать наверняка.
Чарли решительно ставит кружку на стол и быстрым шагом направляется в сторону двери в гостиную, но резко останавливается, когда ощущает на запястье тонкие пальцы. Разворачивается, согласно кивает и плетется следом.

Только вот ручка другой двери не поддается.

- Сломалась, наверное, - странно, что первым делом в ее наполненную страхом голову пришло именно рациональное объяснение.

Да, точно. Сломалась. Можно выйти и через гостиную.
В эту же секунду они слышат дверной звонок.

- Родители? - все еще шепотом, сама не понимая отчего.
[Но у них же есть ключи.]
- Мы все двери заперли? И входную, и заднюю? - освобождает руку из захвата и берет за плечи, разворачивая к себе.
Память Айлы была намного лучше.
[У них точно есть ключи.]
Звонок в дверь затихает и тут же начинается вновь. Девушки не двигаются с места.
Звонок в дверь становится нетерпеливым, быстрым и злым, словно кто-то не держал палец на кнопке, а яростно долбил по ней.

Чарли отпускает чужие плечи и заканчивает то, что начала - идет к двери в гостиную и широко распахивает ее.
Ничего. [Кажется звонок в дверь заглушается шумом собственного сердца.]
Идет к двери в коридор с лестницей и основным входом в дом, распахивает и... Звонящий резко прекращает делать это.
Только сейчас Чарли застывает в проеме, как вкопанная. Она потратила слишком много внутренних сил. Посмотреть в глазок не хватит.

- Айла... - вполголоса зовет, медленно сползает на пол, беспомощно пялясь на дверь в полной тишине, - Там кто-то есть. Там точно кто-то есть. За дверью. Стоит за дверью и ждет. - страх сменяется паникой и быстрыми отрывистыми фразами.

Отредактировано Charlotte Hodge (2020-03-17 01:43:23)

Все это до чертиков странно и страшно. Она привыкла слышать и чувствовать то, что другие не замечают, но впервые оное было столь явно и четко, что кто-то еще ощутил. Хотелось вцепиться в одежду мимо проходящей девушки и взволнованно спросить, действительно ли та услышала то же самое. Может, Чарли окончательно сошла с ума? Вместо этого получается жалобный всхлип, и она тянет руку к лицу, дабы обнаружить себя позорно тихо заплакавшей, словно ей было не шестнадцать, а тринадцать. Запястье утирает влагу с щек в темноте - Чарли надеется, что Айла не заметила слезы.

Заплывшие глаза различают девичий силуэт в темноте у двери, пока она неуверенно поднимается на ноги, держась за косяк проема. Следует протянуть руку и жалобно пропищать хотя бы "не надо", но слова застревают в горле тяжелым комом, а рука становится чугунной. Чарли стыдно, она ненавидит в себе эту внезапную трусость и подгибающиеся колени, ведь хотела защищать подругу - не наоборот. Обещает себе больше никогда не терять дух. Хотя бы ради Айлы. А потому все же отпускает косяк, в который вцепилась чуть ли не ногтями, делает шаг к входной двери, дрожа как-то даже изнутри.

[Какая она все же трусиха.]

Объявление о пустоте за дверью нисколько не удивляет, но не перестает пугать. Лучше уж там был хоть кто-нибудь: пусть маньяк, страшная хтонь или же банально родители. Страх неизвестности - самый худший страх. Чарли не хочет даже смотреть в глазок, поскольку боится, что не обнаружит на снегу следов чужой обуви. Не спрашивает об этом и Айлу, хороня в себе ужасающий вопрос с ужасающим ответом. Понимает, что оставляет подругу с оным наедине в голове, прикусывает губу в очередной раз, но уже от досады, однако все равно не готова взять на себя часть волнующих чужое сознание мыслей.

- Звонок замкнуло, да. - несмотря на нежелание, вопрос и ответ всплывают сами собой.

Айла косвенно подтверждает, что за дверью нет и следов.
Айла пытается успокоить Чарли, и та подыгрывает спокойной интонацией, но в действительности подрагивает плечами.

Объятье уже не сильно помогает, но они обе все равно цепляются друг за друга, как за спасательный круг. Прижимаются, ощущая необходимое тепло, да выжимая оставшийся воздух.

