- О, ну конечно, давай, прись в самый тёмный и подозрительный угол, гений, - со снисходительной усмешкой обращается к экрану ноутбука Шолто, комментируя действия не обременённого признаками интеллекта киношного парня.
- Да ты же сам недавно полез в кладовку доказывать, что никого там нет! – как будто только и ждала этой реплики, немедленно возражает Уна. Кажется, закати он глаза чуть подальше, и сможет разглядеть затылок с непредназначенной для этого стороны.
- Так там действительно никого не было, а мы не в грёбаном ужастике, - на попытку сестры сказать что-то ещё Шолто выставляет руки ладонями вперёд, будто бы пытаясь защититься от того бреда, который она сейчас начнёт нести.
- Не-не-не, если мы опять собираемся обсуждать это дерьмо, то мне точно понадобится пиво.

Уна сегодня, что уже почти становится привычным, дёрганая – ей снова примерещился какой-то дурной знак. Шолто так толком и не понял, чего там ей привиделось на этот раз, призрак или бывший – вот уж кто, по его скромному мнению, действительно тянул на предвестника неприятностей, а чёрных кошек и летающих вокруг дома птичек давно пора оставить в покое. Вот только Уна и не думает успокаиваться, и это уже давно перестало быть забавным. Игнор тоже не помогает, так что остаётся только брать в руки себя и выпивку, как источник терпения, и объяснять, что самые страшные монстры, обитающие под кроватью – это грязные носки. Не, у него, может, и что похуже нашлось бы, но сестрица-то та ещё аккуратистка.

Следуя избранной стратегии, Шолто поднимается с дивана, поправляет футболку, жизнерадостно заявляющую, что он переезжает в Шотландию – а куда ещё надевать халявный мерч, как не на семейные посиделки – и идёт на кухню. Уна одна оставаться не желает – должно быть, опасается нападения призраков павших в бою со стиралкой непарных носков – и идёт за ним, продолжая нести какую-то чушь о потусторонних сущностях, но младший Эйнсли демонстративно делает вид, что ничего не слышит, увлечённый поисками выключателя. Без него в кухне не видно ни черта, опять, что ли, фонарь за окном какие-нибудь мелкие мудаки разбили…

Голос сестры начинает звучать как-то приглушённо, а потом и вовсе затихает, оборвавшись на интригующем «а ты знал, что привидения могут…». Нет, не знал, и ему глубоко похер.
Особенно, когда щёлкает выключатель, комната озаряется непривычно ярким светом, и Шолто понимает, что что-то здесь очень не_ так.

Почему-то в первую очередь он обращает внимание не на общую прилизанность – у Уны, конечно, всегда порядок, особенно, по сравнению с ним, но не такой, чтоб всё выглядело как на фотке в интерьерном журнале. Не на отсутствие оставшейся после ужина посуды и коробочек из-под китайской еды. Не на пустые стены. А на то, что со стульев – тоже каких-то других, или нет? хрен поймёшь – куда-то подевались эти уродские пёстрые подушки. Сестра ни в какую не соглашалась от них избавиться, говоря, что они привносят индивидуальность и уют в безликую съёмную квартиру, а Шолто заявлял, что ничего, кроме приступа эпилепсии они принести не могут, и уже миллион раз грозился их сжечь. А вот сейчас он совсем не рад, что это убожество не мозолит ему глаза – потому что куда бы им деться? И где, кстати, сама Уна?
Он окликает сестру, оборачиваясь туда, где ей бы по всем законам логики и физики стоило находиться, но натыкается взглядом только на пустоту коридора. Какого чёрта здесь вообще происходит?

Если бы его спросили, за каким хреном в этот момент он попёрся к холодильнику, Шолто ничего не смог бы ответить. Может, решил, что Уна вздумала тупо – скорее в его духе – пошутить и, стоит ему выйти в коридор, как она выскочит откуда-нибудь из тёмного угла, ну так и зачем тогда торопиться. Может, думал, что, стоит сделать то, зачем он сюда припёрся, как всё сразу встанет на свои места, и можно будет просто, как обычно, забить на померещившуюся ему непонятную херню. Может, понял, что без допинга со всей этой хернёй не разберётся.

Холодильник встречает его девственной чистотой. Никаких тебе уёбищных магнитов и открыток, с максимально тупыми шутками, которые Эйнсли присылал из путешествий – их сжечь грозилась уже Уна, и всё равно исправно вешала на кухне. Ну, и где они сейчас?
Всё больше напрягаясь, Шолто резко дёргает дверцу холодильника и обнаруживает внутри грёбаное ничего. Даже пресловутой мыши не на чем повеситься – полная пустота, примерно, как у него в голове сейчас. И уж конечно, ни намёка на пиво.

