Я просыпаюсь в четырнадцать-ноль-ноль четверга и где-то с час перекатываюсь с боку на бок, лениво пролистывая книгу. О чем - даже не запомнил. Что-то про не в меру умных мышей и парня, который тоже нихрена не запоминает. Судя по всему, ему нельзя доверить даже стену покрасить. 

Дебил какой-то. 

Я просыпаюсь в двадцать-двенадцать четверга и варю кофе. Спать не хочется вообще. Ну, первые минут сорок. А потом...

Я просыпаюсь в десять-тридцать-две пятницы и понимаю, что никуда я сегодня не пойду - если я куда-то и спешил, то уже везде опоздал. На телефоне шесть пропущенных от Фердинанда и еще три - от каких-то сомнительных личностей. Я не добавляю сомнительных личностей в черный список просто потому, что я сам своего рода сомнительная личность. Как знать, чем оно там обернется, как знать... при всех очевидных минусах есть у меня и один плюс: я никогда никому ничего не должен, и мне нечего бояться.

Бллллять, честно говоря, я лучше буду землю с камнями жрать, чем влезу в долги. 

Долги - всегда нервно и унизительно. Легче с голоду подохнуть. 

О, пропущенный от матери; перезваниваю - длинные гудки сменяются короткими. И еще раз. Наверное, позвонила случайно и теперь сбрасывает: если делать вид, что чего-то не существует, то рано или поздно оно действительно исчезнет.

Жаль, но с детьми это не работает, мам. Мне двадцать шесть, с абортом ты безнадежно опоздала. 

Где-то в двадцать-один-час самого непродуктивного дня моей жизни мне мерещится входящий от Одры. Я не успеваю ответить. Тоже, наверное, ошиблась. Перезванивать мне почему-то не хочется. Что она скажет? Эй, пёс, ты правда думал, что я тебе позвонила? - хриплый прокуренный смех. - Извини, ошиблась номером, звонила в хоспис для эмоциональных инвалидов. Ой, не ошиблась. Ха-ха.

Листаю книгу дальше.

Да ну сука.

Размышления об Одре и её надтреснутом смехе, который хочется затолкать ей же обратно в глотку, плавно перетекли в мысли о том, что поррррра бы выкинуть мусор. Да, точно. Мусор. 

Когда спишь дольше, намного дольше обычного, мир становится звеняще-ярким и резким; любой звук слышится скрежетом стекла по меловой доске. Я хочу тишины и читать дальше про сложные взаимоотношения людей и мышей. 

Я поскальзываюсь на каком-то липком дерьме на лестничном пролете и лечу рожей вниз. Мысли очень долгие. Чувствую себя Чарли. Выносить мусор - хорошо. Падать - плохо. Падать в мусор - совсем плохо. Не уверен, что там нет ничего острого. Падаю на локоть свободной руки и колени. Оххх блять. Кажется, я прикусил язык. Больно.

Точнее, бойннно.

Громко скрипит крышка мусоропровода, синий пакет исчезает в его глотке - ррррав. Смешанные отходы, ничего личного. Судя по моему локтю и коленям, ночь у меня была охренительная. Мне кажется, язык так и останется проштампованным моими же зубами. Кровь смешивается со слюной - кажется, что её очень-очень много, но я-то знаю.

Вот и выкинул мусор, вот и выкинул надтреснутый смех, блллять.

Я полощу рот, как сын монашки после первого сказанного вслух “блллять”. Я откалываю в морозилке кусочек льда и заворачиваю в бинт, прижимая к языку - видок, блять, тот еще, но куда деваться, иначе отечет. Я воздерживаюсь от курения последние пять минут и стараюсь лишний раз не смотреть на кофе. Я, блин, люблю свой язык.

Да ну сука. 

Из-за шума воды звонка почти не слышно. Его в принципе почти не слышно. Давно можно было бы его поменять, но мне как бы, ну... похуй. Я никого не жду.

В смысле, вообще никого, Одра.

Секунд десять я просто смотрю на неё сверху вниз, буравя взглядом макушку. Сероватые, чуть сальные волосы. Под ними - бледная кожа. Ниже - череп. А в черепе-то что, милая?.. 

Видимо, звенящая пустота, раз ты здесь. 

И запомнила же. 

Я медленно перехватываю её запястье и убираю пальцы с кнопки звонка. Хорош, а. То, что он тихий, не значит, что я готов слушать его вечно. Вообще вот не готов. И тебя видеть - не готов. Стою тут, молодой и красивый, в заляпанной кровавой пеной футболке, и прижимаю к обложенному “привет_налет_курильщика” языку кусок льда в бинтовой повязке. 

Оборжаться можно. 