Чарли слишком долго жила с этим всем, чтобы не научиться простому правилу: как бы тебе ни было страшно, нужно находить в себе силы распахивать двери, а иначе страх начнет лишь нарастать, ведь галлюцинации сами собой не пропадут - будут извращаться.

К счастью, ничего странного более не происходит. Они поднимаются в коридор второго этажа и застают все то же безмятежное ночное спокойствие: двери закрыты, как и окна. Можно было коснуться выключателя и включить свет, но Чарли предчувствует, что так делать не стоит.

Плюет на предчувствие, пользуясь все тем же жизненным правилом.

От нажатия в коридоре вспыхивают желтизной настенные лампы, создавая причудливые тени на потолках. Единственная освещенная комната (если не считать света от все еще включенного телевизора внизу) в доме. Чувство тревоги от сего действия пропадает в Чарли буквально сразу же - светлый коридор выглядит безопасным и притягивающим. Она выдыхает задержанный в груди воздух и на секунду поворачивается к Айле, чтобы выдавить ободряющую улыбку. Правда не знает, что с потекшей тушью это выглядит сомнительно.

Еще мгновение и девушки оказываются в своей комнате, в которой свет уже не включают: маленькая и уютная спальня кажется недосягаемой крепостью и защитой от остальной части монструозного дома. Чарли еще раз проверяет, что заперла дверь в коридор, а затем несется к окну и безуспешно пытается его открыть (так же проверяя). Задергивает шторы, на секунду задержавшись взглядом на крыльце дома внизу.

Никаких следов, как и ожидалось. Просто неисправный звонок.

- Никогда больше не приеду в эту старую деревяшку. Звонок напугал меня. - жалуется, разворачиваясь, - Слава богу, здесь есть ты, а иначе бы я впала в панику.

Плюхается на кровать с Айлой в обнимку вновь, но уже без лишней скромности оказываясь сверху, да приподнимаясь над чужим лицом на локтях.

- Ты как? - шепчет, - Все в порядке?

Взмахом руки она перекидывает объемные кудрявые волосы с одного плеча на другой, укладывая их так, чтобы Айла могла видеть дверь. Нет, очевидно, в этом жесте не было цели освободить обзор - лишь избавится от колючей соломы, однако по факту она оказала медвежью услугу не только подруге, но и самой себе.

- Я не против, пока могу проводить с тобой время, - мурлычет куда-то на ухо и целует в шею, - Но разнообразия родителям не достает, - тихий смешок в кожу на выдохе.

Айла пахнет лавандой. Чарли привыкла к этому, но каждый раз все равно подмечала про себя. Дженни не ощущала подобного запаха, издевательски крутя пальцем у виска, стоило об этом рассказать. Такой вот нехитрой цепочкой девушка случайно вернулась к мыслям о сестре и резко загрустила. В ту же секунду стала ощущать и то, что не ощущала в моменты весьма смущающие, - лежать в подобном положении жарко. Переворачиваясь на спину, да укладываясь рядом с Айлой, она думала о том, что от всех этих чрезмерных волнений болит голова.

Холодные пальцы касаются лба и Чарли закрывает глаза, давая напряженным от слез глазам отдохнуть.

Ручка дергается резко и сильно. Ходж мгновенно распахивает веки и поднимается на руках, дабы устремить взор на дверь. Только что успокоившееся сердце отбивает ритм прежнего животного страха. Оно здесь.

Тенью под дверью и продолжающейся дергаться ручкой оно заявляло о своем присутствии открыто. Никаких голосов, никаких звуков шагов. Лишь замок, что норовил сломаться под натиском неизвестного, и скрип с глухим щелчком на конце.
Кем бы он ни был, он не войдет сюда. Не может. Не может же?.. Верно......?

Чарли инстинктивно закрывает рот подруги рукой и прижимает к себе. Не знала, хотела ли та что-то спросить у безмолвного гостя, но все равно перестраховывается. Ей кажется, что не стоит этому давать понять, что они здесь. Даже, если оно в курсе.

