Едва дверь захлопывается за моей спиной, я делаю глубокий вдох в безуспешной попытке избавиться от головной боли порцией свежего воздуха. Насколько в этом районе Эдинбурга полезно устраивать себе прогулки вне помещения - интересный вопрос, однако в ближайшее время никаких оздоровительных выездов за черту города у меня не запланировано.
Приобретенный синий коробок в руках - вроде как мое спасение на следующие десять дней, и особых надежд, что все пройдет раньше, я не строю. Продавив таблетку через фольгу, я быстро запиваю её остатками холодного кофе: с кофеином оно действительно работает быстрее.
Больше всего я опасаюсь, что в один момент мне перестанет помогать и это. Обращения к специалистам не останется без внимания, хотя все можно списать на легкое утомление и
гребанные сюрпризы десятилетней выдержки.

Время немного позднее для бодрящих напитков, но из-за одного чрезвычайного происшествия у меня не остается времени для того, чем я занимался последние десять дней. Если до позавчерашнего дня часть меня находилась в полной прострации, не улавливая, где реальность, а где тоже реальность, но чужая, то сейчас я чувствую себя так, будто мне снова двадцать: птенца только выпнули из гнезда Академии, и он не имеет понятия, за что хвататься в первую очередь.
Только на этот раз с советом мне обратиться особо не к кому.

(о, знаешь, я тут от одного психа шарахаюсь, как падаль)
(присаживайся, очень занимательная история)
(вот бы мне самому в ней еще разобраться)

Боль отступает, когда я почти подхожу к дому. По-хорошему, надо оставаться в покое, в тишине и темноте - тогда все будет приходить в норму быстрее, однако у меня нет времени на подобную роскошь. Если сейчас мое сознание функционирует без проседаний, а мне удается здраво мыслить, то не факт, что все не откатится назад.
Однако возвращении Истрова кое-что меня успокоило
(по поводу него самого я еще не определился)
а именно момент с перескоком во времени - подобные аномалии возможны, и это несколько развязывает мне руки, но даже если я пойму, как Ливингстон оказался в этом цикле, то остается другой вопрос: каким образом зацепило меня?

Версия, что этот ублюдок увлекся своей безнаказанностью и предварительным знанием моих действий, хороша, только не выглядит достоверной. Какое бы значение не хотелось придавать собственной гибели
(многократной)
идея опираться на мистицизм убийства
(к которому я всегда относился с легким скепсисом)
не кажется надежной. Одно дело, когда жертва мертва, и обстоятельства смерти ведут за собой последствия, с которыми приходится работать уже нам.
Но я-то жив. Формально, в цикле Ливингстона я был лишь фигурой, которая несет в себе минимальный смысл.
Можешь выстрелить в неё, можешь пройти мимо. Если что аномальное и могло случиться, оно осталось там.
Не здесь.

Возвращаясь к ассоциации с компьютерной игрой, можно сказать, что в ней моя смерть даже не фиксировалась бы.
Так какого черта?

Буря тревоги поднимается во мне, едва я закрываю за собой входную дверь. Несмотря на стоящую тишину, во мне буквально все кричит, что в доме кто-то есть.
Припомнив, что Истров точно остался в штабе, а Циан бы таких сюрпризов не устраивала мне, я сокращаю список вариантов до трех пунктов - и каждый из них заставляет меня сразу положить руку на кобуру, прежде чем включается свет.

..первый вариант оказывается правильным ответом.

Продолжая держать руку рядом с оружием
(коленные чашечки все еще очень хорошая цель, эндрю)
я проглатываю рвущееся наружу возмущение и быстро осматриваюсь. Мои записи с попытками вспомнить все из цикла убраны и нигде не видны как акт чужого любопытства - я тихо выдыхаю.

Подарок?
На меня с подоконника смотрит кактус.
Я озадаченно смотрю на него в ответ.
Несколько секунд мы гипнотизируем друг друга, прежде чем я перевожу взгляд на лужу воды на подоконнике - вспыхнувшее раздражение позволяет тут же за себя зацепиться и прийти в себя.

