ВТОРОЙ СТУЛ
|
Отредактировано Isla Haythornthwaite (2020-02-23 11:52:07)
theurgia goetia |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » theurgia goetia » архив эпизодов » второй стул
ВТОРОЙ СТУЛ
|
Отредактировано Isla Haythornthwaite (2020-02-23 11:52:07)
Блядское солнце.
Темные очки медленно сползают на нос, и я поправляю их, возвращая на прежнее место. Подружка хихикает, привычно закрывая ладошкой свой милый маленький рот, да показывая пальцем свободной руки на мои волосы.
- Бурная ночка?
Еще какая. Как иначе объяснить прилипшую к волосам жвачку и пропуск двух первых пар? Даже тихое, но чувственное «блять», когда я поднимаю телефон и использую его в качестве зеркальца, чтобы попытаться избавиться от слипшегося комка, не передает до конца тот усталый гнев и отвращение на грани тошноты [или всему виной вчерашний пунш, кто знает?], которые приходится испытать. Веселиться всегда проще, чем переживать похмелье.
Мимо нас проходит преподаватель и делает замечание моему перегару, скрытому под сладкими духами. Я же убираю руки от волос, снимаю с лица очки и долго пялюсь в чужое лицо, пока оно не исчезнет из поля зрения.
- Может быть, ножницы?
- Режь.
Вваливаясь в большую аудиторию на последнюю пару [не последнюю на сегодня, но первую и последнюю для меня], да осматривая уставшие кислые рожи, казалось, что мое же собственное выражение определенно переплюнет любую студенческую истощенность. «Господиможнояпростосдохну» - чат нашей группы, разрывался от уведомлений, наверняка повествующих о последних сплетнях прошлой ночи. Лежа на холодных партах щекой было уже как-то глубоко плевать. Тем более, что «покойная Чарли Ходж» [любимая дочь, прекрасная внучка, студентка, душа компании, земля пухом] заслуживала уважение хотя бы за тот факт, что вообще доползла до сюда, чего не скажешь о 90% гуляк прошлого вечера.
Впрочем, всю следующую пару пришлось проспать, пока заботливые одногруппники возводили вокруг моего трупа стену из книг, прикрывая самоубийцу.
Они же облепили после, широко разинув рты от умиления и удивления. Весело смеясь, когда я, отлежав несколько полос на щеке, резко восстала из мертвых и неловко стерла с лица слюну. Всегда казалось удивительным, насколько меня любят эти люди: среди них были и девочки-блондиночки с большими глазами, да маленькими мозгами, и парни с задних парт, кои всегда выручали меня на тестах, передавая верные ответы. Если подумать, в этом была моя особая магия — притягивать людей абсолютно разных, объединять их всех. Местный талисман — без меня и моих охуительных историй день кажется многим намного более скучным.
- Эта странная… Как ее…
- М?
Айла. Точно. Она же все это время была здесь, где-то рядом. Имеет потрясающее свойство иногда быть незаметной в любом скоплении людей, словно серое пятно, а иногда, сука, буквально раздражать своим лицом, кажется, везде и всюду, как назойливая реклама [ходячий феномен Баадера-Майнхоф]. Следуя по коридору за толпой «друзей», я с задумчивым видом пытаюсь припомнить, а где именно сегодня сидела цветочная девочка. Выходит примерно никак, а потому подруга просто не выдерживает:
- Сегодня к ней зачем-то подходил Джим.
- К мышке-то? Не может быть.
А где-то внутри что-то ядовито капает «еще как может». Айла из того типа людей, что примечательны своей заурядностью. Ничего, что могло бы сделать ее интересной хоть для кого-то по-настоящему: приятная, милая, добрая, чудаковатая — набор черт, вызывающих зевок. И вместе с тем… Что-то в этом есть неправильное. Нечто, царапающее неприятно мысли, вынуждающее нервничать от короткого слуха о том, что один красивый парень подошел к нашей заурядной отличнице явно для того, чтобы попросить ластик… Да какой к черту ластик? Джим играет в спортивной команде, а пары посещает лишь для того, чтобы его не выперли. Что может понадобиться ему от мышонка?
- О, а вот и она.
- И Джим.
Мы с подругой замираем у стены, преследуя взглядом сначала приближающуюся пару студентов, а затем проходящую мимо. Очень жаль, но милой мышке не повезло — я сегодня чертовски слишком раздражительна, чтобы не догнать, не вклиниться между идущими рядом, схватив обоих под ручку с самой обворожительной своей улыбкой.