Тяжело дышит и в конце концов зажимает уже свой рот свободной рукой, но это не помогает. Нечто продолжает ломиться в дверь. Ручка поворачивается все дальше и дальше. Чарли хочет верить, что за дверью ничего нет, но никак уже не способна.
Оно все еще там. Оно хочет ее напугать. Оно следит за ней. И вот оно пришло забрать ее.

Ходж встает с кровати на пол тихо, но торопливо, не дожидаясь, пока дверь издаст последний дух в борьбе со злом. Берет Айлу за руку и резко тянет на себя, продолжая держать чужой рот закрытым. Ведет их спиной к шкафу, не отрывая глаз от тени под дверью. Закрывается, оказавшись внутри. В этом шкафу не было даже щели, через которую можно было продолжать наблюдение. Приоткрывать же дверцы она не решается. Убирает пальцы, мертвой хваткой вцепившееся в чужие щеки, да слишком поздно понимая, что, возможно, причинила боль. Обнимает сидящую подругу сзади и старается дышать куда-то ей в волосы. В эту секунду звук оповещает: дверь сломалась и распахнулась. Пара мгновений, и Чарли слышит скрип половиц. Делает логичный вывод: кто-то ходит по их комнате.

Ей это не чудится. Ей точно это не чудится!

- Тс... - шепчет на ухо и тут же замолкает.

Нельзя издавать ни звука.

["Открой дверь и оно исчезнет. Открой."]
["Нет, оно не исчезнет! Оно точно не исчезнет в этот раз!"]

Айла была напугана, и Чарли не знала, что с этим делать. Она и сама была напугана до одури, забивалась в угол шкафа спиною, да притягивая к себе подругу. Казалось, убей их нечто сейчас, так она и умрет, схватившись за плечи девушки пальцами.

И все же оставалась куда спокойнее той, что словила панику в самый неподходящий момент. Возможно, потому что была опытнее в борьбе со страхом или, возможно, потому что знала наверняка: если дверь открыть, то оно исчезнет. Это ведь всегда работало в определенных случаях. Чарли не могла сказать точно, чем те определенные случаи отличаются от любых других опасных и вполне реальных ситуаций, но всегда считала, что различить способна. Например, определенный страх отличался тем, что всегда был страхом неизвестности. Чувство, будто бы за тобой наблюдают, не несет фактического подтверждения.

Но в этот раз было страшнее, чем в прочие. Оно впервые было столь сильным и столь явным, что Чарли путалась, боится она неизвестности или вполне конкретного человека (нечто?) за дверцами шкафа. А между тем гость продолжал медленно скрипеть половицами, будто распахнутое окно в летний шторм на плохо смазанных петлях.

Чарли думает, что ей нужно решиться и заглянуть в глаза страху, но вместо этого им же оказывается и парализована. Сидит и ждет, без конца крепко обнимая Айлу, да повторяя шепотом, что все будет хорошо (сама не верила в слова, кои произносит). Не знает, сколько проходит времени, прежде чем звуки исчезают насовсем. Приоткрывает дверцы и выглядывает осторожно. Никого. Вглядывается в заплаканное лицо подруги и тяжело выдыхает. Казалось, что само дыхание дрожит.

Комната была куда светлее, чем прежде, а из-за штор пробивался серо-синий свет приближающегося рассвета. Чарли первая осторожно выползает (именно выползает) из шкафа, понимая, что отсидела ноги в одной позе до покалывания и полной потери прочей чувствительности в них. Добирается до кровати с нетронутым и почти севшим телефоном Айлы, включает экран и смотрит на время.

Пять часов утра.
Они просидели в шкафу примерно четыре, потеряв счет времени.

Поднимается на ноги с трудом, да оборачивается на подругу со взглядом "а что, если оно еще здесь?", чтобы после столь же медленно на цыпочках выглянуть из распахнутой двери в освещенный лампами коридор. Ничего не изменилось. Странно, но и дверь, которую точно выбили, не имела следов повреждения, словно ту просто и легко оставили открытой, не запирая.

- Вызови полицию. - все еще шепотом просит у подруги и раздумывает, стоит ли им проверять другие комнаты или спускаться на первый этаж.