- Адрес ты мой узнал, а номер телефона нет?
Убирая руку с оружия, я подхожу ближе к кактусу. Про его адекватность
(эндрю, не растения)
комментарии излишни.

- Что за фокусы?
Долгожданный эффект от таблетки исчезает в одно мгновение.
Голова, по ощущениям, буквально взрывается новой порцией боли.

Я кошусь на Эндрю, медленно выдыхая.

Ну да, мне же больше не о чем, кроме него и его кактуса, беспокоиться.
При всем желании у меня, конечно, нет возможности обесценить проблему существования Ливингстона и телеги побочных эффектов впридачу, но если бы на этом все заканчивалось, то..
..то ничего бы не изменилось, потому что в моей памяти всплыло достаточно моментов из цикла, чтобы в последнюю очередь предполагать желание Эндрю сделать сюрприз в виде неожиданного чаепития.

В комнате раздается тихий щелчок - теперь в искусственном свете я могу нормально осмотреться и не увидеть ничего примечательного, что могло бы вызвать во мне еще больше беспокойства, если не считать ощущения, будто мне тисками сдавливают виски. Переборов желание потереть их, я прислоняюсь спиной к стене и складываю руки на груди.
Какое-то время я молчу, всматриваясь в лицо гостя.
Хм.

(и что из моего требования не попадаться на глаза ему было непонятно?)
(ладно, я не настолько наивен, чтобы верить в прилежное поведение ливингстона)

- Ты пришел подарить мне кактус и побеспокоиться о моем внешнем виде? 
(или поучить меня делать мою работу?)
(ну так может пойдешь отсюда уже??)
Стоит отметить, что он тоже выглядит.. не очень. Это проскальзывает в мелких деталях, точнее, в мелкой мимике - и от мысли, что в случае головной боли Эндрю пытается справиться обычным ибупрофеном, мне становится несколько зло и смешно.
(в глубине души, конечно, потому что мне самому стоит поискать варианты получше, чем стандартные нестероидные препараты)
(от боли буквально тошнит, и все было нормально до его визита)

Обмениваться язвительными репликами можно до самого утра - перспектива так себе и доверия не внушает.
- А может и не станет. Что ты хочешь услышать? Что вопреки моим предупреждениям, оно все расследуется за пару недель? Или что я начну тебе отчитываться?
(что я рано или поздно переборю себя и застрелю тебя - на этот раз уже наверняка?)
- Я узнал, что ты не один такой особенный.
И это уже много.

О подробностях я не распространяюсь. Во-первых, жирно будет. Во-вторых, еще неясно, насколько случай Истрова может тут помочь, однако он может дать мне зеленый коридор в сторону архивных дел - и избавить при этом от лишних вопросов в мой адрес.
- И раз ты здесь, то займись делом.
(вытри лужу)
Достав из тумбы несколько листов бумаги и ручку, я кладу их перед Ливингстоном.
- Мне нужно описание хотя бы трех последних дней до седьмого числа. Если есть хоть какая-то странность - даже если она кажется максимально абсурдной - пойдет. Хоть соседская кошка, выглянувшая в окно на час позже обыденного.

По-хорошему, мне надо еще раз осмотреть дом, потому что все всплывшее в моей голове на сегодняшний день прямо говорит: мне этого особо сделать не дали.
А хотя...
- Ты случаем за свой цикл дом свой ни разу не сжигал?..
Не все же моим убийством он развлекался.

Отредактировано Rem Gilchrist (2020-03-16 19:41:35)

Не совсем понимаю, у меня скулы свело сейчас от головной боли или от желания перейти к более действенным способам допроса. Ну те самые, когда «что ты мне сделаешь?» сменяются на «только не по лицу». Склонив голову на бок, я слабо усмехаюсь.
Ну да, ну да.
Поглядите на этого мастера жечь не статичные объекты.