- Привет, Айла.
- Привет, Джим, - наше шагающее трио догоняет подруга и подхватывает руку парня с другой стороны, - Привет, мышка.
- Украду у тебя ее, не против? Скоро верну.
Убираю руку из-под локтя парня, заставляя его неловко оборачиваться и продолжать идти с незнакомкой дальше, пока сама хватаю Айлу за запястье и утягиваю в сторону с более холодным «пошли-ка поговорим». Спасибо всевышнему за то, что он послал мне в лучшие подруги самую охрененную змею из всех, коей даже и слова произносить не нужно — сама поймет, что провернуть. Дело за малым — вывести мышку из людного места на пожарную лестницу и уже там почти что буквально зажать в угол.
- Пошушукаемся по-дружески? - с улыбкой произношу, ставя ладонь на стену рядом с чужой головой.
Ежедневный ритуал фальшивомонетчика.
Потому что ряды ровных строк, по смыслу совпадающих с произнесённой лекцией, — валюта. Рука движется машинально, соблюдая ритм тщательно выверенного почерка; то, что получается, станет золотом высшей пробы, как только студентов настигнет волна дедлайнов. Судя по частой вибрации телефона в кармане, очередь будет такой же внушительной, как и прежде; вряд ли в этом году что-то изменится в расписании любителей появляться на последних партах, пробираясь через заднюю дверь аудитории. И на последних парах; поэтому лекции, идущие первыми, разбирают в первую очередь.
Эта роль, к счастью, не из последних: донор информации — наиболее популярный человек ближе к сессии. Приятнее и проще, чем быть просто странной, и хорошо, что никаких усилий прикладывать не приходится. Просто будь умницей, вставай в шесть ноль-ноль, занимай удобное место впереди (всё равно рядом никто не сядет) и делай то, что просят. За двадцать лет жизни можно привыкнуть ко всему: от громкого детского смеха, когда школьная учительница французского не может верно прочитать твоё имя, до взрослой вежливости от окружающих, интерес которых вянет в первые дни общения. И от отчаянных попыток дотянуться до людей — к нынешнему равнодушию (тебе что-то нужно? только давай быстрее).
Иногда “быстрее” не получается, и сначала это раздражает. Глупые ошибки в сообщениях собеседника ("ты поступил в универ, но пишешь как пятиклассник"), глупые вопросы ("нет, я не приду, я не прихожу на такое"), глупые голосовые (однако, голос вполне неплохой...). Спустя неделю “не приду” даётся с трудом, а трижды глупая переписка переходит в неловкие разговоры вживую.
На них смотрят. И такое внимание давит (они бы с удовольствием раздавили, чтобы посмотреть, что внутри, как оно работает и что не так); оно расползается по людям, заражая точно вирус (слухи — такая липкая штука, их так сложно удержать в себе, и от передних рядов до задних к концу лекции каждый рано или поздно выплюнет пару-тройку слов).
Рано или поздно посмотрит каждый. И тот, кому это безразлично, и тот, кто постоянно ищет взглядом. Факт, что Чарли в этой же группе и в этот же момент находится поблизости — почти проклятье (как и окружающий её клубок весёлых змей, но о вкусах не спорят).
Мальчик Джек Джим роняет бобовое зёрнышко; исполинский стебель ползёт вверх по аудитории к задней двери, и в душе крепнет знание того, что после окончания пары идти надо вдоль него. Это нелогично, потому что следующее занятие — дальше по коридору, а не сзади; потому что передняя дверь намного ближе; потому что если придётся шагать мимо долгого ряда парт, это будет выглядеть странно, нелогично и глупо.
Логика и суеверия вступают в безнадёжную схватку, и побеждает первая. К большой неудаче — приходится идти вместе с Джимом по прямому коридору, снова попадая под прицел. Под автоматную очередь стука каблуков за спиной; две пары, идут на обгон, вторгаются во все возможные личные пространства.
Чарли легко узнать по запаху, по голосу, лениво и сладко тянущему гласные даже там, где не нужно; по воздушному вороху кудряшек, которые скользят по шее и плечам, пока она поворачивается к парню и не оправдывается — ставит перед фактом.
Не важно, будет ли кто-то против, не так ли?