Дверь на всякий случай закрывает снова, но не запирает. Вместо этого пододвигает стул и подпирает ручку.

Нет никаких гарантий, что это остановит злоумышленника, но и проход совсем открытым оставлять не собиралась.

Чарли понятия не имела, ушло ли то, что их преследовало, а потому никак не отвечает на чужой вопрос. Лишь прижимает крепче, обвив шею, и целует в висок, а затем в лоб и макушку. Одно девушка знает наверняка: если нечто вернется, кем бы оно ни было, то не даст этому навредить Айле. Отчего-то была твердо уверенна, что это - ее война и ее проблемы. Подруга лишь оказалась случайным свидетелем того, чего раньше никто не замечал.

Трудно представить, чтобы произошло, если бы Ходж была в одиночестве сегодня. Возможно, нечто наконец бы добралось до нее и похитило или убило. Больше молчать об оном нельзя. Отец обязан ее выслушать, а не отмахиваться, считая проблемы паранойей. Почему он никогда не слушал? Почему уходил от разговоров? Он же инквизитор, но разобраться с проблемами в собственной семье не мог!

Подобная жизненная несправедливость сильно злила подростка. Она не понимала, за что вынуждена терпеть происходящее и почему не может найти поддержки в лице отца. Словно являлась менее важной по сравнению с теми, кто пишет заявления про "возможно, в моем соседе Сатана".

Отодвигая от себя подругу, но все еще придерживая за предплечья, Чарли выглядит уже менее напуганной, но более взбешенной. У нее всегда было так: одна эмоция легко сменяет другую и захлестывает, да усиливает.

- Если бы отец меня выслушал, - с досадой причитает, - Если бы поверил собственной дочери, то ничего бы этого не случилось. Ты бы не попала в беду. Ненавижу его.

В злости упускала тот факт, что вообще-то и Айла не верила ее рассказам, да считала многое простой галлюцинацией. Упускала, что никто ей никогда не верил. Сейчас вся несправедливость и зло мира сосредоточилось в одном конкретном лице отца-инквизитора. Он бросил ее. Нет, не потому что уехал с Дженни в больницу. Бросил намного раньше, когда следовало обратить внимание. Отдалился от дочери, которая после одного единственного отказа и не смела вновь поднимать больную для себя тему. Теперь этот старикан попляшет за слезы Айлы! Она-то ему задаст взбучку!

Вновь обнимает самое светлое существо в своей жизни - лучшую подругу, а затем садит ту на кровать, но не садится рядом сама. Присаживается на корточки напротив, держит чужие ладони в своих и разминает тонкие пальчики. Если это существо... Этот человек в доме, то Чарли более не будет от него прятаться. Ради Айлы. Та впервые столкнулась со всем этим, а потому пока что не знает главного правила: оно всегда пугает, но всегда исчезает, следует набраться храбрости. Возможно, страх его подпитывает.

Честно не знала, действительно ли оное исчезнет, стоит решительно шагнуть навстречу и заглянуть в глаза страху, ведь сегодня был особенно странный и явный случай. Однако, несмотря на опасность для собственной жизни, готова была рискнуть.

- В полиции говорят, чтобы мы оставались на месте и сохраняли тишину, но... - обычно после этого "но" следуют самые глупые идеи в ее жизни, - Мне кажется, мы должны знать наверняка, не почудилось ли нам.

Кладет одну ладонь на чужую щеку, фиксируя взгляд на себе, да не позволяя отказаться.

- Эй, - шепотом ободряюще произносит, готовясь привести аргументы, которые должны убедить подругу, - Ты первая, кроме меня, кто начал замечать эти странности. Я всегда знала, что ты особенная, - тянется вперед, опирается одной рукой о край кровати и мягко целует в уголок губ, - Ты особенная и замечательная. - шепчет и тычется носом, - Но нам не поверят. Столько же раз, сколько не верили и мне. Понимаешь? Оно не оставит меня, если мне не поверит кто-то еще. Я не хочу оставаться с ним наедине. Я устала, - ее шепчущий голос становится пищащим от накатывающих слез, - Дверь, - берет себя в руки, - Она выглядит целой и невредимой. Ни следа, понимаешь? Ни одного следа, что к нам кто-то вломился. Я должна знать, сошла ли я с ума, Айла.

