Безысходность злит сильнее всего.
Сначала я пытаюсь успокоить себя тем, что не могу ничего предпринять из камеры в своей роли «заключенный под стражу». Время тянется хуже улитки - полицейские не верят ни единому моему слову, а когда я впервые озвучиваю алиби, даже не особо скрывают своих смешков. От осознания отсутствия каких-либо гарантий становится еще хуже
(хотя, казалось бы)
про реакцию Медеи я, в принципе, стараюсь не думать - закапывать себя весело лишь до определенного момента.
Потом наступает паника - прямо в момент осознания, что проблема вовсе не в сидении за решеткой.

Машинально проверяя карманы отданной мне куртки, я пытаюсь прикинуть, к кому мне бежать за помощью - и нахожу в голове абсолютное ничего.
Отсутствие идей частично можно списать на недосып. О каком нормальном сне сейчас вообще может идти речь? Мне приходится буквально заставлять себя хоть ненамного отключаться: в состоянии амебы от меня пользы не больше, чем от этих недоносков в форме, которые вместо поисков пропавшей девочки пытаются подловить меня на каждом слове.

С таким же аргументом я кое-как проглатываю кажущуюся совершенно безвкусной еду.
Если в первый день, когда осознание маячило где-то на периферии сознания, едва пробиваясь сквозь иллюзию «через пару часов выйду и все решу», я не испытывал особых проблем с базовыми потребностями организма, то за несколько часов до выхода мой диалог с самим собой больше походил на диалог с начавшим капризничать Детлафом.
Вплоть до аргументов «ты че не мужик что ли».

В кармане куртки обнаруживается пачка сигарет, бумажник с оставшейся на месте наличкой
(и на том спасибо)
и разряженный мобильный телефон.
Ключи от машины вроде как остались в квартире. Сама машина там под окнами.

Я даже не знаю, куда мне надо сейчас бежать в первую очередь.
К себе в контору? Представляю лицо Бальдо, прячущего фотографию своих дочурок с рабочего стола, когда я заявляюсь на порог нашего
(все еще, сука, нашего)
кабинета.
К Неро? Ха-ха, привет, меня тут выпустили, но твою дочь до сих пор не нашли.
(и убери нож)
(или это мэдди?..)
К родителям?
См. выше.

Вариантов остается всего два и...
Я смотрю на уезжающую машину Медеи, выдыхаю дым и нихуя не радуюсь самостоятельно разрешившейся дилемме.
Класс.

С одной стороны, её негодование и гнев объяснимы более чем, поэтому я честно пытаюсь не кипятиться на полную мощность.
С другой, не злится у меня не получается сейчас, в принципе.
(самое время, блядь, для сцен)
Последние две недели мой режим перманентной ярости выкручен на максимальную мощность. Единственное, что не давало мне сорваться с тормозов на допросах - это Рози.
Точнее, непосредственное понимание, что мои истерики не особо-то помогут её найти.

Моя память все это время услужливо подкидывает все прочитанные когда-либо мною истории о пропавших детях и варианты развязки.
Находят через несколько дней/недель/месяцев/лет живыми - в два раза больше времени родители пытаются все исправить.
Находят через несколько дней мертвыми.
Находят останки спустя годы.
Не находят
ничего
вообще
никогда.

Пустой желудок агрессивно выражает желание вывернуться наизнанку.
С трудом и не менее агрессивно я шлю организм нахуй и торопливо выхожу из такси, пока не пришлось платить еще и за испачканный салон.
Балерно встречает меня разбитыми уличными фонарями, темными улицам и горящим светом в окнах квартиры. Особых надежд я не питаю: возможно, полиция
(или медея)
(или одра)
забыли выключить свет, когда уходили, но все-таки...

Уже в подъезде я прикидываю ближайший план, состоящий из одного действия: принять душ.
Дальше предстоит решать проблемы по мере поступления.
(в конце концов, мне всегда есть, к кому сбежать)
(точнее, к чему)
(а че делать, когда все вокруг - сплошная, блядь, проблема??)

Выдохнув, я поворачиваю ключ в замке и несколько секунд неподвижно стою в раздумье, что мне надо реально делать после душа?
А не дохуя ли я хочу сейчас?
Может, мне надо сразу бежать к любым знакомым, которые хоть как-то могут помочь? Какое дело до моего внешнего вида и физического состояния сейчас вообще может быть?

Идей, кроме как связываться с какими-то совсем отбитыми преступниками
(что там у нас с ситуацией по торговле людьми?)
я не нахожу - и это если не задумываться о причине, почему все, собственно, подозревают меня.