(лучше бы себя сжег)
(хотя тут я точно могу помочь)
(лучшее вложение твоих налогов, ливингстон)

Сейчас он меня уже даже не злит.
Он раздражает - и я могу проявить достаточно терпения, чтобы по-минимуму демонстрировать это, но, очевидно, Эндрю не из чистой случайности проезжается по моим нервам наждачной бумагой, так к чему разводить тут интеллигентное противостояние?

Мне трудно сосредоточиться. Мысли не вовремя стекают в сторону коробки таблеток в моем кармане: возможно, выпив сразу две, эффект будет значительно лучше?
Что он понял?..
Так.
Резкое возвращение от негодования к сути дела благоволит моим способностям игнорировать нарастающий дискомфорт. Несмотря на мои уточнения про дом, я уверен, что это вообще ни разу не верный путь: почему оказался в этом только Эндрю, а его жена и дочь нет? Да, они жили раздельно
(конечно, я выяснил все)
но... Нет. Просто нет. Впрочем, заставить кого-то делать ремонт после тщательный обысков Инквизиции выглядит неплохой идеей - хоть чем-то его можно будет занять на ближайшие недели, чтобы не маячил перед глазами. Заодно подумает в следующий раз высказываться про ненадлежащее качество работы инквизиторов.

Я резко выдыхаю и пододвигаю к себе свободный стул.
(шутник, блядь, нашелся)
(уморительно ему, поглядите)
Нет смысла тянуть разговор сильнее, а похождения вокруг да около начинают безумно утомлять.
Не сводя с Ливингстона глаз, я сажусь напротив и с полминуты пристально смотрю, прежде чем вскинуть брови и сложить руки на груди.

- Ну и? Либо выкладывай, либо выметайся. Нахождение с тобой в одной лодке приносит мне не больше удовольствия, чем тебе.

Параллельно я прикидываю, что ему придется преодолеть преграду в виде стола - это дает мне несколько секунд форы, чтобы успеть среагировать на попытку добраться до меня. Полагаться на его сознательность и завуалированные уверения, что «кукуха» на месте?
Увольте.

Оригами настолько выбивается из общей картинки перед моими глазами, что я едва не упускаю кое-что важное - важнее, чем некая информация, с которой Эндрю якобы пришел.
(он лжет)
(или нет)
Пока меня продолжает разматывать то, что Ливингстон почему-то решил, будто я должен бегать за ним по городу и рассказывать о каждом шаге, не забывая при этом уточнять не вспомнил ли он что-то
(а я ему этот лист не для демонстрации своей ловкости рук дал)
внимание улавливает изменения.

Они касаются его интонаций, его мимики и..
усилившейся головной боли, едва он вынужден приблизиться ко мне на полметра, двигаясь в сторону выхода.

Я думаю: и черт с ним, пусть проваливает на все четыре стороны - следующего раза не будет, потому что я напросто сдамся начальству и тогда Эндрю займется другой инквизитор, который не будет обременен какими-то там аномальными связями и прочими неудобствами.
Не хочешь сотрудничать, а хочешь задавать тупые вопросы?
Ну так продолжай в том же духе, это определенно тот самый путь в сторону успеха.

- Я отдам твое дело другому, - спокойно произношу, смотря перед собой. - Выложу все как есть, на официальном уровне, а не с подпольными расследованиями. Тебя передадут кому-то рангом постарше, скорее всего, кто наверняка сталкивался с чем-то подобным.

Меня, вероятно, временно отстранят от моих расследований, выпишут отпуск или попробуют что-то сделать с моей (нашей?) проблемой. Стиснув челюсти, я поднимаюсь со стула и делаю несколько шагов в сторону Эндрю.
По ощущениям, в моей голове что-то стучит в набат.
Арматурой.

Ничего, бывало и хуже.