Для этого надо было осмотреть дом на предмет изменений. Если двери и окна заперты... Если все заперты... То никто и никогда не поверит им, сколько бы они не доказывали.

Чарли встает на ноги и хлопает глазами, сдерживая слезы. Когда окончательно приходит в себя, то поднимает подругу следом и крепко сцепляет пальцы, беря за руку. Она не могла оставить ту в одиночестве, а потом ведет за собой из комнаты, убирает стул, а затем выходит в коридор.

До приезда полиции полчаса.
До приезда родителей час.
Что-то все еще в доме - нутром чует.
Необходимо хотя бы единственное свидетельство чужого существования.
Еще бы желательно не сойти с ума от страха в процессе.
Время пошло.

Чарли крепко держит чужую руку, пробираясь по дому, что сейчас был словно чужой, и оборачивается только тогда, когда звучит последний вопрос, во многом волнующий и ее саму в том числе. Видела ли она когда-нибудь то нечто, что преследует ее с детства? Нет, вероятно, или не совсем. Все было сложно. Оно являло себя случайными явлениями, а не конкретной личностью (сегодня - исключение): мог упасть пульт, как было то в начале вечера, или послышаться шепот над ухом. Что-то до одури пугающее и жуткое, но не имеющее форму, от которой можно было бы убежать. Не то что ныне.

- Не знаю. Не могу сказать, что что-то видела, кроме расплывчатой тени. - честно признается, устало и нервно выдохнув.

Пытаясь рассмотреть детали интерьера в темноте комнат, прежде чем зажечь в них свет простым нажатием выключателя на стене, она жалела, что не имеет обычного фонарика. Телефон же свой успешно забыла где-то на столах или диване, но искать сейчас его было делом безрезультатным.

- А ты что-то видела? - на всякий случай интересуется, когда они включили свет и в зале, где до этого работал телевизор, а сейчас шумели сплошные помехи вместо включенного ранее фильма.

Жутко, но отныне не пугало с уже и так расшатанными нервами. Чарли секунду думает, вкопанная на одном месте. Наматывает на палец локон колючих волос и просто смотрит в экран. Затем все же решается, рывком преодолевает расстояние от прохода до дивана, поднимает с пола пульт и нажатием клавиши погружает комнату в более мрачную тишину.

- Если считаешь, что лучше открыть дверь... Открывай. - говорит с сомнениями в голосе Ходж, считая явно обратное, но не способная сформулировать причину подобной уверенности.

Благо свет теперь был включен в коридорах обоих этажей, а так же зала. Остались только включить свет на кухне и проверить все-таки заднюю дверь. Комнату сестры и две родительские спальни она не учитывала, оставляя напоследок наиболее неприятные части дома.
Берет Айлу за руку вновь и ведет уже в сторону кухни. Нажимает на выключатель света в очередной раз, но лампа отчего-то начинает моргать. Взгляд блуждает по комнате испуганно, подобному тому замешательству в гостиной, но не ужаса. Ничего не происходит еще некоторое время, а затем свет все же тухнет окончательно. Правда во всем доме разом.

- Айла... - чужая рука сжимается крепче, - Закрой глаза. Если увидишь что-то страшное, то просто закрой глаза и заткни уши. - тянет на себя и прижимает лицом к груди.

Дышит все тяжелее и чаще, пока ее накрывает новая волна паники. Она смотрит в окна, из которых пробивался тусклый и холодный свет раннего-раннего утра сквозь плотные занавески, не способный осветить по настоящему хоть что-то, а больше похожий на свет луны. Смотрит в окна, а затем видит нечто, быстро пробегающее мимо них снаружи. Не понимает, что это, замечая вновь лишь расплывчатую тень. Вздрагивает резко и сильно, открывает рот, но не может даже вскрикнуть. Пятится назад, натыкаясь на стену спиною - так намного спокойнее.

- Полиция скоро приедет. Скоро приедет. - повторяет, словно мантру.

Свет вновь загорается. Даже на кухне. Чарли ослабляет хватку и отпускает подругу, защищаемую, словно драгоценность.