Она не поднимает взгляда. Лишившись упора в виде звонка, косоебится и горбится. Мне кажется, что она дышит странно: всхлипами и неглубоко, будто просто ловит ртом воздух, как рыба. Наверное, мне кажется. Наверное, она просто вмазалась - иных причин припереться сюда ко мне я не вижу. 

Я что тебе, мать Тереза? 

Я не вижу ни одной разумной причины, по которой ты можешь быть здесь - последний наш разговор поставил точку и вроде как мы друг друга взаимно послали. Я не вижу ни одной разумной причины, по которой ты прячешь взгляд - тебе не за что испытывать вину.

Ну так, по мелочи. 

Разве что...

Бллллляяяяяааааать.

Моё сердце падает куда-то в район разбитых колен. Язык кажется погремушкой боли. Погремушкой, сука. Погремушкой!

Я почти нежно втаскиваю недалекого Элджернона в квартиру и закрываю дверь за её спиной. О’кей. О’кей. Теперь и я дышу неровно и неглубоко. Протягиваю руку, жестом предлагая помочь снять пальто - пыльное и в пятнах. О’кей. Переговоры, Одра. Давай не будем делать резких движений.

- Какой шрок? - я отнимаю лед от языка. Подмороженный, он похож на снулую негнущуюся рыбину. Я очень надеюсь, что срок будет... другим. 

Мне притвориться, что я рад её видеть, или не притворяться? Не знаю. Я ничего не знаю. Я немножко Чарли.

Что бы сделал на моем месте Чарли? Наверное, тут же предложил бы оранжевый флисовый плед, чашку чая и поговорить... ну, о чем-нибудь отвлеченном: погода там, кошечки, собачки, новости.

Одра, погода - дерьмо, кошечек я терпеть не могу (до отвратительного независимые твари), о новостях не в курсе (как там Рози, кстати?), а вот о собачках да, можем поговорить немного... могли бы, если бы я был Чарли. 

Но я не Чарли. 

Пальто падает мне в руки - на вороте остается влажный след от кусочка льда, но этой штуке уже ничего, кажется, не страшно: судя по его виду, им волхвы укрывали самого малыша Иисуса. Да, те самые три царя - Мельхиор, Каспар и Бальтазар, - держали в руках эту пыльную срань.

Не, ну если это пальто постирать, то еще ничего. Хочешь постирать, Одра? Ты же за этим пришла?.. Скромная обитель царя Каспара: прачечная, притон и богадельня в одном флаконе, двадцать четыре часа семь дней в неделю.
(выдыхаю раздраженно)
(её джинсы высохли и валяются где-то на полке; я забыл их выкинуть, кажется)

- Да уш вишу, - фыркаю, вешая пальто на крючок. Лед растаял совсем, теперь в руке - противный холодный комок марли. Петля на пальто рвется. Бам. 
Хочешь пошить, Одра? Для стирки тебе нужен был порошок, а для шитья, наверное, понадобятся иглы, ложка и зажигалка? Мне хочется сказать что-нибудь едкое. Что-нибудь такое, чтобы она поняла, насколько я охуенно недоволен тем, что она снова вот так возникла на пороге без предупреждения, будто я - запасной вариант на все случаи жизни. Да нихера, это так не работает, Одра. Ты не можешь просто так взять и припереться, потому что...

...потому что тебе некуда идти. Гм. 

Вообще-то ни разу не моя проблема. Не-а. 

На мгновение мне кажется, что сейчас она упадет. Вот так вот брык - и воткнется носом в пол, как сломанная игрушка, дюраселловский зайчик без батареек. Что-то мне подсказывает, что даже злоебучая беременность не выдает такой симптоматики на ранних сроках; ну, понятно, что у беременных леди все хреново - хвост отваливается, таз там разъезжается от Праги до Дрездена, желудочно-кишечный тракт меняет концы местами и вообще Чужой лезет, - но не через пару недель же...

Гм. 

Я не вижу на лице пятен - да и самого лица, честно говоря, тоже, - но эти попытки дышать_не_дыша и излишне осторожные жесты рук мне кажутся знакомыми. 
(hello darkness my old friend) 

Бллллять, ну что за... ну почему ты не можешь припереться ко мне с, не знаю, тортом или текилой? Почему обязательно нужно тащить в мой дом свои ебаные проблемы, ты, маллленькая кожаная хрррень? 

Так. Так. Цокаю языком. Еще больно, но я уже почти готов выдать гневную тираду. 

Мне поебать, что с тобой случилось, Одра; у кого вообще поднялась рука пробить в грудь соплячке вроде тебя - тоже не интересует, уродов полно. 
Мне глубоко плевать, почему. 
(хотя тут лукавлю - мне очень любопытно, какого хера размазня вроде тебя могла нарваться на такой специфический метод выбивания души) 

На данный момент меня интересуют другие вещи, о’кей?