- Нет никакой причины, - я делаю еще шаг ближе. Меня не учили прятаться от опасности в шкафу, как и не учили прыгать в раскаленную лаву с головой - но, очевидно, иногда нужно подойти к краю слишком близко.
- Максимум - случайные события, которые сошлись друг с другом. Я думал, что это могло быть каким-то проклятием с участием демона, но нет - слишком сильно для какой-то мести или причинения невзгод тому Эндрю Ливингстону, который был до цикла.

Да, я обязательно вложу этот оригами в папку с личным делом, которое я составлял не без помощи обрывков своих галлюцинаций и вездесущего Мартинеса - услуги последнего, к слову, и не понадобились, потому что копать там было нечего. Чем занимается Эндрю после цикла, меня не касается вообще.
Боль усиливается с новым шагом, мне почему-то становится очень весело.
Боль рассеивает внимание - и делает любого более нервным.

- Это не объясняется учебником физики или какой-либо научной статьей из PubMed. Можно найти примерную причину, которая устроит тебя как такова, но истина в том, что это аналогично системной ошибке компьютера. Возможно, кто-то из твоих соседей практикуется в демонологии, и тогда тебя просто зацепило. Возможно, ты слишком часто проходил мимо места, где грань истончилась - и это тоже лишь побочка.

Я понимаю, почему Ливингстон не заинтересован в том, чтобы я сначала избавился от своих приступов дереализации. По мере приближения к нему я все больше улавливаю образы, всплывающие в сознании - тех самых, где один из нас умирает - и это, в теории, и мотивирует меня продолжать, но одновременно оно мне мешает.
Ему, полагаю, тоже.
- Кстати, соседей твоих я проверил и некоторых коллег тоже. В офисе и рядом у вас тоже не замечено никаких подозрительных мероприятий - и странностей, вероятно, никаких не было незадолго до того дня.
Либо он так был увлечен своим разводом, что банально их не заметил - и тут не смею осуждать.
- Твои коллеги тоже ничего такого не замечали.

Мне ничего не стоит дернуть его сейчас за плечо и от всей души врезать кулаком по носу; более того, я настолько хочу это сделать, что воображение так ярко моделирует в голове эту сцену, затмевая все остальные реальные и не очень образы. Эндрю может взять себе приз: настолько выбесить меня за несколько минут давно никому не удавалось.
Однако я продолжаю неподвижно стоять и буравить его взглядом так же, как боль буравит дырки в моей голове.

Я знаю, что ему тоже больно.
Сделай я или он шаг навстречу другому - станет еще хуже.
Во мне просыпается нездоровый интерес: попытается он что-то сделать или нет? Тяга убиться об него все еще поддерживает свою активность в моем подсознании, но уж на несколько минут я переборю самого себя.

- И да, возможно, тебя кое-что утешит.
Ливингстон больше не Бог в своем мире, где ему можно было делать все, что угодно - постоянный перезапуск позволяет не думать о последствиях вообще.
В том-то и разница.
Я думаю о них на каждом шагу, даже сейчас, понимая, что ситуация может разыграться не в мою пользу - и кто может быстро указать моим коллегам на убийцу.
- Скорая тогда не успела.

Потому что я не просто ловлю галлюцинации из цикла Ливингстона.
Я их, черт бы все это побрал, вспоминаю.

Отредактировано Rem Gilchrist (2020-03-21 08:52:59)

Разгневанное выражение лица Эндрю делает мне очень хо
ро
шо.
Во-первых, до него, кажется, доходит, что мой чистый энтузиазм идущий вкупе с личным риском так-то вполне конечен - и иллюзия контроля ситуации исключительно с его стороны, наконец, спадает.
(для нас двоих)
Прийти ко мне домой, на мою территорию, и быть уверенным, что все будет идти по его сценарию - вершина самоуверенности, которая спокойно объясняется недавно пережитой аномалией, где в один момент начать подстраивать повторяющиеся события под себя не составляет труда.
Однако сегодня четырнадцатое марта, и завтра Эндрю увидит на экране своего телефона число пятнадцать.
А послезавтра шестнадцать.
А после-послезавтра...