— Чарли… — вырывается вполне закономерно, когда руку будто сжимают крепкой удавкой и ведут по чужой прихоти за угол. Как провинившегося ребёнка, чтобы отчитывать не при людях, сохраняя благообразие; хочется встряхнуться, скинуть цепкие пальцы (восстановить душевное равновесие, но, увы, не репутацию девочки на поводке). — До следующей пары пять минут, давай быстрее, — конечно, Ходж плевать на пару, но надо хоть как-то напомнить, что она здесь не одна.
Айла - всезнайка. Не просто потому что прилежно училась, хранила тетрадки дома идеальной стопочкой и могла назвать столицу Австралии. Она была "всезнайкой" в том негативном смысле, который вкладывают глупые подростки в оное слово. Говорила заумно, вела рассуждения излишне красочные и абстрактные, вызывая у окружающих ощущение собственного идиотизма. Похоже, ей нравилось чувствовать себя сообразительней прочих и всячески то выпячивать. Могла отрицать, приводить аргументы, мол, я молчунья, сижу с краю, хата не моя, однако Чарли знала правду с самого детства; с того момента, когда впервые ощутила это занудство на себе: Айла даже отстраненным молчанием вечно высказывает тезис о собственном превосходстве. По дефолту считает более ленивых сверстников тупыми. О, Чарли определенно читала ее мысли и видела сущность.
Девочка, ты же наверняка не помнишь точно, как его зовут? Поэтому обходишь неудобные предложения, в которых следует называть собеседника по имени?
Айла имеет привычки; храбрится, что легко может выйти из зоны комфорта, если достаточно смотивировать и взбудоражить. Но на деле капризный цветочек не может пересесть с клумбы на клумбу и прижиться. Она считает себя белой английской розовой, но представляет из себя маковое поле. Ею можно усыплять, от нее вставляет, ее съедают вместе с самым сладким.
Наверное, именно поэтому Шарлотта так фыркала от "подруги детства". Она была, в некотором роде, ее противоположностью - более понятная и более открытая окружающим. Простая, как пять копеек, даже тогда, когда пытается строить хитрые и сложные планы. Надувает щеки и чешет голову с выражением лица "я ебала это дерьмо", когда пытается решить слишком сложную задачку по математике. Если у Чарли что-то не выходит, то она не стремится прыгнуть выше головы, не прикладывает особых усилий. Хотя и лентяйкой назвать ту нельзя - лишь человек, не идущий навстречу новому. Предпочитающий свой уютный микромирок, в отличие от широких просторов буйной фантазии девочки со сборником сказок в руках.
Впрочем, выходить из зоны комфорта получается все же куда лучше упертой Айлы. Как иначе бы они смогли поладить в детстве? Чарли из того типа людей, что найдут подход ко всем.
— Отлично, давай помедленнее, — по знакомой схеме назло огрызается и заботливо заправляет свободной рукой чужие волосы за ушко, — Что же в тебе такого, мышонок, что сам Джим - футбольная башка решил заговорить с тобой, м? - вопрос вполне риторический, - Так что же ему нужно было от тебя? Знаешь, просто кое-кто положил на него глаз, а мне стало небезразлично.
Она наклоняет голову на бок, чуть вытянув шею вперед; давит своим присутствием и всеми своими сантиметрами роста на каблуках. Выглядит немного необычно взбешенной для себя, поскольку не славится за стервозность в характере. Наверное, это и есть то самое "выйти из зоны комфорта" ради другого? Они с Айлой не были близки по-настоящему, а потому единственным поводом приблизится становится легкое насилие. Благо, не физическое. [Пока не физическое?]
Слушает чужие короткие оправдания и опускает руку на стену с ладони до локтя, приближаясь сильнее. Настолько, чтобы можно было выпрямить шею и шепнуть на ухо (то самое, где волосы убирала):
- Тебе не следует поднимать нос и хвостик слишком высоко так нескромно, мышонок. Ты все еще никому не нужна.
Резко отстраняется, отталкиваясь рукой от стены, и приподнимает чужую голову положив ладонь на щеку.
- Не унывай, милая. У тебя всегда есть я. Мы же подружки, верно? - улыбается совсем без иронии, да, конечно.
Отредактировано Charlotte Hodge (2020-02-29 22:54:13)
Чарли так близко, что её дыхание можно ощутить кожей, когда девушка уверенно выговаривает фразы. И слова не даст вставить - все паузы принадлежат ей, в это время стоит молчать и любоваться, иначе Ходж начнёт говорить громче и напористее, привлекая внимание и оттягивая на себя инициативу. Правила этой игры давно известны обоим, и поэтому в ответ на провокационные вопросы - тишина. Это время не для пререканий, Чарли заставляет подумать над поведением, между тем заполняя всё пространство собой, прикасаясь и дезориентируя (на самом деле, нет, потому что она всегда очень близко и это уже привычно; они ведь давние подруги, верно).