- Нет, не можно, пока не рашшкажешь, какого хрена случилось, - пожимаю плечами. - Ешли ко мне завалится политсыя или ты сдохнешь до утра, я тебя на том свете доштану.

Мне не нравится говорить как пшек, но мне нравится говорить в принципе. Я притаскиваю со спальни подушку и кидаю её к стене позади Одры. Ну, че тупим-то?

- Садись под углом, чтоб лопатки в подушку упиралищь. Ноги согни в коленях, - сажусь на пол рядом. Мелькает запоздалая мысль, что можно было бы её сразу транспортировать куда-нибудь в спальню, ноооо... я еще не решил, оставляю я эту хрень на ночь или нет. Если суд присяжных в моем лице вынесет вердикт "мусор выносить", то выносить его удобнее будет с порога.

Мне не нужны проблемы ни с полицией, ни с трупом малолетки в квартире. 

Все еще надеюсь, что она не залетела и это не какая-нибудь подстава или новый способ избавиться от нежеланной беременности.

Что ж ты пыльная-то такая, неужели реально постираться пришла?..

Нет, это уже нихрена не смешно. Она точно решила склеить ласты на моем пороге. Извини, милая, ты видела на моей двери табличку “умиральная яма”? Нет? Тогда какого черта, спрашивается?..

Она сжимает зубы до скрежета, пытаясь сесть, и садится-таки - медленно, с изяществом дубовой хлебной жабы. Глухо квакает, откидываясь на подушку, и щурит раскосые глаза. В тени они кажутся краснее, чем на самом деле. А может, и не кажутся. Я подвигаюсь поближе, всматриваясь. Зрачки огромные, а в правом глазу лопнул сосуд - розовое пятно похоже на аппендикс радужки. 
(поджимаю губы)
(расширенные зрачки могут быть реакцией на боль)
(а могут быть результатом какой-нибудь дряни, пущенной по вене или втянутой в нос)
(или, может, она рада меня видеть. ха-ха)

- Эй, я думал, мне показалось, что ты звонила, - языком ворочать все еще неприятно, но польский акцент почти исчез. То есть я еще и виноват, да? Типа, если бы я ответил на звонок тогда, то ничего бы не случилось и тебя бы не отмудохали? Одра, тебя, бллллять, не смущает, что здесь логическая дырень таких размеров, что вся королевская конница, вся королевская рать..? 

А.

Аааааа.

До меня доходит.

Охренеть, лучше бы не доходило. Я вот вообще не хотел этого знать. Ну да, я прямо спросил об этом двумя минутами ранее, но я рассчитывал на устраивающий меня ответ, а этот - ну нет, не устраивает, не-а. Одра, ну как, просто как в твоем возрасте можно вляпаться в такое дерьмо? И кому можно было так круто не отвечать?.. 
(уж не мне же) 
Ты задолжала за школьные завтраки лет так за десять? 
Не в меру ревнивый парень решил, мол, так не доставайся же ты никому?
Взяла в долг крупную сумму и решила, что если перекрасишь волосы и съедешь, то тебя не найдут? 

Хотя какая, нахер, крупная сумма. Я видел твое пальто. 
Ставлю на школьные завтраки.

Так или иначе, едва ли кто-нибудь припрется сюда - я имею в виду кого-нибудь, кого я не смогу спустить с лестницы вниз головой за считанные секунды. Блллять, только крыс-коллекторов мне тут не хватало... ладно, это не полиция. С коллекторами как-то проще. Коллекторов ненавидят все, и фокусы с исчезновением карандаша им можно показывать, пока самому не надоест.

О’кей. С этим ладно, терпимо. Что насчет сдохнуть, Одра? Этот вопрос все еще актуален и становится актуальнее с каждой минутой, с которой кровь отливает от твоего лица. Я взвешиваю в руке разъебанный смартфон Одры. Дисплей треснул и грозит просто высыпаться от неловкого движения, кнопка включения вмята и не реагирует. Был бы живой, тоже дышал бы через раз и неглубоко. Если б дышал вообще.

Одра, правильнее всего было бы вызвать тебе скорую помощь и дурку. 

Когда я представляю себе осуждающие взгляды врачей и разборки с полицией на тему бытового насилия, у меня сводит зубы. 

Вот ж блллллять. Тебе - скорую и дурку, мне - юриста. Платить, видимо, будем почками - скинемся, ага. Очень сомневаюсь, что у тебя есть страховка, милая. Судя по климату в твоей семейке, твоя мать даже не станет забирать тебя из больницы и попросит усыпить, чтоб не мучалась. 

Если ты сдохнешь, даже не надейся на нормальные похороны: я расфасую тебя по синим мусорным пакетам с камнями и спущу в Лейт. Или нет, доберусь до Инчкита и скину там. Твоя рука покажет большой палец со дна Ферт-оф-Форта. 

