Томас давно привык, что обычно его рады видеть только те, кого насилуют или убивают и, возможно, ещё продавцы в мебельных магазинах. Поэтому, когда девушка, которой он любезно предложил свою помощь, едва не послала его на хер, он на это никак не отреагировал. Её, что очевидно, не насиловали и не убивали (и тут явно был не мебельный магазин). Впрочем, просьбу тоже не выполнил — где выход и без того было ясно, только в сложившихся по воле случая обстоятельствах «господин» к нему отправится нескоро и даже не хребтом по лестнице (возможно).

Томасу хватило пары секунд, чтобы оценить обстановку. Насилие тут грозило разве что плюшевому медведю. Почему-то именно по наличию медведя Томас понял, что жирдяй Эдди был прав — с сексом у этих ребят и правда всё хреново. Да и в принципе. На первый взгляд, это, конечно, было не его дело. На второй — разыскивай бы он пятидесятилетнюю продавщицу из булочной, это действительно было бы так (хотя никогда не знаешь, на что способен человек, которому не даёт жена).

Мужчина пока что показался Томасу каким-то невнятным, но в данный момент не представляющим опасности. Казалось, он сейчас расплачется, но это наверняка была игра для жены, а вот что заинтересовало Томаса — так это его руки. Костяшки пальцев на них были не так давно сбиты.

— В любом случае вынужден вас прервать, — сказал Томас тихим спокойным голосом, как и всегда.

Он достал из внутреннего кармана куртки удостоверение и показал на несколько секунд.

— Детектив-инспектор Стайрон. У меня есть к вам разговор, — сказал, обращаясь к мужчине. Затем достал фотографию и уточнил: — По поводу Аманды Броуди. Пройдёмте ко мне в квартиру.

Не убирая фото, Томас достал ключи и пошёл к своей двери, как будто было самым обычным делом прервать подобным образом семейную перепалку. С женщиной он попрощаться забыл. У него был пятый и не последний тяжёлый день на этой неделе, он занимался не своей работой, будто его хлебом не корми, а дай только поискать мёртвых проституток, так что ему ничего не стоило начать разговор прямо здесь, в подъезде, если вдруг мужчина решит, что он ещё не закончил выяснять отношения. Вот бы его жена обрадовалась, узнав такие новости в этот праздничный день. Томас и без того был чрезмерно любезен, предоставив для разговора свою личную квартиру, а не вонючую комнату в полицейском участке. Стоило поблагодарить его. Правда — в этих комнатах порой происходило такое, что не всё потом получалось смыть.

Томас открыл дверь и зажёг неяркий жёлтый свет. Квартира его была маленькой и скромной, начиналась сразу с некой общей комнаты, представлявшей собой гостиную, столовую и кухню одновременно. Дома он проводил мало времени, поэтому всюду было довольно чисто и ничто не бросалось в глаза — никаких лишних вещей, одежды, никаких фотографий, разве что над комодом висела потускневшая со временем репродукция Джексона Поллока без всякой рамы.

Томас оставил на вешалке куртку, но не стал снимать пиджак. Прошёлся по комнате, сел за круглый деревянный стол и положил перед собой телефон, фото и рисунок Луны — голубые глаза на листке из блокнота.

— Могу я увидеть ваши документы? — спросил он. Тон его голоса был почти усыпляющим.

Томас имел особенность наблюдать за людьми так, будто просто смотрел на них, как смотрят на плавающих в пруду уток. Он не таращился, не делал записей, и его лицо не выражало ничего. Именно это в большинстве и смущало его коллег, остальные реагировали по-разному. Кто-то любит, когда на него смотрят, и начинает рисоваться, кто-то — нет, смущается или же злится, а кто-то даже может этого не замечать. Но и те, и другие, и третьи реагировали одинаково, когда встречались взглядом с Томасом — они отводили глаза. Лжецы или чистюли, виновные или невинные — не правило, но тенденция (разве что социопаты могли смотреть на него в упор без всякого напряжения).

Томас с некоторым интересом отметил, что мужчина напротив не просто не отводил глаза —  он будто играл в гляделки. Жуткими его глаза были или нет — Томас смотрел на мир взглядом не грустной одинокой девушки, но человека, пережившего насилие и войну, и для него вообще не существовало ничего жуткого — но с рисунка смотрели определённо они же.
Интересно было и то, как мужчина улыбнулся жене, как отреагировал на фото проститутки (никак), показанное перед носом жены, как вёл себя сейчас, сидя в квартире у полицейского, который появился, будто джин из бутылки. Словом, создавалось впечатление, что ситуация казалось идиотской только Томасу.

