Единственный источник освещения в уборной придает моему лицу излишнюю рельефность - под глазами и скулами черные впадины, рот проваливается куда-то следом в темноту, под бровными дугами я едва различаю собственные глаза. Тень ползет по моему лицу, когда я собираю волосы в хвост, а после раздваивается на две линии.
Я беззвучно повторяю: у тебя все хорошо.
И стряхиваю оставшуюся на пальцах порцию выпавших волос в раковину - местная экологическая обстановка определенно хуже, чем та, где мне приходилось обитать четыре года назад.

- Нам нужно поменять лампочку, - говорю я, когда выхожу в псевдооперационную - Серадж отрывается от зашивания несерьезной раны на руке постояльца, кивает головой и возвращается к процессу, сосредоточенно продолжая цеплять чужую кожу крюковатой иглой. Моя помощь определенно не требуется, поэтому я собираю уже использованные инструменты, заворачиваю в бумагу
(нам приходится буквально каждый день притаскивать сюда разную найденную макулатуру - ни в коем случае не богом забытый глянец)
и отправляю в сушильный шкаф. Сухожару потребуется два часа для полной стерилизации инструментов, но во избежание проблем наведывающихся пациентов мы используем стандартные антисептики, которыми пользовались еще задолго до нашего рождения.

По началу было страшно.
В каждом из завалившихся, покрытых запекшейся кровью
(или притащенных на плечах друзей)
(или среди этих друзей)
я видела его.
По началу было очень страшно - и до сих пор немного. Я списываю все на сверхурочные (ха-ха) часы работы, на проблемы в своей голове, на страх за Лили и на сотню других причин, которые имеют полное право на существование. Вместо проявления нервозности я молча делаю свою работу: ассистирую Сераджа, выполняю перевязки, подготавливаю инструменты и обеспечиваю уход за теми, кого еще не забрали - или пока раненный сам не будет в состоянии подняться и пойти отсюда подальше.
Серадж весьма категоричен к идее превратить местную клинику в больницу, поэтому предпочитает сразу накручивать тариф. Проблемы никому не нужны, особенно мне - я полностью поддерживаю его идею, понимая, что чем больше здесь будет задерживаться подозрительных лиц, тем больше вероятность, что они смогут каким-то образом стать связующим звеном между мной и...

На мгновение мне кажется, что мое сердце пропустило удар от нежелательных мыслей.
Забавно, сколько фантомных ощущений сохраняет организм даже спустя столько времени. Мое сердце спокойно бьется за ребрами, не проявляя и намека на панику или тревогу.
Оно, конечно, ускорится, случись что-то непредвиденное
(например, через порог перешагнет..)
или недавно чуть в буквальном смысле не выскочило из груди, когда Лили лишь чудом не опрокинула на себя миску с кипятком.
Я выдыхаю и выхожу в подсобное помещение.
Нужно проверить запасы.

Поздним вечером я слышу, как дверь с улицы открывается - невольно прислушиваюсь ко звукам, пытаясь определить тяжесть состояния зашедшего, но ни хриплого дыхания, ни тяжелой поступи не распознаю. У меня в кармане ножик на случай неадекватного поведения посетителя, хотя ни разу не приходилось им воспользоваться.
В глубине души, я обреченно понимаю, что он мне и не поможет, если сюда придет..
Распахнув дверь, я поднимаю взгляд от пола на стоящую мужскую фигуру.

Сердце пропускает удар - и на этот раз мне это не кажется.
Ни капюшон, ни нейтральная одежда, ничего на этом богом забытом и проклятом радиацией свете неспособно заставить меня не узнать.
Я резко захлопываю дверь в надежде, что он меня не увидел, и тщетно давлю начавшийся тремор в руке, которую я держусь за ручку.

(пожалуйста, уходи)
(пожалуйста, уходи)
(пожалуйста)

Ужас раздавливает меня через пару секунд, как щелкнул замок.
Кажется, я не могу дышать.
[nick]Marie-Thérèse Morel[/nick][icon]https://i.imgur.com/s0pbsdW.png[/icon][status]it's ok[/status][lz]<div class="lz"><a href="ссылка на анкету"><b>МАРИ-ТЕРЕЗ МОРЕЛЬ</b></a><br>подпольная медсестра.</div>[/lz]