Во-вторых, он, наконец, говорит по делу. Имя мальчишки мне ни о чем не говорит, хотя связи я пока не улавливаю, но память уже фиксирует этот факт.
Ура, не прошло и полмесяца, как Ливингстон прекратил строить из себя человека-разгадай-меня-я-шарада.

Все в моей голове тут же переворачивается по мере резкого приближения Эндрю ко мне, от боли темнеет в глазах, я рефлекторно отступаю назад, но все происходит слишком спонтанно и неуклюже - схваченную руку я дергаю на себя, но Ливингстон держит крепко.

Занимательный факт, который я выношу из последних секунд: едва мы начинаем идти по уже устоявшемуся сценарию, мое самочувствие резко приходит в норму - исчезает ощущение выдавливаемых изнутри глаз и выдираемых через десны лицевых нервов.

Занимательный факт, выясненный из всех всплывших сцен за седьмое февраля: я никогда не бил первым, если только не приходилось действовать на опережение - непрофессионально, абсурдно с точки зрения современных тенденций критиковать Инквизицию из каждого утюга, хотя редко наказуемо для нас самих.
Однако я не могу назвать ни одного инквизитора, который захочет создавать себе проблем на ровном месте.

Так вот, сегодняшний день кажется мне вполне удачным для начала перемен - и для исполнения своих маленьких капризов.

От всей души
от всей ненависти, злости, негодования, паники и желания поставить Ливингстона на место
от всех тех эмоций, которые возникали с каждой моей смертью и которые давят на меня до сих пор
я со всей силы бью его крепко сжатым кулаком по лицу - и давлюсь воздухом сам.

ТВОЮ МАТЬ.
Что-то следом взрывается в моей голове.
Я отшатываюсь к стене, хватаясь за виски, и с трудом проглатываю тошнотворный ком.

Мое хваленное самообладание прекращает держать оборону.
И тебе, сука, это не понравится.

Одна боль замещается другой - от удара из глаз сыпятся искры, а рот наполняется кровью. Сквозь шум в ушах до меня долетают обрывистые фразы откуда-то извне; вокруг меня будто купол, лишающий меня связи с действительностью. Ливингстон близко, и нечто будто жрет содержимое моей головы по чайной ложечке - медленно, неторопливо, бесцеремонно отрывая куски серого вещества от общей массы.
А потом меня складывает пополам.

Попытки вдохнуть тщетны. Рефлекторно я хватаюсь за стенку, когда сползаю по ней ниже, чтобы не обвалиться совсем безвольным мешком - дополнительно помогает подготовка, что не отменяет ощущения будто меня только что опустили в мясорубку.
Одновременно с воздухом из легких из моей головы вылетают все внятные мысли. Что-то отдает в стенки черепной коробки ритмичной пульсацией, совпадающей с учащенным сердцебиением, и едва боль становится чуть терпимой, у меня получается сделать короткий вдох - после я распрямляюсь и с третьей попытки сглатываю рвотный позыв.

Пространство вокруг сужается до пределов моего поля зрения, края стоящей перед глазами картинки размываются будто кто-то расположил передо мной толстое выпуклое стекло. Скосив взгляд
(смазанные границы следуют ровно за моими зрачками)
я вижу свою цель возле окна - и если несколько минут назад я хотел попросту сдать его своим коллегам, то сейчас во мне не наблюдается больше ни капли великодушия.

Взращенный годами Академии, позже деформированной пятнадцатью годами работы разум начинает действовать по протоколу - и вкупе с получившей полную свободу яростью лишает меня всякой мотивации попридержать коней.
Боль никуда не девается, но и не становится теперь препятствием: для меня необходимость перебарывать её не является чем-то из ряда вон выходящим.
Как и убивать.