"Никому не нужна" ядом жжёт слух, невольно поднимая в памяти якоря прошлого. Чарли их прекрасно знает, чувствует на ощупь и поднимает со дна всякий раз, как ей будет угодно. Варварство и пиратство, но всегда это сходит с рук, ведь Чарли права - и в детстве, когда Айлу забывали во время игры в прятки в её убежище и переходили играть в другой двор или чей-то дом; и всегда, когда речь заходит о подобном.
Но сейчас она реагирует зря и даже удивляет своей прытью. Неужто так сладко выспалась на паре, что вместо желания послать всё к черту и закрыться дома в своей комнате до позднего вечера теперь она полна энергии? Несомненно, выносливость её часто поражала воображение, однако - с чего такое внимание? Айла наблюдает, равнодушно отклоняясь от близости чужого лица, косится на чуть красноватый след отпечатка парты на коже, сочувственно, но без лишней жалости замечает круги под глазами.
- Это не твоё дело, - отвечает спокойным тоном, словно скрывает что-то; сейчас Чарли взбесится ещё сильнее (и от знания этого сама собой щекочет губы улыбка). Она всегда бесилась, когда игра шла не по её плану и тем более, когда этому мешала Айла. Маленькая капризная красная королева, которая никогда не вырастет из детских привычек, так крепко связавших их.
- Ох, или он тебе нравится?
Она и в самом деле предполагает подобное (иначе зачем уводить в тихий угол, а к Джиму приставлять самую верную прихлебательницу). И говорит от души сконфуженно, неосознанно повторяя чужой жест и так же заправляя волосы за ухо; от чужой руки отстраняется, будто от угрозы.
- Да ничего он от меня не хотел, - а если и хотел, то всё равно не получил бы; в конце всех концов, никому от неё ничего не нужно.
Чарли не верит ей.
Потому что та отводит взгляд в сторону.
Потому что та чуть понижает голос.
Потому что та отмахивается от простого вопроса.
Возможно, из желания подразнить. Но что, если нет? Девушка ломает голову, но не понимает. Если бы это была не Айла, то природной проницательности бы хватило, но в данном случае - неуверенность выкладывала фулл хаус на стол, сбивая чувства с толку; вынуждая нервничать, злиться и раздражаться.
[«Отчего ты злишься, Чарли, милая? Дай Айле и Дженни поиграть вместе. Кидаться камнями - некрасиво.»]
Кидаться камнями - некрасиво, но девочка думала, что кидаться камнями, когда Айла смеется с кем-то еще, - правильно.
Какое ей дело до того, как проводит время мышка? Черт его знает, но определенно большое. Имея некую жизненную связь с другой девушкой, Чарли ощущала ее присутствие в качестве неизменной данности. Постоянная в данном уравнении, как «x» и «y» в качестве переменных - пишешь уже на автомате, хотя, казалось бы, можно выбрать любые иные обозначения; она была той, на которую не обращаешь внимания, но всегда ожидаешь увидеть. Пренебрежение, кое выказывала Чарли по отношению к своей подруге детства, обманывало не только окружающих, но и саму ее, считавшую, что если Айла неожиданно исчезнет, то ничего не изменится. Правда, на самом деле раз за разом выяснялось обратное: жжением в груди, неконтролируемой ревностью и злостью, когда "неважный элемент" становился хотя бы чуточку важным для кого-то еще.
Пожалуй, Чарли жадная до ненормальности: она любит держать все при себе и тешить самолюбие, ощущая чужой взгляд; ей нравится быть всем и совсем не нравится делить нечто по-настоящему важное с другими. Особенно, если это что-то целиком принадлежит ей по какой-то выдуманной причине. Убежденность в собственной правоте, собственничество и злость сделали из Чарли настоящую рыжую суку. Это могло бы поразить ее саму, глядя со стороны, в любое другое время, если бы не то эмоциональное состояние, кое и делало слепой ныне. Добрая и отзывчивая Ходж обратилась чудовищем рядом с цветочной девочкой.
- Ничего, говоришь? - рука догоняет уклоняющуюся голову, дабы вцепиться в лицо пальцами чуть сильнее, надавливая на кожу и фиксируя так, как если бы она держала череп бедного Йорика на постановке «Гамлета».