Дверь тихо щелкает за спиной.
Я осторожно ступаю внутрь квартиры, будто непрошеный гость, прежде чем подать голос:
- Одра?..

Светлая макушка на секунду мелькает в дверном проеме, в котором я её все-таки жду. Здравый смысл держит меня в отрицании до момента, когда раздается копошение в комнате, после чего в глаза, наконец, бросаются прочие детали, прямо говорящие, что квартира все это время не находилась в полностью заброшенном состоянии.
То ли сказывается мое отсутствие, то ли что-то еще, но повсюду попадаются непривычные мелочи - брошенная футболка на диване, посуда в раковине, оставленная на столе еда - мне глубоко насрать, в каком сейчас состоянии все находится, и абсолютно не хочется анализировать, что здесь происходило, пусть хоть Одра закатывала тут вечеринку и не одну.
Так, может, было бы даже лучше, чем сиди она здесь в полном одиночестве.

Мысленно я цепляюсь за этот беспорядок, будто это единственный уцелевший спасательный круг, на котором можно удержаться в реальности.
Мне не хватает крайне тупых проблем в виде протекающей трубы, капающего крана, сломавшейся дверной ручки или треснувшего окна - я готов стучаться в каждую дверь подъезда с предложением бесплатно что-то подлатать, но механическая работа не даст мне необходимого: выполняя привычные для себя действия, я все равно скачусь мыслями туда, откуда сейчас очень хочу сбежать.
Настолько хочу, что пропускаю момент, когда Одра выходит из комнаты.

- Да, привет.
Я жду увидеть в её глазах настороженность и осуждение - то, что она до сих пор здесь, еще ничего не значит.
Вместо этого на меня смотрит усталость и непонимание.
С молчаливой благодарностью я отставляю попытки улыбнуться и сделать вид, что все в порядке.

В некоторые секунды мне кажется, что я куда-то отключаюсь, проваливаюсь в другое измерение, словно совсем сейчас не здесь; Одра тянет рукав куртки, заставляя ту сползти с плеча, я же даже не пытаюсь побыстрее избавиться от неё, хотя и чувствую раздражение - исключительно на самого себя.
Я вроде как не беспомощный слепой щенок.
Я не уверен в этом.

Отопление неважное - или дует со стороны окон - холод тут же облизывает плечи, заставляя поежиться.
Вот я якобы дома.
(над этим понятием рассуждать сейчас точно не к месту)
Вот я якобы не виноват и простите-извините, всего хорошего.

Руки зудят от моего желания куда-то их деть; мне просто необходимо двигаться, в моей голове нарастает опасение, что мне нельзя останавливаться вообще; рискую окаменеть и остаться в этом положении бесполезным куском камня, который даже в местный музей не поставят - максимум выставят на аукционе за копейки, после чего перекрестятся, что больше не надо этот пылесборник держать в своем помещении.

В тот раз ночная прогулка была уместна - по ощущениям, это было не три недели, а три года назад. Я должен спросить, пробовала ли Одра говорить с Джесси
(за три года-то должна остыть)
как там дела с Мораном
(за все эти месяцы никто не попытался прострелить ему башку?)
или хотя бы улыбнуться и назвать мышью, но вместо этого давлюсь пониманием, что если я выйду сейчас на улицу, то пойду точно не за газировкой.
А, может, и за ней - только назад в ближайшие часы не вернусь.
Короче, никаких прогулок.

- Ты без колы пила? Пережить можно? - Поворачиваюсь к ней, получая ожидаемый кивок. - Ну тогда вряд ли это хуже того пойла, которым меня пичкали последние недели. Только я сначала в душ схожу, окей?

По-хорошему, надо предложить ей не ждать меня, если она хочет спать - Одра ни коим образом не обязана тратить на меня свое время и силы, мне в последнюю очередь хочется обрушиваться проблемой еще и на её голову.
Я неосознанно акцентирую внимание на том, что Уинтер не шарахается от меня, похитителя маленьких девочек, не хлопает громко дверью
(не уезжает от участка с осуждающим светом габаритных огней)
и при этом не пытается делать совсем безнадежный вид, будто вообще ничего не произошло.

Это не переворачивает мое представление о мире или о ней, но дает первую, пусть едва осознаваемую, надежду, что, возможно, все более менее наладится, как бы абсурдно это не звучало в моей голове сейчас.

И я вполне осознанно хочу провести хотя бы несколько минут в компании человека, который вроде как воспринимает меня так же, как прежде, поэтому эгоистично предоставляю ей выбор молча, прежде чем скрыться в ванной комнате, прихватив первую попавшуюся под руку сменную одежду.
Сегодня из меня все равно собеседник так себе.