- Кто вы такой и что тут делаете? – разрезает тишину чей-то – явно незнакомый – взволнованно-визгливый голос, от которого Шолто едва не подпрыгивает, прикладывается башкой об дверцу, шипя маты, разворачивается и видит перед собой двоих. Затянутую в официально-скучный костюм явно шокированную тётку и девицу примерно его возраста, глядящую на него как будто бы с любопытством.

- Нет, это вы, блядь, кто такие, - предельно вежливо интересуется Шолто и в этот момент осознаёт несколько вещей. Во-первых, он лохматый, в одних носках – с дыркой на правом, – рваных джинсах и тупой футболке для таких же тупых туристов стоит перед двумя левыми бабами на кухне, вроде как в данный период времени принадлежащей его сестре. Во-вторых, это не лампа так ярко светит, а грёбаное солнце, хотя, когда они врубали ужастик, однозначно было темно. И, в-третьих, определённо происходит некоторое дерьмо.
- Какого вообще хуя? – Шолто даже не замечает, что произносит вслух единственную связную мысль, вертящуюся у него в голове.

Реакция на его вопли оказывается какой-то не вполне ожидаемой. Визгливая тётка давится своим возмущением и… нет, правда, что ли, куском блузки? Хотя, даже если это и в самом деле не глюки, по сравнению со всем остальным происходящим это и на странность-то почти не тянет.
Тётка куда-то сваливает, судорожно прижимая к уху телефон – остаётся надеяться, что звонить она собралась не копам, от них толку всё равно не будет, только запутают всё ещё больше. Правда, предупредить об этом Шолто не успевает, продолжая стоять посреди кухни жизнерадостно охуевающим столбом.

А вот оставшаяся составить ему компанию девица удивлённой как будто и не выглядит, зато лыбится так радостно, что вполне могло бы стать не по себе, если бы Эйнсли и без того уже не ощущал, что крыша съехала окончательно, даже ручкой не помахав на прощание.
Объяснять, какого хрена тут происходит, ему, конечно же, никто не торопится, зато девица… нюхает воздух? Интересно, а если представить, что на самом деле он отрубился посреди того очень даже занудного кино и сейчас дрыхнет на диване у Уны, это как-нибудь поможет?
Мысль не додумывается, потому как, обратив внимание на чужое движение, Шолто вдруг и впрямь ощущает, что в кухне воняет каким-то палёным говном. И нет, не может от него так разить, чего бы она тут ни говорила. Как будто сдох кто, а он, может, и двинулся, но определённо вполне живой… Тут в голове что-то тревожно щёлкает, и Шолто резко бросается из кухни, задев плотоядно позыркивающую на него незнакомку плечом и так ничего и не ответив на её слова. Зато машинально снова зовёт сестру, хотя, стоит выскочить из комнаты, как настигает осознание, что это совершенно бесполезно. Огромное пространство, в котором он оказывается, явно так намекает, что он уже не в Канзасе. Ну, или что этот Канзас нехуёво так изменился за те пять минут, что его не было.

Предположительно гостиная, посреди которой Эйнсли останавливается, лихорадочно вертя головой по сторонам, смахивает на всю квартиру Уны целиком. И, похоже, и впрямь ею и является. Если присмотреться, в углу у окна можно заметить то странное пятно на полу, которое сестрица всё никак не могла оттереть, чего только не перепробовала, и в конце концов прикрыла горшком с каким-то вечно пытавшимся сдохнуть фикусом. А кинув взгляд за окно, Шолто замечает, что зато куст во дворе разросся, как качок на стероидах. Да быть этого, блядь, не может.

Шолто ещё раз пробегается по футбольному полю, в которое неизвестно когда успела превратиться гостиная, отмечает ещё несколько мелких деталей, доказывающих, что когда-то она была – есть? будет? – местом, которое снимала Уна, заглядывает в одну из дверей, убеждаясь, что пределы чёртовой квартиры этим не ограничиваются, и пытается вернуться обратно на кухню. Мелькает очаровательная в своей дебильности мысль, что вот сейчас он повторит всю цепочку действий задом наперёд, и всё само собой как-нибудь вернётся на своё место. Ну, как в каком-нибудь сне, которым происходящее сейчас всё-таки не является, если верить теории про щипки, которую где-то между своей беготнёй Шолто тоже успевает проверить.   