Чарли унижала девушку перед собой: захватом, насмешливым взглядом, вынужденной близостью, да тоном голоса чуть ниже. Не чувствовала угрызений совести и даже получала удовольствие, ставя мышонка на свое место. Наверное, если бы Чарли остудила голову, то никогда бы так не сделала, но...
Но не тогда, когда Айла провоцирует. Видит недобрые огоньки в глазах и раздувает их до пламени.
Разве так ведут себя типичные жертвы? Чарли хочется верить, что перед ней лгунья и высокомерная всезнайка, а не студентка, пытающаяся не потерять достоинство.
- Милая, если бы мне нравился этот идиот, то я бы просто взяла то, что хотела, без необходимости говорить тебе хоть что-то. - она приподнимает голову, наполовину закрывает веки, глядя сверху-вниз в чужие глаза; кажется, давно уже не улыбается, - Не приближайся к нему. - еще холоднее предупреждает и сжимает на секунду челюсть сильнее, чтобы тут же резко отпустить, оставив на милом личике красные следы, - Я понятно выражаюсь? - делает шаг назад и спрашивает во вполне обычном тоне, глядя на собственную руку, кою сжимала и разжимала в кулак.
Даже если непонятно, то все равно отказа не потерпит.
- Будь солнышком и не беси меня, ладно? - улыбается вновь и тыкает пальчиком в носик почти играючи.
Звучит звонок на пару, но Чарли определенно плевать.
Чарли не торопится с завершением урока; звонок - для учителя.
- Ничего, - звучит тихо, едва срываясь с тонких губ; не страх - лишь неудобство.
У Айлы нет синдрома жертвы. У богатеньких девочек, чей отец - “рыцарь”, а мать - “прекрасная волшебница” с голубого экрана, не бывает заискивающего тона, грубых обидчиков и плохой компании. У принцесс с подобной биографией есть няня, своя комната, игрушки и книги с яркими рисунками, лучшие курсы и редкая литература; всё, что она пожелает. Не бывает такого, что кто-то настойчиво просит поделиться карманными на обед или так же настойчиво лезет руками под юбку ночью на школьном стадионе, потому что кое-кто - хорошая девочка.
Айла - надменная отличница-зазнайка, которую никто не тронет ни в одном из смыслов; никто, кроме Чарли, которая возвращается в свои тринадцать лет всякий раз, как они оказываются наедине.
"Не играй с ними, Айла"; "держись подальше", игнорируй, забывай, ведь рядом всегда есть Шарлотта Ходж. Девушка прежде была слепа и наивна, доверяя чужому вкусу и мнению, перенимая мысли другой так трепетно, что искренне считала своими, но стоило Чарли вырасти ещё немного - и Айла поняла, что большая часть её собственной личности принадлежит подруге (всё, что она заберёт с собой). Все идеи, все счастливые воспоминания и забавные случаи связаны с определенным человеком, словно всю фотохронику жизни обесцветили, оставив лишь один яркий цветной силуэт. Айла не злится на подругу за то, что та отдаляется - понимает и помнит, что она странная, зачем Чарли тратить на неё время; избегает и не пишет первой. Айла всегда признаёт только свою вину, когда её чудовище слетает с катушек и слепо не замечает очевидного в своем поведении. Айле кажется, что она сама видит чуть больше, и надеется, что это не только кажется.
- Да, я поняла, - за ухом Ходж распускается малиновая, с желтоватыми краями лепестков роза, на которую Айла умело не смотрит. От прямого взгляда иллюзии всегда становятся блёклыми и прозрачными, и сейчас ей этого не хочется - цветок красиво подчёркивает цвет лица подруги (она и не подозревает, как ей идёт взволнованно-злой румянец на скулах и ушах).
Под этим взглядом, которым та всегда сопровождает своё недовольство, так и тянет прогнуться; но что для Чарли - рядовой ритуал подтверждения своей власти (будь это хоть удачная шутка или подобные разговоры по душам), то для Айлы - редкий и ошеломляющий удар адреналина. И если сейчас опустить взгляд, прижимая к животу свою сумку в защитном жесте, если пообещать быть паинькой - Чарли этого будет достаточно. На сегодня урок будет окончен: всем спасибо, все свободны (нет); и так до следующего случайного события, провоцирующего Ходж на что-то кроме алчных акульих взглядов в спину. Как будто…
- Как будто ты знаешь, что хочешь, - выпаливает так же язвительно, как оно звучало в мыслях.