Или средний, как пойдет.

Я взвешиваю решение, я взвешиваю смартфон Одры. 

Я щелкаю выключателем чайника на кухне, заваривая крепкий и дико сладкий чай. 

- Есть анальгин, - протягиваю чашку. - Разобьешь и эту чашку - сама будешь виновата. Пей сейчас. Потом лежа пить будет неудобно. 

Ковыряю скрепкой смартфон, как дебил, упорно сующий кубик в круглое отверстие; слот с сим-картой безнадежно заел. Смартфон в моей ладони кажется игрушечным. Видимо, придется разбирать его окончательно. Скорее всего, останется куча лишних деталей, Одра. 

- Ему пиздец, - пожимаю плечами. Я ж могу, в отличие от. - Я вытащу сим-карту, но сразу предупреждаю, что это самое ценное, что есть в этом куске хлама, о’кей? 

Киваю. О’кей. 

- Задирай футболку. А лучше снимай, - говорю как можно будничнее. Давай-давай, Одра. - Не делай такое лицо. Святая невинность, блллять. Можно подумать, я первый за день, кто тебя об этом просит.   

Фыркаю, отчетливо ощущая привкус железа во рту. 
Давай-давай, показывай уже, где тебя трогали, кукол у меня нет.

Чашку она новую принесет, ага, как же. Ишь как заговорила, когда прижало. Чашку размером с голову... Дожить бы, ага. Хотя я-то доживу, а вот ты, Одра?

Одра булькает чаем и морщится от сладости. Сахара там столько, что на зубах, наверное, скрипит - зато выглядит она чуть-чуть повеселее. Надеюсь, её не вырвет этим же чаем мне под ноги. Клянусь, убирать я это не буду - пусть очухивается и сама убирает, я не гордый, с прищепкой на носу похожу. 

Мысленно подчеркиваю пункт “Одру не кормить” перманентным маркером. Пусть сначала докажет, что у неё нет сотряса или чего-нибудь вроде... да и вообще поголодает ночь: ничего, переживет, иногда полезно. 

Чаем с сахаром перебьется, не хрустальная. 

Хотя когда она стаскивает футболку, я в этом уже сомневаюсь... бллин, со сломанными руками ловчее раздеваются, если честно. Все не так хреново, как я думал: ни одной новой дырки, Одра, поздравляю, ты все еще не можешь петь с занятым ртом. Гм. 

Да, побили. Не страшно. Видал и хуже: вот Билл после того, как... Ладно, ты все-таки не Билл, слава богу. Я, честно говоря, лучше бы руки на себя наложил, чем переспал с Биллом. Хотя что ты, что он - поганые истерички, понятия не имеющие о том, что делаете. Одна видимость дисциплины, на деле - тупой синдром отличника. 

Нашли бы общий язык, если бы Билл не сдох в канаве. 

- Тебя арматурой били, что ли? - для вида присвистнул. Вообще-то нихрена я не впечатлен, но посочувствовать надо. Все-таки не каждый день милой так достается. Мне вот каждую неделю по пятницам. У кого-то по пятницам выходит новая серия ситкома, а из меня по пятницам выходит до полутора стаканов крови суммарно, плюс-минус. И у кого из нас критическая жизнь, Одра? Ты кровоточишь хотя бы раз в месяц, а я...

Нет, я все равно не завидую, не-а. 

- Я же ясно сказал самой брать арматуру, а не подставляться под неё, идиотка, - закатываю глаза. 

Не-а, не красавица. Я же говорил: семь из десяти, из них три - за интеллект. О’кей, два. Поверь, погнутые ребра не делают тебя хуже. Хуже тебя делает то, что ты не смогла никаким образом этому противостоять. 

Не предусмотрела, не предотвратила, не защитила себя, не дала сдачи. Почти наверняка еще и спровоцировала. 

- Перцовые баллончики и электрошокеры, видимо, для слабаков и лохов, да?.. - хмыкаю. Мелькает мысль, что, будь у нее шокер, я бы уже испытал его действие на своей шкуре... занятная мысль. Надо будет обмозговать на досуге. 

Ладно... вряд ли она сдохнет от кровоподтеков и гематом площадью во всю девочку. Если бы ребра задели ливер, то она бы первой визжала с требованием вызвать скорую. А нет - сидит, молчит. Значит, терпимо. Значит, жить будет. 

Кровью не харкает, и ладно.

- Слушай внимательно, тупица, - щелкаю пальцами на всякий случай и указываю на чай. Допивай-допивай, ага. - Сейчас я подниму и перетащу тебя на кровать, и будешь торчать там полулежа, как овощ, понятно? Вставать нельзя, ворочаться нельзя, сильно пыхтеть - нельзя. Ссать под себя тоже нельзя, если сильно приспичит - зови. Если не позовешь, я тебя в матрас закатаю. 