Видит Бог, я пытался действовать разумно, рационально и не идти на поводу эмоций до последнего удара по чужой челюсти в жалкой попытке заставить его отойти от меня подальше.
Что же, Эндрю Ливингстон выиграл, наконец, возможность познать на себе все прелести обширных и законных методов допроса Инквизиции, особенно когда дело касается упрямых кретинов.

(другой вопрос, что мне от него нахер ничего не нужно)
(сюрприз, блядь)

В моем доме не так уж много мебели, но и этого более чем достаточно. Металлические ножки табуретки скользят во взмокших ладонях, когда я наношу бесцельный удар по Ливингстону и тут же отбрасываю её от себя. Двигаюсь я резко, на тяге ответной ярости и желания покончить с этим прямо сейчас, пока боль буквально клокочет во мне, в моей голове, жрет меня и..

Короткая подсечка выходит неуклюжей, но вполне эффективной - мне не нужно удерживать равновесие самому, достаточно навалиться всем весом и упереться коленом в чужую спину, прежде чем я хватаюсь за чужие волосы и с размаху бью Эндрю головой об пол. В ушах раздается треск - возможно, не выдержало мое пальто.
Возможно, чей-то позвоночник.

(судя по сползшему рукаву, все-таки пальто, но это я замечаю намного позже)

Дуло пистолета упирается в шею под его ухом, для большей убедительности я резким движением стучусь к соседям снизу в пол еще раз.
Мне становится очень весело, несмотря на застилающую все вокруг агонию.

- Ты думаешь, я без тебя не справлюсь? - Мой тон больше бы подошел для разговора с непутевым ребенком, который обосрался, но не желает этого признавать.
Все это одновременно кажется неправильным и.. вполне естественным, потому что моя действительность тоже начинает упорядочиваться. Вот теперь я давлю пальцем на курок - так, для уверенности в себе.

(ливингстону стоило бы узнать - или учесть - что моя мамаша была той еще ебучей истеричкой)
(угадайте, чьих генов во мне ровно половина)
(кстати, все еще хуй знает, насколько мой папаша был адекватен)

- И я не вижу ни одной причины не убить тебя прямо, блядь, сейчас, мудила ты сраная, - шиплю я, надавив пистолетом на сонную артерию сильнее - и мне за это ничего не будет: нападение на инквизитора, угроза, покушение на убийство. Что? Не было такого?
Трупы, кажется, все еще не способны выступать в собственную защиту.

Стук в дверь заставляет меня задержать дыхание, что тут же дает сполна прочувствовать всю навалившуюся боль и заставляет сморщиться - крепкую хватку и пистолет я все-таки удерживаю.
- Мистер Гилкрист, у вас все в порядке? Мне вызвать полицию? - Из подъезда доносится живущей по соседству миссис Пэм - разменявшая девятый десяток старушка отличается вполне похвальной бодростью и усидчивостью, на редкость не пытается скрыться из моего поля зрения и даже регулярно интересуется моим самочувствием.
Отдельной симпатии она заслуживает хотя бы тем, что ни разу даже отдаленно не упоминала Нисбет, с которой активно поддерживала общение, пока мы жили вместе.

Наши с Эндрю взгляды пересекаются, я непроизвольно ухмыляюсь и чувствую, как кровь продолжает сочиться через мои десна. Воспоминания о Лисбет не играют ему сейчас на руку совсем.
Верить в то, что ружье на стене рано или поздно не выстрелит, потому что до него никому не было дела в предыдущем сценарии, крайне опрометчиво.

- Не дергайся и без звука, - прижав его голову сильнее к полу, предупреждаю и выдыхаю. - Одно движение, Ливингстон, ей богу, я найду, что тебе прострелить, пока не доберусь до твоей башки.
Предположительно, я могу сдохнуть следом, но так уж вышло, мне абсолютно нечего терять.
А уж миссис Пэм достаточно умна, чтобы дожить остаток своих дней в целости и сохранности, а не в попытках вмешаться в инквизиторские дела.