- STUART 'STU' POLLOCK -
[стюарт 'стю' поллок]

oliver jackson-cohen

oh a glassy eyed stare, a passing idea
hold on just a minute, let me stop you right there

___________________________________________________________
[indent] Связи: Эмили Поллок — мать, 1958 года рождения. Умерла или пропала без вести.
Говард Поллок — отец, 1956 года рождения. Умер или пропал без вести.
Анна Поллок — родная сестра, 1988 года рождения. Умерла или пропала без вести.
Хьюго Кемп — сукин сын. Не умер, но какого-то хуя пропал.

Биография:
Он родился, и с колыбели был кровь с молоком. Пятиконечные всплески белил вместо ладошек и свежий румянец, больше похожий на кровоподтёк. В нём и души не чаяли, такой был светлый. Ангел, а не ребёнок. Когда ему было четыре, он рассказал родителям, что видел в зеркале чёрного человека. Старшая сестра Стю тогда пекла блинчики на летней кухне, отец ехал с работы, а мать гостила у бабушки. Никто не поверил ему, хотя все напряглись. Ангельский ореол вокруг Стю растворился. Анна в тот день пролила масло. После Поллок часто видел чёрного человека: в густой тени, сжиженной в дверном проёме, в спальне и в ванной по ту сторону зеркала, в собственной глотке, если забыться и слишком долго кривляться с утра вместо чистки зубов. Стю теперь был полуангел-полурагу.

В пятнадцать лет он проколол оба уха в тату-салоне, а годом позже — губу в собственной ванной. Орудием стала булавка, найденная в спальне матери. Он вспомнит потом, что губа его раздражала. Он был бунтарь без причины. Поллоки-старшие заставили его выучить Отче наш, но заставить молиться по вечерам не смогли. Их учтивая светская набожность, выражение лиц “а вдруг там что-то есть?” раздражали его. Он знал, что они знают, что он ВИДЕЛ, и что он ПРАВ, и что-то определённо ЕСТЬ. Врач сказал, это всё переходный возраст. Чего только в голову не взбредёт, пока дрочишь, да? Всякие глупости. Стю перестал делиться тем, что кипело в его голове. Он предпочёл родителям, мягким, точно забытое на столе масло, своего нового друга, с которым он познакомился ещё в школе. Вместе с ним он сбежал в Эдинбург. Поллоки несколько раз звонили ему, но не получили ответа. Быть честным, Стюарт боялся их гнева, хотя и не верил в него. Как в гнев Божий.

Его новый друг (и сосед разом) был странным и самую малость просвечивал, как новообразование на сигаретной пачке. Он всегда знал, как развлечься в субботний вечер. Он всегда знал, где кожа тоньше и куда надо вдавливать остриё, чтоб заживало быстрее. Друг завешивал зеркала в спальне и мог громогласно смеяться. Как будто бы он смеялся не горлом и диафрагмой, а кишкой городского метро. Это знакомство было не слишком долгим, но ярким. Поллок попробовал всё, что можно скурить, занюхать и растворить в слюне за это время. Друг заполнил всю его жизнь, всё существование. Он заполнил его настолько, что отпечатывался в зрачках случайных прохожих и окнах случайных домов морозной ночью. Однажды Стюарт стянул с зеркала на двери шкафа плед, просто чтоб подурачиться на кровати, но друг его не отразился. Этой твари нужно влезть в зеркало, чтобы маячить в нём кофейной гущей и заставлять сестру Анну проливать масло.

Анна была единственной, кто заговорил со Стю о Происшествии В Четыре Года. Она сказала, что это всё ерунда, но Стю может спать в её комнате, и человек не придёт. Поллок скучал по этому. Он тогда не признавался себе, но он страшно скучал по семье. Через четыре года после своего бегства, разменяв уже третий десяток, испугавшись не человека в зеркале, но отсутствия его в зеркале, он решил возвратиться домой. Сначала хотел позвонить, но струсил, боясь разочарованного и убитого тона по ту сторону провода. Он подумал, что им будет сложно отвергнуть его, если он будет стоять на пороге, понуро, покорно и виновато свесив тяжёлую голову.

Но его не встретили ни на пороге, ни в серой прихожей, ни в гостевой. Дом был пуст без причины. В холодильнике Стюарт нашёл семнадцать пачек пастеризованного молока с фотографиями пропавших детей. Он видел такие в глубоком детстве. На молоке был он. Семнадцать пачек, семнадцать фото. С четырёхлетнего возраста, когда он впервые увидел в зеркале то, чего не было в мире напротив зеркала, вплоть до фото двадцати одного года, точно такого же, какое он сделал полгода назад для водительских прав. На первой пачке его фото, кровь с молоком, и жирная чёрная надпись: ВЫ МЕНЯ ВИДЕЛИ? Стюарт Поллок, четыре года на момент исчезновения, последний раз его видели в июле 1992-го года на заднем дворе дома Поллоков, был одет в клетчатую рубашку и синие шорты, особых примет нет. Стюарт поставил пачку на полку. Он вспомнил, что в тринадцатилетнем возрасте носил чёлку, а на фото шестнадцати лет смотрел прямо в душу, чуть поведя окровавленными ртом с горячим следом запёкшейся в нижней губе булавки. Фото, где ему двадцать, сделано в университетской комнате его друга, у него пьяный взгляд и застывшая на ощерённых зубах пузырями пивная пена. Он помнит день, когда сделано это фото, и даже крики приятелей, что ободряли его встать у стенки и изобразить живое распятие.