Сам отхлебываю из чашки. Блллять, какой же все-таки сладкий чай. 

- Дальше. Тебе охрененно больно, но если я дам тебе обезболивающее, тебе станет легче, и ты, глиста, начнешь ворочаться как ужаленная - почесаться, повернуться, сесть поудобнее и тэдэ. Когда отпустит обезболивающее, будет сильно хуже, потому что кости и связки ты растревожишь почти наверняка. Выбирай сама: замрешь и перетерпишь сейчас, или будешь просыпаться в холодном поту позже. Есть еще вариант выпить обезболивающее и замереть, как взрослая сознательная девочка, но не думаю, что это про тебя. Выбирай. 

Киваю. 
Красная или синяя таблетка, Одра?

Я думаю о том, что было бы прикольно сейчас дунуть Одре в лицо черным перцем или просто пощекотать нос. Она бы чихнула и заорала. И еще заорала, потому что под гнетом воздуха легкие раздвинули бы ребра, заставив напрячься мышцы - и привет. Я бы посмотрел.

Она как-то странно всхлипывает и болезненно морщится, стискивая зубы. Че такое-то? Сердечный приступ, инсульт жопы, кипяток пролила, все, умираешь опять?.. 

А, это она ржет. 

Вздыхаю.

- Ох ты ничего себе, вы посмотрите, кислотная леди выбирает жизнь без таблеток! Тебя уже поздравлять? - вздергиваю бровь и кривлюсь в усмешке. - Извини, праздничной растяжки “добро пожаловать из рехаба” не завалялось. 

Я вот могу смеяться, что немедленно демонстрирую. Завидуй, Одра, теперь тебе долго будут недоступны простые человеческие радости вроде от души поржать или покурить в затяг. Была бы нормальным человеком, восстановилась бы быстрее, а так... хрен знает, че у тебя там с птичьими твоими косточками. Может, они вообще трубчатые, как у вороны или курицы, и торчат там длинными щепками внутрь, как занозы. 

Да и сама ты вся - та еще заноза, Одра.

С одной стороны, мне куда больше нравилось, когда она пялилась в пол, не ёрничала и была готова абсолютно на всё. 

С другой - сейчас я чувствую себя спокойнее. Это как с хорьком. Пока он воняет и бесоебит, хочешь разбить его башкой об стенку; когда затихает и лежит тряпочкой, тревожно тычешь пальцем и переживаешь, как бы не помер.

Лучше бы прыгал, вонял и бесоебил.

А нет, верните тряпочку обратно.

Как-то так, да, Одра. 

Киваю, соглашаясь с выбором. 
(я бы выбрал таблетки, и будь что будет)
Выбор, Одра, твой, и все последствия тоже твои. Я бы, может, даже нашел тебе какой-нибудь корсет, если бы ты была человеческих размеров, а не... вот это вот.

Вот это вот пялится на меня дырками на коленках пыльных колгот и тычет пальцем в юбку. Ну юбка, ну и что? А, грязная. Ну да, вон то пятно грязи похоже на фламинго с отломанной ногой. А это - на слоненка. А, тебе типа не нравится?.. Когда-нибудь я научусь понимать этот мышиный язык жестов.

Кручу пальцем у виска. Этот жест тебе понятен, мышка? 

- Спасибо, всегда хотел, чтобы какая-нибудь переломанная леди упала в моей ванной и умерла там же, проломив себе череп. Давай-давай, вперед. Исполни мою, блллять, заветную мечту, - рычу.     

Перестелешь потом. И постираешь. И вот эти вот следы на пороге уберешь тоже. Петлю к пальто можешь не пришивать, мне похер, это не мое пальто. 

Протискиваю руку между стеной и подушкой - царапаюсь изгвазданным локтем - ворчу. Так... как бы тебя так зафиксировать, несчастное ты помойное животное... бллллять, от неё пахнет какой-то подворотней... подхватываю на руки, честно стараясь не сложить кису-рыбу в процессе напополам. 

Её волосы щекочут мне нос. Морщусь, чтобы не чихнуть, и задерживаю дыхание.   

Волосы пахнут улицей и какой-то азиатской приправой. 

Стыковка Одры с кроватью происходит успешно: как минимум, в процессе никто никого не уронил и не поломал - я же не долбоеб.

И в окно не выбросил, гляди-ка.

Ой, вот как мы заговорили! Что-то не припомню, чтобы ты звонила домой, когда в прошлый раз торчала у меня. Все еще надеюсь, что торчала не в том смысле, в котором нынче принято употреблять это слово среди твоих ровесников. Хотя какая уже разница, это было давно. Неделю назад, две, а то и больше. Целая жизнь, ага. Я имею в виду - целая жизнь для следов почти любой наркоты.