И влипает в тишину паузы, когда понимает, что спутала иллюзорную беседу с реальностью; тихо охает и смотрит растерянно, выдавая себя слишком явно (этого она на сегодня не планировала). То, что она загнана в угол, чувствуется излишне отчётливо; нужно вырваться, сбежать, потому что Айла давно перестала доверять Ходж своё (тело) самообладание; потому что Чарли уже не заслуживает детской преданности маленькой девочки, которая трепетно хранила любой, даже мелочный подарок и ждала совместных поездок сильнее чем рождество и свой день рождения. Не заслуживает, потому что если бы не Джим-дурак, то она бы и поздороваться могла забыть. Потому что Айла останется заново собирать свою уверенность (подчёркивая трижды "ты никому не нужна" в заглавии), а Чарли выполнит план по доминированию и свалит из универа на очередное "чаепитие".
- И вообще, хватит лезть в мою жизнь, - Айла выбрасывает листы их воображаемой пьесы "красная шапочка и злой волк", когда снова подходит время реплики бедной жертвы.
- Особенно - в мою личную жизнь, - маленькая девочка не цепляется за дурацкую корзинку и подбирает ствол (конечно же, охотничьего ружья).
- Я уже опаздываю, пропусти, - устремляется в единственное свободное пространство, не глядя на Чарли (не очень-то и хочется). - Да и тебе не мешало бы поторопиться, - (если не хочешь глупо молчать на семинарах, не зная, о чём это предмет.)
«Как будто ты знаешь, что хочешь».
Выражение лица Чарли становится смущенно-шокированным, ярко контрастируя на фоне недавнего раздражения, насмешки и показной уверенности. Айла всегда видела ее насквозь и могла ляпнуть (случайно или же специально) то, что надолго занимало ум девушки, заставляя сомневаться в себе. Она хотела многого от подруги, но точно не знала чего. Беспричинной верности? Быть всегда рядом, но притворяться, будто они незнакомы? Вспоминает недавние размышления на тему «всегда перед глазами, раздражает» и покрывается легким румянцем стыда - это слишком высокомерные мысли, на нее не похоже. Чарли воспринимала как данность присутствие дорого человека и со снобизмом отмахивалась от остатков лояльности и любви к себе.
К черту Джима. Айла - ее подруга, а не собственность, как бы не хотелось обратного. Почему же ревнует, если сама много раз отталкивала от себя?
[Она свободная и волна делать все, что пожелает.]
Эта мысль неприятна, но ее нужно принять и прекратить вести себя отвратительно.
Чарли не бессовестная, но легко увлекается под воздействием худших чувств.
[«Ты же знаешь, что она этого боится», - отчитывает виноватую девочку старшая сестра, - «Посмотри, что ты наделала: довела до слез, специально пугая. Что, вышло забавно?»]
Не останавливает, когда Айла уходит; не заметив, даже делает шаг в сторону, дабы пропустить. А теперь стоит со своим растерянным и хмурым лицом, не понимая, что делать. План «проучить» легко рухнул под неопытностью учителя. Все же Чарли - не та, кто знает, как правильно вести себя, дабы ее боялись и слушались. В отличие от некоторых ее подруг.
Айла уходит, но путь в дверном проеме в общий коридор ей преграждает подошедшая лучшая подруга. Она стоит там каменным столбом, полным едкости и самоуверенности. И не подумает пропустить мышку, потому что сама является самой опытной уличной кошкой в этом месте. Чарли же кажется ей милой, но беспомощной домашней.
- О, вы закончили? - совсем не смотрит на Айлу она, признавая максимально незначительной, вместо этого устремляя свой взгляд на Чарли, - Или нет. - сочувственно выдыхает, поняв по лицу, что та потерпела фиаско.
Они всегда понимали друг друга без слов. Чарли прикусывает нижнюю губу справа и отводит взгляд все так же растерянно. Мышка перестала интересовать домашнюю кошку, когда та не смогла ее поймать за хвостик. Уличная же знает: если пытаться поймать за хвост, то ничего и не выйдет. Подруга впервые смотрит на Айлу тревожно-пристально, но вежливую улыбку, оставшуюся после общения с Джимом, не убирает.
Нужно прыгать и с хрустом прокусывать. Играть с едой - дурной тон.
- Далеко собралась?