Пришлось встать, чтобы взять запрошенное удостоверение из куртки, но он ни сказал ни слова — просто встал и взял, потом сел обратно, показал удостоверение, поставив ребром на стол. Фото было пятилетней давности, не самое лучшее — он переводился из отдела по борьбе с наркотиками. Работая с убийствами, Томас странным образом стал лучше выглядеть — во всяком случае, исчезли чёрные круги под глазами. Убрав удостоверение в сторону, он включил диктофон на телефоне. Пододвинул и изучил водительские права.

— Допрос Эндрю Ливингстона, восемьдесят седьмого года рождения, по делу исчезновения Аманды Броуди, четырнадцатое февраля, 21:38, присутствуют Эндрю Ливингстон и детектив-инспектор Томас Стайрон, — сказал он и затем вернул права.

По правилам не следовало, конечно, вести официальный допрос в неофициальной обстановке, но по факту было проще потом подшить такую запись, чем сейчас вести в участке допрос по делу, которое он не ведёт (которого, вероятно, нет и в помине).

Словом, все вопросы Эндрю он проигнорировал, разве что отметил про себя. В другой день он бы, может даже, нашёл забавным подобное замечание о Поллоке. Что, впрочем, можно было на это ответить? (О да, я потому и перевёлся в отдел убийств, что ни день — то новая картина.) Сегодня ему в любом случае было не до этого.

— Мистер Ливингстон, вам знакома Аманда Броуди?

Томас пододвинул фото ближе, чтобы его было лучше видно. Хотя наверняка после смерти она выглядела совсем не так. Томас знал, как это бывало иногда — увидишь человека после смерти и не можешь потом вспомнить, как он выглядел при жизни.

— Расскажите, что вы делали в прошлую пятницу, седьмого февраля, после восьми вечера.

Отредактировано Thomas Styron (2020-04-08 19:41:09)

Луна ошиблась, вряд ли Эндрю Ливингстону удалось бы удачно сыграть в кино. Но вот в театре он наверняка справился бы отлично. Томас был из тех, кто может три часа без остановки спокойно смотреть фильм Феллини, в котором почти ничего не происходит, он не очень любил театр, где всё было несколько чрезмерным: эмоции, страсти, мотивы. Это отдавало привкусом неестественности, и Эндрю им тоже отдавал ещё с того момента, когда улыбнулся жене. Он был будто жвачка со вкусом томатного супа — вроде вкус есть, а в желудке ничего, кроме слюны. Все эти забавные оговорки, пристальный взгляд. Ему словно не сиделось на месте. Он всегда такой, интересно?

Томас слушал его молча, внимательно и запись не останавливал. Сидел ровно, не отнимая рук от стола. Нельзя было сказать, что ему всё равно, как нельзя было сказать и что ему не всё равно.

— А вам нужен адвокат, мистер Ливингстон? — спросил он. — Вы нервничаете? Пока что я допрашиваю вас в качестве свидетеля, и это простая формальность. Привычка, скорее. Вас это смущает? Я могу убрать диктофон. Если я решу выдвинуть вам обвинения, тогда вас вызовут в участок и будут допрашивать как подозреваемого в присутствии адвоката.

Томас мог задержать его на сутки хоть прямо сейчас, не выдвигая никаких обвинений. И да, ему случалось вести допрос целые сутки — так себе было удовольствие. Допросы вообще были одной из самых сложных составляющих его работы, хотя делать ему приходилось всякое. Даже разглядывая расчленённые тела, Томас ощущал меньшее напряжение, но едва ли это кто-то замечал.

Стоило бы налить чашку чая прежде чем начать этот разговор. Впрочем, «жевать» Эндрю Ливингстона он долго не планировал. Монолог о жене Томас выслушал с бесстрастным видом и салфетку не предложил. Ему с трудом представлялось, как измена в ответ на измену решает проблему измены, но когда берёшь в руки автомат, чтобы восстановить мир, перестаёшь задаваться подобными вопросами морали.

Он пояснил:

— Аманда Броуди пропала седьмого февраля, и вы последний человек, который видел её.

Живой? Шутка в том, если Аманда не свалилась в реку, то последний человек, который видел её живой, первым же увидел её мёртвой. Чтобы это не прозвучало как обвинение, Томас на всякий случай добавил:

— Предположительно.

Потом спросил:

— Где Аманда обслужила вас? Это случилось в машине? Расскажите о том, что произошло после этого, более подробно. Меня интересует, во сколько вы закончили и почему проводили её домой. Вы отвезли её на машине? Видели, как она вошла в дом? И уточните адрес, хотя бы приблизительно. Всё, что сможете вспомнить. Что она говорила. Любые детали могут быть полезны.