Если что и было в моей квартире, то уже никто ничего не найдет. Проблем быть не должно. А там хоть по вене ставься - это не мое дело, Одра. Перебегай на красный, пренебрегай солнцезащитным кремом, бей татуировки на родинках - ни в чем себе не отказывай. 

Молодость, мммать её.

Вроде бы ей было восемнадцать, плохо помню; вроде бы мне двадцать шесть - плохо помню. Восемь лет разницы. Вроде бы и немного, а целая эпоха, маленькая жизнь. 

Я бы дал ей лет шестнадцать, когда она сидит и молча вздыхает, пялясь в пол; я бы дал ей все двадцать пять, когда её лицо попадает в полоску света из окна: серое от усталости, с темными кругами, трещиной на губе и отекшей скулой. 

Да, в школу тебе в таком виде лучше не идти, Одра.

Впрочем, тебе и тут не о чем беспокоиться, да? Ты ж моя предусмотрительная центениалочка.
(тебе не нужно будет ходить в школу, если тебя выкинут, да?)
(ни слова больше) 

Я стаскиваю с Одры кроссовки - песок просыпается на одеяло. Что ж, Одра, приятных снов! А главное, комфортных... Вообще-то все эти фокусы со стаскиванием обуви и устраиванием малоподвижной леди на кровати вызывают у меня острое чувство дежавю: что-то такое уже было.

Только руки у леди были в порошке и мыле, а в желудке болтался ром вперемешку с текилой. 

- И кто же припрется по мою душу, если ты отправишь с моего телефона сообщение, м? - хмыкаю, кидая кроссовки на порог один за другим. Бам. Бам. - Мать, сестры, отец? Тот чувак? 

Не, так не пойдет, киса-рыба, я тоже не вчера родился. Сначала ты отправляешь хуй пойми кому сообщение с моего телефона и стираешь его, а потом мне названивают твои родители, любовники, коллекторы, дилеры, коллекторы-любовники и родители-дилеры. 

Знаешь че?

Обойдешься.

Я прекрасно знаю, что ты нахер никому не сдалась.

- Детское время закончилось. Телефоны под запретом, до утра потерпишь. Всё, отбой, спать, - хлопком по выключателю гашу свет в спальне.

Дверь прикрываю неполностью. 

Надо что-то сделать с телефоном Одры - как минимум, вытащить сим-карту. Скорее всего, для этого смартфон придется окончательно доломать. ООоооо, в этом я хорош.

Диво как хорош. 

Едва не спотыкаюсь обо что-то и пинком - рефлекторно! - отправляю это что-то в стену.

По стене расползается липкое чайное пятно, стекая на пол к осколкам.

- Одррррра бллллять, - рычу сквозь зубы.

Отредактировано Kaspar Kiraj (2020-05-21 05:55:32)

Забавно, но она, кажется, действительно легла спать – быстро и без лишних пререканий. Всего-то стоило милой проломить ребра и попытаться подправить личико, и она как шелковая – сопит себе в кроватке, давясь кровавыми соплями. Не то чтобы я собирался применять этот способ коммуникации в дальнейшем, но черт возьми, Одра – я запомнил.

Совершенно не считаю свой запрет на пользование телефоном до утра чем-то мелочным. Во-первых, мой дом – мои правила. Во-вторых, моя (а теперь, бллллять, уже не только моя) безопасность – моя забота, а ночные звонки избитой (даже не мной!) девочки хер пойми кому не входят в мое понимание безопасности. В-третьих, для звонков нужен как минимум телефон, Одра. Что скажешь?

Нету ручек – нету мультиков.

Взвешиваю в ладони побитый жизнью смартфон. Готов спорить, что его просто кинули на асфальт и пару раз наступили сверху. Дружеское напоминание о том, как важно вовремя отвечать на телефонные звонки, ага.

Охуенные у тебя друзья, Одра.

Впрочем, как ты и сама уже сказала, сама виновата. Выбирать друзей надо уметь, а врагов выбирать – вообще целое искусство. Не можешь – не берись, Одра. Улыбайся и маши, подставляй вторую щеку и укороти чертов язык. Целее будешь. 

Собираю осколки, стараясь не шуметь. Самому смешно. Поменяйся мы местами, черта с два она хотя бы уменьшила громкость музыки, долбящей в череп. Проблема в том, что я слишком хорош, чтобы оказаться на её месте – страдающим и в чужой постели; а даже если бы случилась такая напасть – я никогда бы к ней не пришел, хоть и знаю адрес.

Мне не нужна ни твоя помощь, Одра, ни чья бы то ни было еще.

Я умею выбирать друзей.