Он просидел три часа в спальне Анны, выщербленной, как пустое яйцо. Соседи сказали, что Поллоки потеряли смысл к существованию, когда их четырёхлетний сын пропал без вести. Анну они не помнили. Это неудивительно: отец и мать были хиппи, и из каких-то своих убеждений скрыли сам факт того, что она родилась. Она жила без документов, а соседям они говорили, что это дальняя родственница-сирота, что кочует по родственникам, пока не решится её судьба. Стю вылил всё молоко из первой пачки. Оно было свежее, пахло стерильно, но пить он не стал. Вторая пачка (где он пятилетний) выплеснулась в стакан бурой кровью. Поллок вылил все пачки. Он шёл по порядку первые пять: молоко-кровь-молоко-кровь-молоко, потом он впал в бешенство и стал открывать тетрапак беспорядочно, злобно выхватывая его с полок, но закономерность не нарушалась: кровь-молоко-кровь-молоко-кровь вплоть до последней пачки.

Стюарта Поллока не нашли, в 2001-ом отец повесился в ближнем лесу, а мать, убитая горем, ссохлась до одеяльной мумии за год после трагедии. Анны не было вовсе. Только пятно от пролитого масла на дубовом полу, за которое ей на целый месяц было запрещено покидать свою комнату (Стюарт был рад, потому что он не боялся, только свернувшись калачиком в мягком полупрозрачном подоле её домашнего платья).

Стю забрал из отчего дома крохотный мамин крестик и папину трубку для табака. Вернувшись в город, он чуть не попал в общинную секту, за пять лет сменил семь или восемь квартир, терапевтов и ещё больше партнёров. Он сделался и остался католиком, но не истовым, а больше мягким, как случайно оставленный на столе брусок масла. В папину трубку он забивал ганджу. Зеркальные пляски продолжились. В кофейнях он просит либо ристретто, либо напитки на соевом молоке. Он не менял права. Зрачками бродячих собак смотрит старый друг детства. Он не пытается скрыть синяки под глазами. ВЫ МЕНЯ ВИДЕЛИ? ЕСЛИ БЫ ВЫ МЕНЯ ВИДЕЛИ. НО ВЫ НЕ ВИДЕЛИ.

Старые мысли, которые он принимал за всплески гормонов в юности, они вернулись. Иногда он берёт в супермаркете пиво в конической таре, и раздумывает о том, что было бы, если бы он затолкал бутылку в вагину кассирши и несколько раз ударил по животу. Он завешивал бы зеркала, но на каждой квартире бьёт их, как только въедет. Собираясь с утра на работу, он проверяет порядок на голове, смотрясь в лужи. В сухие дни, припечённый солнцем, думает, как бы поджечь себе голову. У него есть две справки о том, что лактоза грозит ему анафилактическим шоком и крайне мучительной смертью. Иногда по утрам он медлит идти к раковине чистить зубы и замирает, вглядываясь в барабан стиральной машинки. Решето за стеклом блестит, будто в него натолкали янтарных кошачьих глаз. Он прошерстил весь My Milk Carton в поисках Анны, но она появляется только тогда, когда он сидит над крестом матери и теребит его в пальцах, как самородок. Он продаёт всякий хлам и забивает досуг молитвой и веществами самых различных формул, людьми разной степени испорченности и странности. Демонология стала его увлекать. Он практикует ночное бдение над даркнетом в поисках информации о зазеркальных жителях и загадочных исчезновениях, но всё, что ему удаётся найти, придумано сумасшедшими анонимами, утверждающими, что странный официант в кафе их офиса подсыпает в обеденный суп стрихнин и мышьяк в пропорции два к одному. Врач говорит, у него ОКР. Чего только в голову не взбредёт, пока дрочишь, да?

[indent] Что-то пошло не так: в 2005 году семнадцатилетним подростком сбежал из дома. Вернувшись домой в 2009, обнаружил старшую сестру никогда не существовавшей, отца повесившимся в 2001-ом году, мать почившей в 2002, а себя пропавшим без вести в четырёхлетнем возрасте. С этого же нежного возраста видит всякое в зеркалах, других отражающих поверхностях и игре теней. Как уже стало понятно, живёт на приколе.

___________________________________________________________

Предпочтения в игре: первое/третье лицо, мучительно медленно. большое внимание уделяю слогу. птицу-тройку, гифки и лапслок в ведро. сам себе режиссёр
Судьба персонажа: хочу, чтобы хьюго снюхал мой прах с моего члена (извернитесь как-нибудь я не знаю)