До кухни добраться мешает внезапно оказавшаяся у него на пути девица, про которую Эйнсли уже успевает напрочь забыть, нарезая круги по квартире. Интересное, наверное, шоу устроил. В первый момент он опять зависает, пытаясь выудить из пустой головы что-нибудь внятное и более конкретное, чем всё то же очень вразумительное «чё за херня».
- Ты кто такая, - наконец выпаливает Шолто и сразу же трясёт головой – ну нет, вот на это сейчас вообще похуй, есть куда более злободневные вопросы, например, - Что тут, блин, произошло? – машет рукой куда-то по направлению расширившейся гостиной, - И какой… - вообще-то он собирался спросить «какое сегодня число» (что само по себе довольно неловко), но изменившаяся планировка, пышная зелень куста под окном и полное отсутствие даже намёка на недавнее пребывание здесь сестры, заставляет задать вопрос по-другому, - Какой, бля, сейчас год?

Иииии приз за самый тупой подъёб сейчас достанется Шолто Эйнсли, в награду – поездка на личном авто с мигалками.   
Кажется, в этот момент такой расклад его уже более чем устроит.
Потому что - и это уже отличный такой повод выйти в окно - спрашивает он, похоже, на полном серьёзе.

Шолто почти физически ощущает, как у него вытягивается рожа, пока обретшая имя девица перечисляет какую-то неведомую типа произошедшую фигню. Ну а дальше - вишенка на торте, хотя лучше бы, конечно, кекс с анашой - вместо того, чтобы заржать, покрутить пальцем у виска или заявить что-то вроде “парниша, да ты долбоёб”... лезет за телефоном, проверяя дисплей. Хаха, очень смешно, спасибо, что подыграла. Стоп, что? Две тыщи какой бля? 

Мозг выдаёт синий экран смерти, пока Шолто на автомате, не советуясь с ним, машинально хватает Бэтшибу за руку с телефоном, тоже заглядывая в экран. Двадцатый. В самом деле две тыщи, мать его, двадцатый! Мозг отказывается перезагружаться и по-прежнему висит на этих двух двойках и двух нулях. 

Да быть этого не может. Просто не может, и всё. И пофиг вообще, что вот только что сам задал этот тупой вопрос про год, не по приколу, а действительно нуждаясь в ответе. Всё равно, несмотря на кучу мелочей, надеялся, что вот щас ему объяснят, насколько он ебанулся, отправят в соответствующем ситуации направлении, и в конце концов всему найдётся, может, и не очень приятное для него, но нормальное объяснение. Потому что вот этого вот просто не_может_быть.

Циферки на дисплее всё ещё продолжают весело подмигивать. Да, конечно, дорогой, как скажешь. 

Шолто отпускает чужую руку, делает шаг назад - увы, всё ещё в ту же самую кухню, а не в отчётливо сохранившийся у него в памяти март две тыщи семнадцатого. Смотрит на Бэтшибу в растерянности и панике, к которым примешивается капелька подозрительности. Она-то почему реагирует на всё так, будто бы не происходит ровным счётом ничего странного. Она знает что-то, кроме новинок кинематографа и уменьшительно-ласкательных обращений из арсенала пятнадцатилетки? Она имеет какое-то отношение к случившемуся?  И можно ли как-то выяснить, насколько случайно её появление тут одновременно с ним?

-Может ты и с годом чуток промахнулась? - вместо этого вырывается на последнем издыхании его надежды. Всё равно уже выставил себя полным придурком, какая разница. Эйнсли трёт лицо ладонями, пытаясь собрать в панике разлетающиеся мысли в кучу - получается, конечно же, примерно никак. Бросает печальный взгляд на по-прежнему необжитую кухню, уточняет ещё раз, вгоняя очередной гвоздь в крышку гроба собственной адекватности, - То есть вот совершенно точно не семнадцатый?   

Чёрт, нет, с этим бредом пора заканчивать. Человек вон квартиру пришёл смотреть, а не на всякие тупые вопросы отвечать. Кстати, точно, она ж что-то там про квартиру спрашивала - всплывает вдруг в голове услышанный ранее факт.

- Не сосед, нет, я так... мимо проходил. У меня тут сестра живёт... жила, - как-то вяло и даже не пытаясь звучать вразумительно, отзывается Шолто, как будто бы внутренняя батарейка сдохла вместе с надеждой на простое и понятное сумасшествие, - Ну и я это, пойду. Не буду мешать. Только квартиру эту лучше не бери, - в связи с пережитым только что стрессом, он просто не может не поделиться своим особо ценным мнением, - Она какая-то нехорошая, с припиздью, - Эйнсли косится на прикидывающийся совершенно обычным дверной проём, мысленно сообщая, что уж он-то всё про него знает. Интересно, а если квартиру не сдадут, получится пробраться сюда и ещё разок пройтись между комнатами, а там, авось, и между, мать их, годами?