Пока ковыряюсь со смартфоном, включаю аудиокнигу; вообще ничерта не запоминаю на слух, но мне не хочется оставаться с мыслями наедине, а размеренный голос выдергивает и заземляет. Бла-бла-бла… телефон рассыпается в руках, достаточно подцепить ногтем шов на пластике.

Какого черта я вообще не захлопнул дверь перед её носом? Почему впустил, с каких пор мой порог – приют для ущербных котят? Почему вообще сижу сейчас на кухне с приглушенным светом, а не сплю в своей кровати?

О’кей, спать я просто не хочу, и мой режим спасибо не скажет, но это проблема завтрашнего Каспара.

Матрас не настолько хорош, чтобы позволить с комфортом разместиться рядом с поломанной девчонкой и не поломать ей что-нибудь еще в процессе.

Да он вообще не хорош.

Впустил потому, что…

Почему, почему, почему… Чертыхнувшись, ставлю аудиокнигу на немецком: заставляет сосредотачиваться куда сильнее. Следующая ступень, видимо, чешский. А там можно и языки поизучать. Можно подумать, они когда-нибудь мне пригодятся, ха-ха. Допишу в резюме, что могу сказать свободных столиков нет на четырех-пяти-шести языках, включая латынь.

Откладываю сим-карту размером с полногтя мизинца. Осталось не потерять. Смартфон со всеми его лишними деталями просто сгребаю в пластиковый контейнер. Пусть выкидывает сама. Или устроит ему пышные похороны. Мне все равно. Только контейнер пусть вернет.

Выключаю свет и просто утыкаюсь лбом в сгиб локтя. Закрываю глаза. Хотел бы – уснул прямо так, не вижу никаких проблем: мне уже давно плевать, где спать, лишь бы было хоть сколь-нибудь тепло.

Не хочу.

Поэтому просто дремлю под рокот аудиокниги и шум грозы за окном. Или шум аудиокниги и рокот грозы. Это же немецкий, любой вариант будет верным. Черт возьми, я скучал.

Если она думает, что я ничего не слышу, она глубоко ошибается.
(вздыхаю)
(видимо, мало попало, да, одра?)
(я же просил позвать)
(я же сказал не ходить в западное крыло, неужели это, бллять, настолько непосильная задача в чужом доме?)

Волна жгучего раздражения похожа на тошноту: выплеснуть – мерзко, проглотить – еще хуже. Я дышу через рот. Я открываю окно. Простое, блллять, условие: не вставай, позови.

Не вставай. Не поднимайся.

Сидеть.

Это же так просто, Одра! Так, сука, просто – и так до зубовного скрежета раздражает, что даже тут ты умудрилась налажать и укусить протянутую руку.

Малолетняя тупая шалава.

Блохастый котенок на пороге, первым делом нассавший в углу.

В темноте она кажется еще мельче, но не вызывает этого кретинского желания защищать или что-то вроде, не-а. Только добить, чтоб не мучилась.
- Просто хотел еще раз убедиться, что не сплю в собственной кровати ради того, чтобы… да просто так. Потому что тупой, - пожимаю плечами.

Я все еще могу это сделать, а ты, Одра – нет. И я все еще не уверен, что у тебя нет какой-нибудь хитровыебаной черепно-мозговой. Хотя нет, уверен. Есть. Где-то с рождения.

На кухне все еще читают на немецком про мышей-идиоток.

Я сажусь на край постели и вставляю в свой смартфон сим-карту Одры. Пальцы плохо гнутся. Хочется что-нибудь сломать. Телефона Одры мне было явно мало.

- Звони своему… домой и потом вызывай себе скорую. Понятно? – протягиваю смартфон в дрожащие синюшные лапки.

Так будет лучше для всех, о’кей?

Я смотрю.

Я жду, когда она заплачет - и вижу в свете экрана (дай ему время включиться, Одра, он не молод) свисающую с кончика носа каплю. Кап. Кап. За окном накрапывает дождь. 

Я жду, когда она заорет, когда начнет размахивать руками и кричать, что я урод (не согласен) и дебил (возможно). Я жду, когда она даст мне пощечину. Это развяжет мне руки - не в буквальном смысле, конечно. Я скажу ей все, что об этом думаю, и буду прав, потому что не я начал эту перестрелку. 

Скажу, что манал я впускать к себе в дом проходимцев вроде неё. Пусть поиграет в спящую красавицу где-нибудь еще; у меня слишком хороший слух и чуткий сон, чтобы водить меня за нос. За нос меня водить вообще не стоит. Зубы слишком близко. 

Едва на тебе зажили следы от моих укусов, появились следы от чужих ударов. 

Не отслеживаешь тенденцию, нет? 