Вообще-то она пришла убедиться, что все прошло успешно, и встретить подругу, дабы вместе свалить с пар, напросившись в гости. Они часто зависали вместе, ходили по магазинам или смотрели фильмы. Несмотря на типичный вид, девушка вела здоровый образ жизни и занималась спортом, а потому не принимала участия в попойках. Впрочем, ей было плевать, как проводит свои ночи Чарли. Максимум - с кем, ведь это жутко интересная тема для дневного обсуждения и сплетен.
Она хватает Айлу за волосы без предупреждения и тащит назад с легкостью. Толкает к стене обратно, другой рукой отодвинув подругу.
[«Дай я покажу, как это делается.»]
Чарли замирает, в шоке глядя на происходящее, но не встревая.
- Так ты поверила в себя, видно, раз думаешь, что можешь уйти без разрешения.
Дает звонкую пощечину - давно хотела сделать нечто подобное именно с ней, но не была глупа; понимала, что Чарли никогда бы не позволила. Но не сейчас. Ныне - идеальное время для того, чтобы вложить в красный отпечаток руки на бледной щеке побольше старых претензий и недовольства. Никто не любит зазнаек.
Давать себе отчёт в своих желаниях - тяжёлый труд. Способность разобраться в этом приходит лишь со временем, когда в зрелом возрасте все душевные бури кажутся не более опасными, чем шторм в тазике с водой. Обиды и такие будничные притеснения со стороны более сильных никогда не исчезнут ни в стенах школ, ни в более серьезных заведениях - меняется лишь формат и внешний вид насилия.
Айла может противостоять Ходж, потому что она становится сильнее, стоя прямо напротив без лишних свидетелей. Не сильнее - просто почти равной, но этого хватает, чтобы пошатнуть чужую уверенность и поскорее сбежать, пока Чарли не придумала что-то новое.
У маленькой отличницы заготовлены не только ответы на вопросы к экзаменам, но и отговорки, предлоги уйти, резкие ответы, подходящие под любой диалог. Инструменты, чтобы держать Чарли подальше; палки, мячи и игрушки, которые кидают настырным псам. Она собирает фразы учителей, прочих старших Ходжей, выбирает что-то из программ по телику и изредка выдумывает сама. Зачем нужны попытки поговорить откровенно, если можно отвязаться и заняться чем-то более полезным? Зачем вообще нужна Чарли, которая с каждым разом всё менее волнует и более раздражает своим поведением, от внезапного дружелюбия (обман, чтобы набрать классы и получить у разомлевшей от внимания Айлы нудный конспект) до наглых приказов, как ей стоит себя вести (они уже не в песочнице, чтобы Ходж распоряжалась всеми игрушками).
Хэйторнтвейт видит впереди проход и, опьяненная кратким и смешным успехом, спешит к нему. У неё есть несколько секунд, прежде чем Чарли соберётся с мыслями и придумает ответку; их бы хватило, чтобы уйти, но дорогу перекрывает третья фигура. И от неё уже окатывает страхом, потому что этот человек - никто, всего лишь декорация, стихийное бедствие на уровне случайного удара током; Айла не сможет ничего сделать с той, кто уверена, что может сделать с ней любую пакость. У них с Ходж свой хрупкий и особый мир, в который врывается чужая война, делящая их на завоевателей и жертв; роли слишком четко определены и обсуждению не подлежат.
- Отпусти, - бесполезно и беспомощно просит, вскрикнув от боли; ей кажется, что спиной она приземляется на колючий куст, но это всего лишь жёсткая стена. - Перестань, - она возвращается в свою позицию "слабой" вместе с насмешливым и нисколько не старательным ударом, который разбивает внутреннюю сторону губы о её собственные зубы.
Она не закричит громче, потому что таким жертвам стыдно за всех разом: "ты никому не нужна, так не тревожь людей воплями"; никому не нужна, в том числе и Чарли, которая даже не сдвинулась с места, чтобы сделать хоть что-то в её защиту. Больно от удара, ещё больнее - от страха и беззащитности, с которой срывается с губ тихий всхлип; Айла старается не плакать, чтобы не притягивать внимание ещё и к этому, и прячет намокшие ресницы за растрепанными прядями. Нет смысла думать, что именно она сделала не так - "всё", как ей тщательно разъяснят "старшие". Если не поймёт быстро - добавят сверху. Помимо унизительных мыслей о своей никчемности приходит ещё одна:
Во всём виновата Чарли, и в излишнем внимании (других отличниц почему-то не задирают), и в том, что она сейчас не делает ничего "дружеского". Говорит, что она же у Айлы есть (словно это что-то хорошее), а следом Хэйторнтвейт получает самый доступный в мире урок "лучше бы у меня её не было". Обидно уже не от боли, а от этих выводов; девушка снова закрывается руками, лишь заметив новое резкое движение поблизости. Совсем не достойное поведение для дочери инквизитора (и поэтому она не жалуется родителям) - жаться в угол и пытаться слиться со стеной, но ей остаётся только ждать, пока у агрессора не пропадет интерес (потому что помощи, похоже, ждать уже не от кого).