Шолто выходит из квартиры, уверенный, что на этом их с Бэтшибой знакомство закончится - ну, раз уж она сразу в проникновении на частную собственность не обвинила, то вроде как и нечему продолжаться. Но, если уж честно, то это последнее, что занимает сейчас его мысли. Что делать дальше и как убедить себя, что всё окей, вот это вопросы куда интереснее.

Поэтому от настигающего его уже на крыльце окрика Шолто вздрагивает и послушно замирает, позволяя себя догнать и заодно вдыхая свежий от близости моря воздух. На улице, если не брать в расчёт этот злосчастный вымахавший куст во дворе, который отсюда даже не видно, всё по-прежнему. Вынырни он здесь, наверняка ещё долго бы не понимал, что именно произошло, и уж точно легко и привычно ушёл бы в отрицаловку.
Становится даже как-то обидно. У него тут, понимаете ли, мир, можно сказать, перевернулся, а вокруг нихера не изменилось.

- А? - переспрашивает он растерянно и так же, не особо осознавая происходящее, послушно подставляет руку под орешки. Желудок заботливо подсказывает, что давно бы пора - как будто бы не сожрал каких-то полчаса назад коробку лапши с креветками.
Ну конечно, это ж было не тридцать минут, а три года назад.
Чтобы не обдумывать по кругу этот выдающийся факт, сосредотачивается на разгрызании орешка и простом вопросе, который ему задали. Упс, и правда, сам-то забыл представиться.
- А, ну да. Шолто, - сообщает, отправив в рот ещё один орешек и, пожав плечами, идёт куда-то дальше вперёд. "Приятно познакомиться" теряется где-то там же, где три года его жизни.

Он всё ещё не понимает, зачем Бэтшиба за ним увязалась, но ничего не имеет против. Ну или ему в общем-то похер. Хотя, наверное, так всё же лучше, чем если бы шёл сейчас один и непонятно куда. Тем более, что даже поддерживать разговор не приходится - она треплется за двоих, даже когда вроде бы вопрос задаёт. А у него даже выбор появляется, то ли попытаться разобрать бардак в голове, то ли понять поток чужого сознания.

Шолто удивлённо вскидывает брови. Нет, вообще-то он ничего такого не говорил и вообще молчал. Но да, разумеется, ничего подобного никогда не происходило. Можно подумать, это нормальная практика, ни с того ни с сего скакнуть на три года вперёд. Как за хлебушком, блядь, выйти... Ну да она вроде бы не со зла, вон, даже сочувствие проявить, что ли, пытается?
- Спасибо... - растерянно тянет Шолто, - Всё в... - ну нет, "в порядке" сказать не получается, даже про её вроде как навязчивость, потому что в общем и целом всё ни хрена не в порядке, - Норма...ааа, блядь!

Что-то впивается в пятку и, посмотрев вниз, он понимает, что до сих пор в носках - интересно, а чего он ожидал, что любимые конверсы сами по себе выпрыгнут откуда-то из дырки в пространстве-времени и наденутся на ноги? А ещё понимает, что повезло наткнуться всего-то на осколок, кажется, отвалившегося от стены кирпича, могло и какое-нибудь дерьмо похуже попасться.
- Да ну нахуй, - вырывается с каким-то истеричным смешком и, понимая, что продолжать путешествие непонятно куда - не самая лучшая идея, Шолто оглядывается в поисках места, куда бы приземлиться и в итоге опускается прямо на тротуар, прислонившись спиной к облупившейся и ещё до его прыжков во времени явно видавшей лучшие годы стене, - Мне к своим надо, - справившись с неискренним весельем, сообщает Эйнсли только что оформившийся в голове план. И, вспомнив, что Бэтшиба говорила, что собирается с ним, добавляет с новым смешком, - Знакомиться с родителями, наверное, рановато. А вообще, не горит, подождут.
Три года ждали - да ведь? - ещё пара часов погоды не сделает. А он сейчас не готов даже просто сдвинуться с этого долбаного тротуара, а тем более разыгрывать возвращение блудного сына.

- А почему тебя вот это вот всё не удивляет? - задрав голову, чтобы посмотреть Бэтшибе в лицо, Шолто всё-таки задаёт настойчиво пробивавшийся сквозь панику и истерику вопрос, - Ну, в смысле, это же ненормально.
На уточнить, что именно из всего происходящего, его уже не хватает.