Я жду и не происходит ничерта. Всё мое негодование так и остается при мне невыблеванным комком шерсти: щекочет горло и жжет в груди. Я имею полное моральное право раскрыть пасть и дать высыпаться и жабам, и змеям - я в своем доме и сижу на своей постели, на простынях, в которых хрустит песок. 

Я не имею никакого морального права добивать полудохлое животное, которое тянется за юбкой и руководствуется исключительно лишь своим мгновенным хочу.

Раньше меня это не останавливало, а теперь я просто смотрю.

Она сама себя добьет: сегодня ли, завтра... Сейчас выйдет и нарвется на компанию уродов (настоящих), и никто её не найдет - как ту... Рози, кажется.

Наверное, стоит вызвать ей такси. Таксист её всенепременно изнасилует и закопает - с её-то везением.

Две минуты ей будет тепло, а потом холодно - насовсем. 

Меня никто никогда не спросит, кто такая эта Одра, потому что нахуй никто не знает, кто такая эта Одра - даже я сам. Никто не вспомнит. Максимум, позвонят из полицейского участка и спросят, почему она мне звонила.

Да так, - скажу, - пили вместе когда-то. Что-то забыла. 
О, жаль, она беременна была, - скажут. 
О, жаль, у меня как раз тогда не было презервативов, - совру.
Она убита, - сообщат. 
Какая жалость, - отвечу.

Так все и будет, Одра, так все и будет. И мне ни капли тебя не жаль. 

- Забирай, - протягиваю сим-карту на раскрытой ладони, - И ложись, блллять, спать уже, а не майся дурью. Утром поговорим. 

Я ухожу на кухню и закрываю дверь за собой; утыкаюсь в сгиб локтя.

Провались ты. Почти уверен, что услышу хлопок входной двери.

И мне ни капли не жаль. Делай, что хочешь, Одра.

Входная дверь не хлопает.

Я забываюсь сном - поверхностным и неровным, очень на грани. Дробь дождя убаюкивала - и я проваливался. Скрипел матрас за стеной, когда Одра устраивалась удобнее - я просыпался, вслушиваясь.

Настоящий сон цепной собаки. Даже смешно немного. 

Когда соседи по лестничной клетке звенят ключами, просыпаюсь.

Когда птицы начинают орать, как оголтелые, просыпаюсь. 

У меня затекла шея, а позвоночник готов ссыпаться в штаны. Надеюсь, тебе там хорошо спалось, принцесса. Если ты хоть пожалуешься на боль - я тебя живьем съем. 
(потягиваюсь до хруста)
(шея вправо - щелк, влево - щелк)

Щелкаю кнопкой чайника; с паром и утробным бульканьем день рождается сначала. 

У воды привкус железа и характерный чуть желтоватый цвет. Еще немного, и я сам покроюсь коррозией, и ни одно оружие в мире меня не пробьет - затупится: и глефа, и нож, и язык Одры. Я плююсь зубной пастой. Вода розоватая: свой язык я все-таки вчера затупил. На локте - колючая засохшая корка. Пойдет. 

Я не буду готовить пиццу, Одра, и даже яичницу - не буду. Не буду и все тут. Хочешь - готовь сама. Не хочешь - голодай дальше в своем южном крыле. Или где там... понятия не имею. 

Растворимый кофе без молока - та еще отвратительная хуета. Кофе варить я, кстати, тоже не буду. Потому что очень тупо варить кофе на одного. А Одре я нихрена варить не хочу. Ни кофе, ни дезоморфин в ложке. Пусть сама варит.

Хотя если дезоморфин она варит так же херово, как кофе, то я ей очень сочувствую. 

Мне кажется. Или не кажется... я отзываюсь почти мгновенно. 
(её может снова тошнить)
(может, она умирает к чертовой матери)
(кипяток, сердечный приступ, паническая атака)
(если с первыми двумя я примерно представляю, что делать, то с третьим - хрена с два)
(могу прописать целебную затрещину)

Ладно... ладно. Я вижу выпученные поверх одеяла глаза - вполне себе живые и блестящие. Я вижу пыльные волосы и вполне себе розовые пальцы, вцепившиеся в край.

Она заслоняется одеялом, как щитом.

Это даже забавно. 

- Что хотела? - зеваю в кулак и прихлебываю кофе, садясь на угол кровати. - Скучно, поболтать не с кем? Птички с принцессой не разговаривают, бурундуков передушили, мыши пережрали варфарина?

Я понял, чего мне не хватает в кофе. Никотина. 

Открываю окно и выуживаю из полупустой пачки сигарету. Предупреждающе смотрю на Одру: даже не думай. Перетерпишь. 

- Ну давай, рассказывай. Как спалось там, как себя чувствуешь и какого хера произошло вчера. В произвольном порядке.

Щелкаю зажигалкой. Холодно, дура, укройся, окно же открыто.