Чарли смотрит на происходящее широко раскрытыми глазами. Колотящееся сердце не помогает справиться со ступором.
Все происходит слишком быстро, чтобы можно было успеть прийти в себя и вмешаться. Она становится заложницей образа, который создала совсем недавно. Не хотелось, чтобы все зашло настолько далеко, но развернуться и признать, что игры в я-такая-крутая-а-ты-мышь - лишь фикция, тоже нельзя. Есть ситуации, в которых невозможно жать на тормоза, подобно тому, как гонщики, соревнуясь, жмут на газ как можно дольше, сбрасывая у поворота в последний момент (у кого сдадут нервы первыми, тот и проиграл). Или Чарли казалось, что сейчас именно такая ситуация.
Все происходит слишком быстро, но как в замедленной съемке, которую осознаешь, однако скорости движений не хватает. Нечеткий всхлип раззадоривает подругу и вынуждает испытать мерзкое чувство Чарли. Она просила про себя, чтобы Айла не давала пищи для продолжения издевательств, но та навлекла еще больше бед и унижений.
Блондинка достает мобильный телефон так, словно только этого момента и ждала. Делает снимок перепуганной и растрепанной отличницы с садистским удовольствием, широко улыбаясь. Ходж видит, как та отправляет фото одним движением в университетскую болталку.
[Когда-то пообещала себе защищать подругу, так какого черта творит?]
Только она имеет право трогать Айлу. Никто другой.
- Больше Джим на тебя даже не посмотрит, - злорадно произносит лучшая (?) подруга (??), - Когда посчитаешь себя в следующий раз важной персоной, вспоминай это фото и думай обо мне.
Она замахивается для второго удара, стоит Айле поднять глаза. Чарли делает шаг и ловит чужую руку в воздухе, смотря так, словно готова прямо сейчас сожрать. Открывает рот, но слышит откуда-то сверху:
- Что вы там делаете?!
Мужчина (учитель, по-видимому) этажом выше услышал вскрики боли и вышел на пожарную лестницу. Прямо сейчас он перегибался через перила и смотрел на две виднеющиеся фигуры в пролете - Чарли и ее подруги. Жертву, прижатую к стене, за лестницей видно не было.
- Блять! - вырывается у рыжей при взгляде наверх вместо гневной тирады.
Они обе отвлекаются, давая третьей время сбежать (чем та и пользуется). Отпустив чужую руку, Ходж, наверное, со скоростью пули унеслась назад в общий коридор, на бегу снимая каблуки, чтобы, держа их в руке, скрыться с места преступления как можно дальше. Подруга же, бежавшая рядом, в конце их пробежки громко расхохоталась от прилившего адреналина. Она истолковала случившееся на лестнице по-своему: мол, Чарли заметила учителя первой, а потому не дала тому увидеть избиение. То бишь спасла от неприятностей [спойлер завтрашнего дня: нет, даже себя не спасла от отстранения от занятий на месяц (чертова фотка)].
...
Она долго ищет в контактах нужный телефонный номер и, сильно колеблясь, набирает его. Слышит гудки снова и снова, но ответа не получает. Пишет смс, в котором извиняется, но и его не читают. В соседней ветке диалога перекидывается взаимными обвинениями с уже не лучшей подругой, после чего добавляет в черный список нахуй. Удивительно, даже после такого в универе ее до сих пор любят, ждут и считают жертвой обстоятельств, да дурной компании. Кто-то, исходя из официальной версии, поддерживает Айлу, но в основном травля нарастает. Из равнодушного отношения получает ненависть и любовь других. К ней подсаживаются в столовой какие-то сочувствующие чудаки и выкидывают сумку в мусорку неизвестные, когда та отлучается из аудитории в библиотеку.
Отредактировано Charlotte Hodge (2020-03-23 05:16:12)
Вы здесь » theurgia goetia » архив эпизодов » второй стул